Отказы обвиняемых подписывать документы фиксировались соответствующим образом (в конце протокола допроса, в специальном протоколе или акте) и заверялись подписями следователей, осуществлявших допрос, и некоторых других официальных лиц1. Создается впечатление, что перед следователями и не стояла задача получить обвинительные признания подследственных. Об этом ничего не говорится и в приказе № 00447.
Встречаются случаи, когда обвиняемых допрашивали дважды2. Повторные допросы обвиняемых осуществлялись, в частности когда аресты и первые допросы прошли до принятия приказа № 00447. Таким образом, часть дел, которые находились в производстве с конца июля 1937 г., органы госбезопасности пустили потом в ход уже в рамках новой кампании, проведя дополнительные допросы после 5 августа 1937 г. Иногда это делалось в упрощенном порядке, как в случае с Абрамовым И. И. Первый допрос обвиняемого был произведен 28 июля 1937 г., позже на обороте последнего листа протокола допроса было зафиксировано несколько дополнительных вопросов к обвиняемому и записаны показания Абрамова И. И., что никакой вины за собой он не признает, и стоит подпись другого сотрудника — начальника Емелья-новского РО УНКВД Калининской области3. Иногда в таких случаях вместо дополнительных допросов в документах встречаются два обвинительных заключения. В качестве примера можно привести начатое 17 июля 1937 г. следственное дело Габлина Н. И. 31 июля 1937 г. было составлено обвинительное заключение, в соответствии с которым следственное дело Габлина Н. И. было направлено в 4-й отдел УГБ УНКВД по Калининской области «для заключения и передачи по подсудности». 13 сентября 1937 г. было составлено второе обвинительное заключение, по которому следственное дело Габлина Н. И. направлялось на рассмотрение тройки УНКВД по Калининской области. 20 сентября 1937 г. тройка приняла решение Габлина Н. И. расстрелять4.
Дело по обвинению Табакова Александра Антоновича // ТЦДНИ. Ф. 7849. Д. 20519-с. Л. 32; Дело по обвинению Евдокимова Федора Васильевича. 27.09.37-13.10.37 // Там же. Д. 21562-с. Л. 11; Дело по обвинению Егорова Григория Егоровича. 5.08.37-11.10.37 // Там же. Д. 21506-с. Л. 15; Дело по обвинению Жильцова Ивана Петровича. 21.12.37-29.12.37 // Там же. Д. 25604-с. Л. 13; Дело по обвинению Заводова Сергея Васильевича. 5.08.37-25.09.37 // Там же. Д. 20291-с. Л. 19; Дело по обвинению
Завьялова Назара Тимофеевича. 23.12.37-25.12.37 // Там же. Д. 21679-с. Л. 23.
2
Дело по обвинению Агафонова Ивана Агафоновича. 5.08.37 // Там же. Д. 21539-с.
о
Дело по обвинению Агеева Федора Агеевича. 30.07.37-10.08.37 // Там же. Д. 22907-с. Л. 16, 18; Дело по обвинению Абрамова Ивана Абрамовича. 28.07.37-Ю.08.37 // Там же. Д. 21541-с. Л. 8.
4 Дело по обвинению Габлина Никиты Ивановича по ст. 58 п. 10 УК РСФСР. 17.07.37-28.07.37 // Там же. Д. 21588-с. Л. 24, 26-27.
167
В протоколах допросов обвиняемых встречаются случаи, когда обвиняемые не только все отрицают и отказываются подписывать документы, но и пытаются объяснить свою позицию, которую, по их мнению, свидетели неправильно поняли. Так, обвиняемый Табаков А. А., которому вменяли в вину пораженческие настроения, на допросе пояснял, что он часто читал газеты, которые вывешивались рядом с колхозной конторой, и вел разговоры о войне в присутствии некоторых колхозников, которым объяснял, что если на Советский Союз нападет одна Германия, то победа Советского Союза будет обеспечена, а если на него нападет ряд капиталистических стран, то СССР потерпит поражение. Таким образом, он не считал свои настроения пораженческими и продолжал их отстаивать1. Можно привести аналогичный пример из следственного дела Цапурина С. П., который отвечал следователю, что в одном из разговоров он действительно сказал, что, «говорят, на Украине не стали пахать и сеять, и там будто бы умерло с голода несколько миллионов человек, так надо бы работать — и больше я ничего по этому вопросу не говорил, и в этом, я считаю, ничего антисоветского нет». Цапурин С. П. четко проговаривал слова, которые ему зачитывал следователь из свидетельских показаний, и отказывался от них: «антисоветского высказывания с моей стороны со словами — хотя бы скорее была бы война и т. д. — я не говорил, и это не признаю», «я никогда не говорил слов о том, что в колхозе замучали на работе, все берут в государство и т. д.»2 Харчевников Н. Г. так пояснял свою позицию: «С бывшими кулаками в редких случаях встречался. Разговоры вели на разные темы: о хозяйстве, о колхозном строе, были разговоры и о трудностях жизни, — но это я вел исключительно в кругу своих людей, не вынося эти разговоры в массу колхозников». И лишь в конце допроса Харчевников Н. Г. частично согласился с предъявляемым ему обвинением — целенаправленным сбором серебряной монеты советского образца (около одного пуда): «Да, сейчас сознаюсь, что, собирая серебряную валюту, я подрывал мощь СССР и нарушал вращение денег». Следствием это рассматривалось как частичное признание вины3.
В тех случаях, когда первый вопрос следователя к обвиняемому ставился обобщенно: «Расскажите, чем вы занимались до революции, за что вы были раскулачены и высланы в 1931 г., как жили после возвращения из ссылки?» — в протоколах допросов встречаются достаточно подробные ответы о жизни арестованных и их семей в первые
1 Дело по обвинению Табакова Александра Антоновича // ТЦДНИ. Ф. 7849. Д. 20519-с. Л. 30.
2 Дело по обвинению Цапурина Семена Панфиловича Нерльского района Калининской области // Там же. Д. 21563-с. Л. 5-6.
3 Дело по обвинению гражданина Харчевникова Николая Григорьевича. 8.08.37-11.08.37 //Тамже. Д. 21502-с. Л. 12-14.
168
двадцать лет советской власти, видно, как особенно сильно менялась их жизнь после раскулачивания и высылки, как полностью нарушался традиционный жизненный уклад, люди теряли практически все привычные доходы1. Некоторые семьи разваливались из-за ареста главы семейства, имели место разводы, детей отдавали родственникам; другие — наоборот, держались вместе, глава семьи после отбытия наказания и возвращения, как правило, для поддержки семьи искал заработки на стороне, там, где его мало знали или не знали вообще — в других селениях и городах, одновременно желая скрыться от властей. Но в целом из протоколов допросов обвиняемых видно, что люди держались достойно. В протоколах также встречается информация о взаимоотношениях между знакомыми, односельчанами. Так, Кабанов Н. П., рассказывая на допросе об аресте 1919 г. за скупку краденой мануфактуры, отмечает, что был освобожден благодаря знакомству с работником местной ЧК из деревни Мышкино2.
Протоколы допросов свидетелей
Следующую группу документов следственных дел составляют протоколы допросов свидетелей, в качестве которых, как правило, выступали крестьяне-середняки, а также активисты советской и колхозной работы, в основном беспартийные. Перечислим их должности и занятия: колхозники, председатели колхозов, председатели сельсоветов, члены правлений колхозов, бригадиры, зав. складами, кладовщики, счетоводы колхозов, избачи, заведующие различных районных отделов, начальник пожарной охраны поселка, сапожник, каменщик. В качестве свидетелей привлекались и те, кто лично был связан с обвиняемыми в прошлые годы, например, работал в их хозяйствах, мог иметь различного рода обиды на них. Некоторые свидетели выступали сразу по нескольким делам, при этом в один день их могли подвергать допросам неоднократно. Так было со свидетелем по делу Двоешкина А. Ф., который одновременно являлся свидетелем по делу Птичкина П. С, при этом информация из его показаний по делу Птичкина П. С. использовалась против Двоешкина А. Ф.3
Практически всем свидетелям следователи задавали одинаковые вопросы, допуская лишь незначительные вариации в их формулировке: «Что вам известно о социальном происхождении обвиняемого
1 Дело по обвинению Забелина Василия Антоновича. 19.08.37 — 31.08.37 // ТЦДНИ. Ф. 7849. Д. 21302. Л. 5.
2 Дело на Кабанова Николая Петровича. Деревня Чурилово того же сельсовета Овинищенского района. 14.11.37-20.11.37 // Там же. Д. 21739-с. Л. 6.
3 Дело по обвинению Двоешкина А. Ф. 11.08.37-17.08.37 // Там же. Д. 21263-с. Л. 10,14.
169
и чем он занимается в настоящее время?»; «Введет ли обвиняемый контрреволюционную агитацию среди колхозников?»; «Знаете ли обвиняемого и какие у вас с ним взаимоотношения?»; «Какие факты контрреволюционной и антисоветской деятельности со стороны обвиняемого вам известны?»; «Кто может подтвердить факты антисоветской деятельности обвиняемого, о которых вы говорили?». И на эти определенной направленности вопросы давались соответствующие конкретные ответы. Свидетели давали экономические характеристики хозяйств обвиняемых зачастую в мельчайших подробностях, практически как в справках сельсоветов и анкетах арестованных. В качестве вины арестованным вменяли следующее: настроения против советской власти и партии, недовольство колхозным строем, призывы не принимать участия в выборах, неучастие в общих собраниях, спекуляция, агитация против выполнения государственных обязательств, антизаймовая агитация, угрозы в адрес работников Советов, поддержка церкви, попытки вернуть прежнюю собственность (дом, сад, хозяйство), восхваление политики Троцкого, антисталинские и пораженческие настроения, спаивание представителей местной власти, участие в антисоветских выступлениях в первые годы советской власти (например, «в савинковском кулацко-эсеровском восстании» 1918 г. в Чамеровской волости Весьегонского уезда) и т.д.1 Одному из обвиняемых вменялась скрытость поведения, замкнутость, необщительность, стремление на людях показать себя лучше, чем есть на самом деле, т. е. ведение скрытой антисоветской агитации2.
Некоторые свидетели давали не только обвинительные показания против подследственных, но и называли тех, кто может подтвердить их слова. В частности Габлин Г. С, допрашиваемый в качестве свидетеля по делу Габлина Н. И., сказал, что антисоветские высказывания Габлина Н. И. слышали помимо него еще несколько колхозников, но он помнит только Брызгана К. Ф., который через
1 Дело по обвинению Абакшина Василия Васильевича. 18.12.37-26.12.37 // ТЦДНИ. Ф. 7849. Д. 24186-с. Л. 10,13; Дело по обвинению Агафонова Ивана Агафоновича. 5.08.37 // Там же. Д. 21539-с. Л. 11; Дело по обвинению Агеева Федора Агеевича. 30.07.37-10.08.37 // Там же. Д. 22907-с. Л. 8; Дело по обвинению Габлина Никиты Ивановича. 17.07.37-28.07.37 // Там же. Д. 21588-с. Л. 20, 22; Дело на Кабанова Николая Петровича, деревня Чурилово того же сельсовета Овинищенского района. 14.11.37-20.11.37 // Там же. Д. 21739-с. Л. 10; Дело по обвинению Иванова Дормидонта Леоно-вича. 17.11.37-26.11.37 // Там же. Д. 22973-с. Л. 13; Дело по обвинению Иванова Михаила Андреевича. 21.09.37-29.09.37 // Там же. Д. 25665-с. Л. 17; Дело по обвинению Козырева Ивана Минаевича. 22.12.37-28.12.37 // Там же. Д. 25632-с. Л. 12.
2 Дело по обвинению гражданина села Семеновское Левушинского сельсовета Кашинского района Калининской области Железнова Алексея Александровича // Там же. Д. 20381 -с. Л. 5, 7,9,11.
170
несколько дней также был привлечен к следствию в качестве свидетеля по делу Габлина Н. И.1
Не все свидетели давали обвинительные показания, и это нашло отражение в протоколах их допросов. Так, Юрасов В. П., работавший плотником в Лихославле, на вопрос, какие ему известны факты контрреволюционной и антисоветской деятельности Аболихина, ответил, что ему такие факты неизвестны, что ему никто и ничего об этом не говорил, хотя с 1933 г. по 1936 г. он работал председателем колхоза. Он также подтвердил, что не является родственником Аболихина, т. е. не намерен его защищать без причины2. Аналогично, хотя и более осторожно, вел себя на следствии колхозник колхоза «Крестьянин» Брызган К. Ф., выступавший свидетелем по делу Габлина Н. И., который сказал, что никогда не слышал антисоветских высказываний со стороны обвиняемого, хотя тот на такие высказывания и способен. В некоторых показаниях свидетелей прослеживается попытка представить высказывания обвиняемых не как контрреволюционные, а как непонимание ими сути обсуждаемого вопроса. В частности бригадир колхоза «Крестьянин» Габлин И. С, выступавший свидетелем по делу Габлина Н. И., говорил, что, когда была выпущена новая сталинская Конституция, Габлин Н. И. считал, что теперь можно говорить что хочешь даже против существующего строя. Габлин И. С. пытался разъяснить Габлину Н. И., что при новой Конституции бдительность должна быть еще большей и тех, кто будет выступать против существующего строя, наказывать будут еще строже3. Конечно же, следствие не обращало внимания на такие показания при вынесении решения по делу.
В некоторых случаях, когда свидетелей по одному и тому же делу допрашивал один оперуполномоченный, который сам вел протокол, можно встретить совершенно одинаковые показания, принадлежавшие разным людям. Так, в следственном деле Баккиса Роберта Ивановича полностью совпадают, вплоть до написания, показания Мотонова К. Ф. и Климова И. М.: «В июле м-це с. г. Боккес (вместо Баккис. — И. С.) в пос. Старая Торопа около столовой СПО (сельское потребительское общество. — И. С), будучи в пьяном виде, в к-р (контрреволюционной. — И. С.) похабной оскорбительной форме высказывался по адресу вождей ВКП(б) и советского правительства»4.
1 Дело по обвинению Габлина Никиты Ивановича по ст. 58 п. 10 УК РСФСР.
17.07.37-28.07.37 //ТЦДНИ.Ф. 7849. Д. 21588-с. Л. 13. 2
Дело по обвинению Аболихина Василия Кузьмича. 22.12.37-24.12.37 // Там же.
Д- 21729-с. Л. 11.
3
Дело по обвинению Габлина Никиты Ивановича по ст. 58 п. 10 УК РСФСР. 17.07.37-28.07.37 // Там же. Д. 21588-с. Л. 17, 22.
Дело по обвинению Баккиса Роберта Ивановича. 23.12.37 — [...] декабрь 1937 // Там же. Д. 24062-с. Л. 8-9.
171
Оба свидетеля допрашивались 24 декабря 1937 г., в то время как обвиняемого Баккиса И. Р. допрашивали на следующий день, 25 декабря, при этом оперуполномоченный задавал ему вопросы в формулировках высказываний, зафиксированных в протоколах допросов свидетелей1.
Иногда практически полное совпадение текстов показаний свидетелей встречается и тогда, когда их допрашивали разные следователи. Так, в протоколе допроса председателя Дельского сельсовета Карасова А. А. от 29 декабря 1937 г. по делу Барина М. И. значится: «Помню в 1934 г. летом он говорил: В колхозе заставляют работать день и ночь, там все чувствуют себя подневольными. Все свое имущество отдали в колхоз и теперь им уже не пользоваться. Все, что сдано в колхоз, пропадет прахом.
В марте или апреле сего года говорил: Раскулачили нас, оставили без средств к существованию. Власть довела до того, что сидим все голодные, даже картошки и то нет»2. В протоколе допроса председателя колхоза имени Буденного Дубинина В. С. от 30 декабря 1937 г. по делу Барина М. И. находим: «Для меня известно, что летом в 1934 г. Варин М. И. говорил: В колхозе заставляют работать день и ночь, имущество все отдай в колхоз и больше его не увидишь, в колхозе работают подневольно, в колхоз входить не надо.
В марте или апреле сего года говорил: Раскулачили нас, оставили без средств к существованию. Власть нас довела до того, что все сидим голодные, а хлеб Советская власть отправляет испанцам»3.
Анализируя данные тексты, вполне можно предположить, что следователи могли заполнять протоколы допросов свиделей по своему усмотрению либо переписывать показания из одного протокола в другой, пользуясь малограмотностью свидетелей, которые не могли заметить или не обращали внимания на неточности в протоколе. Опираясь на протоколы повторных допросов свидетелей по делам периода Большого террора, проводившихся во второй половине 1950-х гг., можно предположить, что были случаи, когда протоколы допросов свидетелей в 1937-1938 гг. заполнялись следователями без их вызова на допрос, хотя подписи свидетелей в протоколах есть4. Также можно предположить, что некоторые свидетели (председатели сельсоветов, председатели колхозов, бригадиры и др.), которым по должности часто приходилось выступать с обвинительными
1 Дело по обвинению Баккиса Роберта Ивановича. 23.12.37 - [...] декабрь 1937 // ТЦДНИ. Ф. 7849. Д. 24062-с. Л. 6.
2 Дело по обвинению Барина Михаила Ивановича. 21.12.37 // Там же. Д. 23085-с. Л. 14.
3 Там же. Л. 16.
4 Дело по обвинению гр. Козлова Петра Дементьевича // Там же. Д. 6035-с. Л. 25-26.
172
показаниями, могли договариваться друг с другом об их содержании. Некоторые следователи или другие работники органов НКВД, видимо, подвергали протоколы свидетелей корректировке, особенно в тех случаях, когда обвинения в адрес арестованного звучали не очень убедительно. Так, в конце протокола допроса в качестве свидетеля по делу Железнова А. А. председателя сельсовета Одинцова Г. А. позже, другими чернилами и более убористым почерком, была внесена запись к словам Одинцова Г. А.: «[...] что неоднократно мне самому приходилось слышать». При этом в протоколах допросов еще двух свидетелей по этому же делу показания против обвиняемого выглядят столь же голословными, как и показания Одинцова Г. А. Вот Ма-курин А. А. говорит о Железнове А. А.: «Меня он всегда сторонился, считая доносчиком на него» (следовательно, с Макуриным А. А. Железное А. А. откровенно не разговаривал), а Гусев И. M. на предложение следователя: «Назовите конкретные факты антисоветской агитации со стороны Железнова» отвечает: «Лично я от Железнова антисоветской агитации не слышал». Вполне возможно, что именно эти обстоятельства подтолкнули следствие к внесению дополнения в протокол допроса свидетеля Одинцова Г. А., о котором говорилось выше1. Вместе с тем встречаются протоколы допросов свидетелей, в которых четко прописано со слов допрашиваемых: «привожу факты»; «могу назвать следующие факты антисоветских высказываний обвиняемого» и т. д.2
Однако мы не можем сказать такое буквально обо всех протоколах допросов свидетелей. Некоторые следователи подходили к ведению протоколов достаточно тщательно, придерживаясь определенных правил даже в условиях Большого террора или создавали видимость этого. Так, при допросе свидетеля Малолеткова И. В. по делу Двоешкина А. Ф. следователь допускает в протоколе два исправления и оба заверяет на полях. При этом во втором случае при замене одного слова другим смысл фразы кардинально не меняется3.
В протоколах допросов свидетелей встречаются ошибки, которые, видимо, свидетельствуют о спешке и невнимательности сотрудников органов госбезопасности, которые их вели. Из следственного дела Агеева Федора Агеевича, например, видно, что еще до его ареста был допрошен один из свидетелей по будущему делу. В ходе допроса сле
1 Дело по обвинению гражданина села Семеновское Левушинского сельсовета Кашинского района Калининской области Железнова Алексея Александровича //
ТЦДНИ. Ф. 7849. Д. 20381-с. Л. 7,9, 11.
2
Дело по обвинению Цапурина Семена Панфиловича Нерльского района Калининской области // Там же. Д. 21563-с. Л. 8, 10.
Дело по обвинению Двоешкина Александра Филипповича. 11.08.37-17.08.37 // Там же. Д.21263-С.Л. 10-11.
173
дователь, задавая свидетелю вопрос о фигуранте, путает его фамилию, называя его Агеенковым Ф. А. Называет Агеева Агеенковым и свидетель, и это вполне может говорить о том, что свидетель недостаточно хорошо знал человека, о котором давал обвинительные показания'.
Достаточно часто встречаются случаи, когда свидетелей допрашивали раньше, чем обвиняемых, используя потом их показания при допросах обвиняемых2. Так, четырех свидетелей по делу Табакова А. А. допрашивали с 25 по 29 августа 1937 г. Допрос всех свидетелей велся одним и тем же сотрудником Бежецкого РО НКВД, и показания их очень похожи. Ордер на арест Табакова А. А. был получен 20 сентября 1937 г., а допросы его были осуществлены 24 и 27 сентября 1937 г. — через месяц после допросов свидетелей. При этом материалы допросов свидетелей использовались при допросе обвиняемого. В таких случаях показания свидетелей фактически выполняли функцию доносов3. Можно привести еще пример. В ходе допроса одного из свидетелей следователь использует обращение «товарищ», что встречается крайне редко в следственных документах, самое распространенное обращение в них — «гражданин». Думается, что обращение «товарищ» в данном случае вполне может свидетельствовать о наличии у органов определенных контактов с данным человеком4.
Документы обвинения и исполнения наказания
Обвинительные заключения очень короткие, в них в сжатой форме группируются сведения компрометирующего характера на обвиняемого из всех документов следственного дела, но чаще всего из протоколов допросов свидетелей, справок сельсоветов, характеристик обвиняемых, анкет арестованных. Их составляли следователи, которые вели дела; видимо, именно они выделяли подчеркиванием компрометирующие обвиняемых факты. За редким исключением, в обвинительных заключениях констатируется, что обвиняемые своей вины не признают, но она в полной мере доказывается показаниями свидетелей. Иногда допускались ошибки и в обвинительных заключениях. Так, обвинительное заключение по делу Евдокимова С. Е.
1 Дело по обвинению Агеева Федора Агеевича. 30.07.37-10.08.37 // ТЦДНИ. Ф. 7849. Д. 22907-с. Л. 6.
2 Дело по обвинению Евдокимова Семена Евдокимовича. 13.08.37-31.08.37 // Там же. Д. 21329-с. Л. 6, 8, 10; Дело по обвинению Колосова Арсения Николаевича. 7.08.37-11.09.37//Там же. Д. 21423-с. Л. 7,9; Дело по обвинению Михайлова Григория Фомича. 28.09.37-29.10.37 // Там же. Д. 20372-с. Л. 6, 10.
3 Дело по обвинению Табакова Александра Антоновича // Там же. Д. 20519-с. Л. 16-24, 28,31.
4 Дело по обвинению гражданина Харчевникова Николая Григорьевича. 8.08.37-11.08.37 // Там же. Д. 21502-с. Л. 1.
174
было датировано 26 августа 1937 г., в то время как допрос одного из свидетелей проходил 27 августа, а допрос обвиняемого — 28 августа 1937 г.1 Конечно, это могла быть и ошибка, но это может свидетельствовать в какой-то мере и о том, что иногда обвинительные заключения готовились заранее, до окончания следствия.
По окончании следствия дело передавалось на расмотрение тройке УНКВД по Калининской области. Выписки из протоколов тройки практически полностью повторяли, хотя и в более сжатой форме, текст обвинительных заключений. Затем следовало постановление. Во всех изученных следственных делах тройка принимала постановление: расстрелять. Исполнения постановлений тройки фиксировались выписками из актов. В ходе работы со следственными делами бывших кулаков встретилось одно дело, в котором отсутствует выписка из акта об исполнении постановления тройки УНКВД по Калининской области2.
3. Следственные дела бывших кулаков как исторический источник
Итак, анализ следственных дел бывших кулаков показывает, что они являются важным и одним из наиболее доступных источников для изучения такого явления, как Большой террор в СССР. При работе со следственными делами встречаются свидетельства того, что отдельные документы или их части (в значительной мере протоколы допросов свидетелей) могли корректироваться следователями, которые вели допросы и протоколировали их, либо показания свидетелей могли предварительно режиссироваться. Вместе с тем протоколы допросов свидетелей содержат информацию, в которой следствие не было заинтересовано (факты, не только не подтверждающие вину арестованных, но и в какой-то мере опровергающие ее), что вполне может свидетельствовать о фиксировании в протоколах допросов в том числе и реальных показаний независимых свидетелей. Таким образом, на наш взгляд, нельзя однозначно сказать, что все следственные дела являются документами, подвергавшимися тотальной корректировке и фальсификации. Они должны вовлекаться в исследовательский процесс при использовании соответствующих методов работы с ними.
Материалы следственных дел бывших кулаков — помимо информации о масштабах Большого террора, методах ведения следствия
Дело по обвинению Евдокимова Семена Евдокимовича. 13.08.37-31.08.37 // ТЦДНИ. Ф. 7849. Д. 21329-с. Л. 12.
Дело по обвинению Цапурина Семена Панфиловича Нерльского района Калининской области // Там же. Д. 21563-с.
175
против одной из целевых групп приказа № 00447, роли, которую играли местные органы власти в ходе следствия, о восприятии политики власти частью населения — в какой-то мере свидетельствуют о взаимоотношениях внутри крестьянского мира и крестьянской семьи в момент их разрушения. Данные о том, что приходилось переживать крестьянским семьям, как они выживали в трудных ситуациях, можно почерпнуть из протоколов допросов обвиняемых: семьи зажиточных крестьян лишались хозяйства, дома, скарба, средств к существованию; невысланные члены раскулаченных семей либо вступали в колхозы, либо искали заработка в других местностях, стремились скрыться в городах. Так же поступали вернувшиеся из ссылки главы репрессированных семей. В такой ситуации люди могли расчитывать только на себя и на поддержку родственников и близких. Материалы следственных дел свидетельствуют, что некоторые родственники пытались узнать о судьбе дорогих им людей и в конце 1930-х гг., и на рубеже 1950-1960-х гг., а также на рубеже 1980-1990-х гг. Показания свидетелей, несмотря на их тенденциозность (из-за страха подвергнуться аресту, желания свести личные счеты с обвиняемыми) и возможную фальсификацию со стороны следствия; в определенной мере несут информацию о взаимоотношениях в деревне: зажиточные были у всех на виду, отношение к ним в целом было недоброжелательным, хотя и не все свидетели давали обвинительные показания против них; в деревне существовало напряжение, разжигаемое властью.
Вместе с тем необходимо отметить, что информативная насыщенность следственных дел неодинакова. Следственные дела бывших кулаков периода Большого террора, несмотря на их тенденциозность, субъективизированность, фальсифицированность и информационную ограниченность, являются памятниками культуры своего времени, в силу чего они несут объективную информацию о своем происхождении и о времени, которому принадлежат. Для проверки подлинности информации следственных дел их необходимо использовать в комплексе с другими источниками: официальными документами, статистикой, периодической печатью, материалами личного происхождения.
РАБОЧИЕ И СЛУЖАЩИЕ
А. Н. Кабацков (Пермь)
РЕПРЕССИИ 1937-1938 гг. ПРОТИВ РАБОЧИХ ПРИКАМЬЯ СВЕРДЛОВСКОЙ ОБЛАСТИ В РАМКАХ ПРИКАЗА № 00447
На основании изучения 63 архивно-следственных дел1, находящихся в Государственном общественно-политическом архиве Пермской области (ГОПАПО), выявлены характерные черты проведения массовой операции на территории современного Пермского края2 применительно к рабочим. При отборе следственных дел автор опирался на материалы, содержащиеся в базе данных ГОПАПО. Она включает сведения на 7 959 чел., репрессированных в ходе выполнения приказа № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и др. антисоветских элементов»3. Отбор дел в этой базе велся по одному признаку — репрессии, проводимые тройкой при УНКВД Свердловской области в 1937-1938 годах.
Обратим внимание на то, что в приказе № 00447 контингент, подлежащий репрессированию, не включает в себя рабочих. Указание, что часть антисоветских элементов осела в городах и проводит диверсии на заводах, вряд ли можно считать прямым обвинением рабочих
В конечном счете работа с материалами ГОПАПО позволила автору просмотреть следственные дела, содержащие информацию о репрессировании более 400 чел. из различных районов Прикамья (Пермского края).
2 Отметим, что в 1937-1938 гг. современный Пермский край был составной частью Свердловской области, поэтому местные районные и городские отделы НКВД согласно установленной иерархии подчинялись Управлению НКВД по Свердловской области.
3 База данных на репрессированных в Прикамье в 1937-1938 гг. была составлена ГОПАПО и включает в себя следующие сведения: фамилию, национальность, социальное положение арестованного, его профессию и место работы, место проживания до ареста, дату ареста и осуждения, обвинения при аресте и при осуждении, кем арестован и кем осужден, а также приговор и информацию о прекращении дела. Исходные данные этого массива были обработаны автором при помощи программы SPSS.
177
в социальной чуждости советской власти1. Тем не менее из осужденных в Прикамье в 1937-1938 гг. тройкой при УНКВД Свердловской области почти половина — 44,8 % (3 565 чел.) — по роду своей деятельности являются рабочими. Род занятий еще около 300 чел. можно определить так: скорее рабочий, чем крестьянин. Рассогласованность практики репрессий с текстом инициировавшего их документа весьма заметна и не может быть сведена к ошибкам местных следователей.
По нашему мнению, состав лиц, подвергшихся репрессиям, указывает на реальную социальную природу операции, говорит нам о ее действительной природе и направленности.
1. Источники исследования
Основным источником выступают документы из архивно-следственных дел, подготовленных работниками НКВД в 1937-1938 гг. В одном деле часто объединены материалы следствия на 5-10 чел., оформленных в ходе операции как «повстанческое отделение». В делах, состоящих из 3-4 томов, представлены следственные документы в отношении нескольких десятков человек.
Исследование архивно-следственных дел позволяет утверждать, что следователи НКВД использовали социальные достижения и жизненные коллизии арестованных как набор деталей, из которых происходило конструирование обвинительного заключения в диверсионной деятельности, участии в повстанческой контрреволюционной организации, шпионаже, на крайний случай — в антисоветской агитации. В связи с невозможностью установить какие-либо рамки следовательского произвола вряд ли стоит особенно доверять компрометирующим сведениям, внесенным следователем в анкету или протокол допроса арестованного.
Массовость арестов заставляла следователей работать на пределе сил. Кадров не хватало. Наверное, поэтому к проведению массовой операции по приказу № 00447 стали привлекаться «работники милиции и пожарной охраны и военнослужащие строевых частей НКВД»2. Они становились элементами конвейера по аресту—допросу—фальсификации дел на уральских рабочих, организованного в 1937-1938 гг. для выполнения новых и новых обязательств Свердловского УНКВД по репрессирова
1 См.: Оперативный приказ народного комиссара внутренних дел Союза ССР №00447 // Книга памяти жертв политических репрессий. Т. 1. Ульяновск, 1996. С. 766.
2 См.: Протокол допроса Гаврилова Г. Н. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 12141. Л. 63.
178
нию советских граждан1. Отсутствие опыта у таких следователей сказывалось на качестве оформления документов. Массовость арестов заставляла даже опытных работников НКВД допускать ошибки в оформлении дел на арестованных. В делах заметны рассогласованность даты ареста и допроса, отсутствие некоторых бумаг и т. п.
В целом можно сказать, что основными документами следственного дела были: постановление об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения (или два постановления — об избрании меры пресечения и о привлечении к следствию в качестве обвиняемого); ордер на производство обыска и арест граждан; протокол обыска; опись имущества арестованного; паспорт и другие удостоверения личности, а также фотокарточки, изъятые при обыске; анкета арестованного; его заявление о желании дать признательные показания; протокол допроса арестованного; протоколы допроса (или выписки из них) лиц, упоминавших подследственного в своих показаниях; протоколы очных ставок; обвинительное заключение; выписка из протокола заседания тройки при УНКВД Свердловской области. Иногда в деле встречались меморандумы секретных сотрудников НКВД, сообщавших своему куратору о настроениях среди рабочих или об антисоветских высказываниях отдельных лиц. Не всегда это касалось подследственных. Позже следственное дело пополнялось документами, свидетельствовавшими о дальнейшей судьбе осужденного: перепиской родственников с органами НКВД (МГБ), документами о реабилитации, справками об арестованном, направляемыми администрацией ИТЛ по запросу органов НКВД, и т. п.
Вышеперечисленный набор документов показывает разнообразие и масштабы документооборота при проведении репрессивной кампании по приказу № 00447. Исследователь истории описываемых репрессий, Марк Юнге, выдвигает гипотезу, что главным документом при осуждении арестованного по приказу № 00447 являлась «справка из сельсовета», составленная его председателем или секретарем. И уже на основе изложенных в справке сведений проводились и сами аресты, и дальнейшее оформление обвинения2. При анализе следст
В документах, вошедших в многотомный сборник «Трагедия советской деревни», есть подтверждения, что свердловское начальство постоянно просило центр о повышении лимитов по аресту и осуждению. В том же сборнике документов упоминаются запросы из Иркутска, из Ростова и т. д. См.: Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939. Документы и материалы: В 5 т. Т. 5: 1937-1939.
Кн. 1: 1937. М., 2004. С. 108-120.
2
Данная гипотеза отстаивалась М. Юнге на международной конференции «Сталинизм в советской провинции, 1937-1938. Массовая операция на основе приказа № 00447» (Москва. Германский исторический институт. 12-15 октября 2006 г.). См. по этому поводу статью Рольфа Биннера и Марка Юнге в настоящем сборнике «Справки сельсовета как фактор в осуждении крестьян».
179
венных дел репрессированных рабочих, осужденных тройкой при УНКВД Свердловской области в 1937-1938 гг. по приказу № 00447, невозможно выделить основного документа, ставшего импульсом для ареста или фундаментом обвинения. Ни одной справки из сельсоветов в изученных нами следственных делах обнаружено не было.
Более того, на основании материалов, имеющихся в следственных делах Пермского архива (ГОПАПО), сложно обнаружить какие бы то ни было свидетельства о том, что арест был следствием социальной деятельности репрессированных.
Даже анкету арестованного или протокол допроса сложно считать сколько-нибудь объективным фундаментом обвинения. Анкеты и протоколы написаны почерком следователя, иногда отпечатаны на машинке, подпись арестованного присутствовала не всегда. А позднейшие показания самих следователей, после ареста их в 1938-1939 гг., свидетельствуют о том, что арестованных принуждали к подписанию заранее приготовленных текстов самыми разными способами и методами, включая физическое принуждение1.
Следственное дело, касающееся большой группы арестованных, может содержать протоколы допроса арестованных в 1938-1940 гг. работников НКВД. Иногда их заменяет выписка, обычно составленная сотрудником КГБ СССР в 1955-1957 гг. по материалам протоколов допросов. В этих документах бывшие сотрудники НКВД, оправдываясь, рассказывали о методах ведения следствия и технологиях получения признательных показаний. Справки, так же как и протоколы допроса бывших работников НКВД, были выдержаны в разоблачительном стиле и характеризовали следствие 1937-1938 гг. как основанное на фальсификациях и принуждении.
Можно отметить следующую зависимость: чем больше была группа арестованных рабочих, оформленная как подразделение повстанческой организации, тем больше документов самого разного свойства хранится в деле, которое может насчитывать несколько томов. В одиночных следственных делах документов немного.
Наиболее полный набор документов, оформлявшихся при аресте, содержится в делах августа 1937 г., декабря 1937 г. и января 1938 г. Судя по предъявленным обвинениям, выписки из которых сохранились в следственных делах, в это время органы НКВД стали массово «разоблачать» среди арестованных инобазу: диверсантов, шпионов, разведчиков из сопредельных государств.
1 См.: Докладная записка о наличии искажения методов следствия, допускаемых сотрудниками Ворошиловского РО НКВД за 1937-1938 гг. 25 мая 1939 // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 7662. Л. 77-80; Справка по архивно-следственному делу № 796219 по обвинению Былкина В. И., Королева М. П. и др. в количестве 16 чел. 14 мая 1956 года //Там же. Д. 11957. Л. 101-105.
180
В ноябре 1937 г. в делах появляется масса написанных от руки личных заявлений арестованных на имя следователя с выражением желания дать признательные показания о контрреволюционной деятельности. Такое заявление имело стереотипную форму, оно в обязательном порядке содержало информацию о повстанческой организации: фамилию ее руководителя, вовлекшего заявителя в антисоветскую деятельность, и список остальных членов контрреволюционной группы. В это же время протоколы допросов начинают оформляться в виде машинописного текста, в котором могла быть, а могла и отсутствовать личная подпись арестованного.
2. Социально-политический статус рабочего и трудпоселенца в 1937 г.
Рабочие, в отличие от крестьян, в сталинскую эпоху считались основной опорой партии и советской власти. Рост численности этой категории происходил за счет бывших крестьян. А крестьяне считались подозрительным социальным классом. Так формировалась двойная система координат в идентификационной структуре советского общества. Вчерашний крестьянин или рабочий мог стать «кулаком», «сыном кулака», «подкулачником», «твердозаданцем»1, и тогда он автоматически входил в лагерь классовых врагов советской власти. Если же выходец из деревни определялся как «колхозник», то он получал статус с положительными идеологическими коннотациями. Таким образом, при оформлении личного дела арестованного следователь получал возможность сразу определить классовую «чуждость» рабочего, интерпретировав его сельское прошлое в системе негативных номинаций.
Особенно легко было сделать классовую реидентификацию в отношении «трудпоселенцев». К 1937 г. еще сохранялась двойственность их социального и правового положения. Они были насильственно высланы и прикреплены к заводу в ходе массовой кампании по раскулачиванию 1929-1930-х гг. И хотя по новой конституции, как казалось, по правовым основаниям они превращались в обычных граждан, представляется возможным утверждать, что фактического правового их освобождения не произошло. Вполне возможно, что это прошлое играло какую-то роль при их аресте. Но на технологии следствия, на обвинениях, на контрреволюционных связях, которые «обнаруживались» следователем, этого не отражалось. Отличий от рабочих обнаружить не удалось. Конечно, в обвинительных документах встречаются постоянно ссылки на трудпоселенческое прошлое
Речь идет о крепких хозяйствах, которые облагались наибольшим налогом, т. н. твердым заданием.
181
обвиняемого, а также указания на конкретную деятельность против партии и советской власти1.
Вместе с тем видеть в трудпоселенческом прошлом репрессированных рабочих генерализующие основания для включения этих людей в списки для арестов будет опрометчивым решением. Изучение архивно-следственных дел, проведенное автором, показывает, что репрессированные рабочие — это не только бывшие трудпоселенцы и выходцы из крестьян. Среди арестованных и осужденных рабочих встречаются выходцы из бедняков, из бедного крестьянства и даже из рабочей среды2.
Вероятнее всего, для следователя не был важным реальный социальный статус арестованного. В зависимости от конъюнктуры приказов он с одинаковой легкостью превращал рабочих в кулаков, а бедняков — в квалифицированных рабочих. Так, по документам дела И. Аюпов стал кулаком и работал электромонтером, чтобы без помех проводить диверсии на бумкомбинате3. В реальности И. Аюпов был ассенизатором на собственной лошади, грамоту знал мало, с трудом читал по-русски, поэтому не мог разобрать, что написал следователь в анкете и протоколе, да ему никто читать и не позволил. Статус профессионального рабочего в анкете Аюпова, как и все остальные показания, был сфабрикован следователем.
Подобные «ошибки» не были единичными. Поэтому изучение репрессий с опорой на классовую идеологию и буквальное понимание текста приказа № 00447 представляются автору стратегией, ведущей к ошибочным результатам4. Конечно же, органы НКВД в отчетах о выполнении приказа № 00447, направляемых в столицу, в отношении арестованных должны были использовать номинации «кулак», «уголовник», «контрреволюционный элемент». Это диктовали бюрократические правила оформления подобных отчетов. Они сформи
1 См.: Выписки из протоколов заседаний тройки при УНКВД Свердловской области // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 11641. Л. 107-112.
2 См.: Анкета арестованного // Там же. Ф. 543/2. On. 1. Д. 26824. Л. 4.; Протокол допроса Лукиных П. И. // Там же. Л. 6; Анкета арестованного 27.10.1937 г. Сидорова Степана Ивановича // Там же. Ф. 641/1. On. 1. Д. 12428. Л. 25; Обвинительное заключение // Там же. Л. 86.
3 Архивно-следственное дело Аюпова Идриса // Там же. Д. 14871. Л. 7.
4 Следует отметить, что такая авторская позиция сформировалась в результате многочисленных обсуждений материалов архивно-следственных дел, обнаруженных не только автором, но и его коллегами по реализации данного проекта в г. Перми. Сопоставление документов, собранных в следственных делах, хранящихся в фондах ГОПАПО и оформленных на крестьян, служащих, священников, партийных руководителей местными следователями в 1937-1938 гг., позволило считать приведенный тезис отражающим общую картину репрессий, развернутых органами НКВД для выполнения приказа № 00447.
182
решались задолго до изучаемой операции. Согласно этим неформальным правилам вчерашний большевик мог стать классовым врагом, и его уже следовало называть «троцкистом», «зиновьевцем» и т. п. Поэтому историки должны адекватно воспринимать документальное оформление репрессивных практик, представленное в виде отчетов, сводок и телеграмм, направлявшихся руководству Наркомата внутренних дел свердловскими начальниками УНКВД, и собственно механизмы, практики и техники осуществления операции.
Несмотря на недостатки, следственные дела позволили увидеть за сводками цифр о контрреволюционных организациях, разоблаченных НКВД, вполне реальные социальные группы, из которых состояло советское общество в эпоху 1930-х гг. И эти группы с трудом могли быть подогнаны под идеологически упрощенное мировоззрение. Отсюда и противоречивость между отчетами/сводками Наркомата внутренних дел и социальной структурой общества, вскрываемая историком, ведущим изучение первичных документов.
Роль приказа № 00447 в том, что документ придал импульс масштабной и весьма сложно организованной репрессивной кампании. Приказ обозначил рамки кампании. По стечению ли обстоятельств, а может, и по более рациональным основаниям, но для Свердловского УНКВД количественная разверстка проведенных арестов и вынесенных приговоров была самым основным показателем успешности операции.
Именно эти рассуждения позволяют автору утверждать: независимо от того, кем были репрессированные до прихода на завод, в 1937 г. они уже были настоящими рабочими с пяти- или шестилетним стажем. В бригадах и на участках они работали вместе с кадровыми и вольнонаемными рабочими. Даже бывшие трудпоселенцы к 1937 г. стали частью рабочего класса и по образу жизни, и по кругу общения, и по своему социально-экономическому положению.
3. Динамика арестов рабочих в 1937-1938 гг.
Зафиксированные даты арестов и осуждения репрессированных позволяют выделить некоторые ритмы кампании против рабочих. В августе 1937 г. было арестовано 709 рабочих (19,9 % от всего массива арестованных рабочих). В сентябре — заметно меньше: 176 чел. (4,9 %). В октябре снова всплеск арестов — 608 чел. (17,1 %), а в ноябре следователи заняты оформлением дел на ранее арестованных, и опять спад — 126 чел. (3,5 %). В декабре-январе мы наблюдаем масштабный всплеск арестов - 981 чел. (27,5 %) и 681 чел. (19,1 %) соответственно. Примечательно, что в декабре-январе 1937-1938 гг. трое
183
из четырех арестованных органами НКВД были рабочими1. С февраля 1938 г., когда арестован был еще 251 рабочий (7,1 %), начинается постепенное затухание операции, и в марте арестовано лишь 25 чел.; далее аресты рабочих в рамках кампании по приказу № 00447 превращаются в единичные случаи.
Динамика репрессий рабочих по приказу № 00447
Месяц
Кол-во арестованных рабочих (чел.)
% от общего количества арестованных рабочих
% от общего количества арестованных в указанный месяц
Общее кол-во арестованных (чел.)
август 1937 г.
709
19,9
34,4
2 062
сентябрь 1937 г.
176
4,9
25,4
694
октябрь 1937 г.
608
17,1
30,1
1969
ноябрь 1937 г.
126
3,5
33,8
372
декабрь 1937 г.
981
27,5
72,4
1355
январь 1938 г.
681
19,1
79,6
855
февраль 1938 г.
251
7,1
49,1
511
март 1938 г.
25
0,7
21,9
114
апрель 1938 г.
5
0,1
31,2
16
другие месяцы 1938 г.
3
0,1
27,3
11
Всего
3 565
100
7 959
Из данных таблицы видно, что общая кампания репрессий соблюдала двухшаговый ритм: один месяц арестовывали — следующий месяц оформляли дела. Поэтому число арестованных в августе больше, чем число арестованных в сентябре, число арестованных в октябре больше, чем в последующий месяц, да и в декабре 1937 г. все равно было больше арестованных, чем в следующем за ним январе 1938 г. В феврале-марте — та же картина, хотя по абсолютным цифрам видно, что кампания с осени 1937 г. пошла на спад.
На первый взгляд, этот же ритм характерен для разворачивавшейся кампании против рабочих. Август — октябрь — декабрь — февраль сохраняют преимущество в числе арестованных по отношению к сле-
На основании того, как были оформлены дела, можно предполагать, что в действительности часть людей, арестованных в декабре, была оформлена только в январе, т. к. органы НКВД не справлялись с потоком арестованных, не успевали заводить на них формуляры и т. п. Поэтому реальная цифра фактических арестов в декабре вполне может быть выше расчетной.
184
дующему месяцу. Совпадение в ритме арестов рабочих и других граждан органами НКВД означает, что арест рабочих не был случайным явлением с самого начала, а для работников районных и городских отделов НКВД являлся естественным действием, направленным на выполнение распоряжений вышестоящего начальства. В то же время привлекают внимание расхождения относительно удельной доли арестованных рабочих по отношению к общему массиву арестованных в текущем месяце, в самом начале операции и в декабре 1937 г. — январе 1938 г.
До ноября 1937 г. число арестов рабочих колеблется от четверти до трети всех арестованных. В конце года, когда согласно первоначальному плану операция уже должна была завершиться, ее продлили при помощи дополнительных приказов и сделали идеологический акцент на «изъятии инобазы», т. е. шпионов иностранных разведок1. Можно предположить, что необходимость быстро выполнять новые планы по «разоблачению врагов» проявилась в увеличении доли рабочих в общем контингенте репрессированных.
4. Территориальное распределение репрессий против рабочих
Три четверти репрессированных рабочих были из шести районов Прикамья (а всего районов было более пятидесяти): г. Пермь — 8,4 % от всех арестованных; Кизеловский район — 29,1 %; Ворошиловский район — 8,4 %; Краснокамский район с небольшим г. Краснокам-ском — 7,7 %; Чердынский район с г. Чердынь — 9,1 % и Чусовской район с г. Чусовым — 14,3 %. Такое распределение совпадает с местами концентрации дореволюционных промышленных производств и новых строек.
Интенсивное развитие тяжелой промышленности в годы первых пятилеток сказалось на социальном составе репрессированных рабочих. Почти половина из них работала в тяжелой промышленности. Еще почти треть была занята в лесной промышленности или обслуживала сельское хозяйство. В последнем случае чаще всего это были МТС, которые располагали техническим парком для сельского хозяйства.
Интересны цифры, касающиеся местной промышленности и промартелей. Если проанализировать зависимость ареста рабочих из местной/артельной отрасли промышленности от их территориального распределения, то в числе лидеров будут те же самые регионы, что и в целом
Для районных следователей НКВД не было особой разницы, кого арестовывать и за что арестовывать. В декабре-январе 1937-1938 гг. дела по разоблачению шпионов тесно переплетаются с разоблачением диверсионной деятельности арестованных. По материалам изученных нами следственных дел «разоблаченных врагов» старались включить в состав контрреволюционной повстанческой организации.
185
среди рабочих. Иными словами, для тех, кто осуществлял арест, политической разницы между работником большого государственного предприятия и мелкого хозяйствующего субъекта, скорее всего, не было.
5. Профессиональный состав репрессированных рабочих
По общим данным, 25 % среди арестованных рабочих составляли люди, выполнявшие сложные трудовые операции при помощи техники или обслуживающие технику, — токари, слесари, машинисты, электромеханики, электромонтеры и т. п. Три четверти репрессированных рабочих (75 %) — чернорабочие, плотники, лесорубы, сплавщики и т. п., т. е. выполняющие работы, где в основном были востребованы навыки ручного труда.
Доля квалифицированных рабочих среди репрессированных выше, чем их доля в промышленности в целом. Рабочие высокой квалификации независимо от месяца ареста составляли от 20 до 30 % среди общей совокупности репрессированных в это время. Это позволяет сделать вывод, что профессиональную подготовку рабочего, его ценность для народного хозяйства страны органы НКВД не принимали во внимание.
6. Осуждение рабочих в ходе операции 1937-1938 гг.
Две трети арестованных рабочих, 2 252 чел., были приговорены к высшей мере наказания, т. е. расстрелу, остальные — к различным срокам в исправительно-трудовых лагерях: 10 лет лагерных работ — 820 чел., 8 лет — 151 чел. и 5 лет — 278 чел. Несколько десятков рабочих получили в качестве приговора «гласный надзор», а одного отправили в ссылку. Особо отметим, что приказ № 00447, помимо высшей меры, предусматривал лишь два варианта ИТЛ или тюрьмы — осуждение на 10 или 8 лет. Остается предположить, что остальные сроки были самостоятельно добавлены в виде вариантов приговора тройкой при УНКВД Свердловской области.
Внутренняя дифференциация этих приговоров свидетельствует: работник более высокой квалификации мог получить более суровый приговор. Его обвинения носили обычно более тяжелый характер.
Указания приказа № 00447 по зачистке самых опасных антисоветских элементов было реализовано как суровое репрессирование наиболее квалифицированных рабочих.
7. Контрреволюционные организации в среде рабочих
Выявленную при помощи статистического анализа массива данных зависимость, что рабочий, обладающий высокими профессиональны
186
ми навыками, обвинялся в более серьезных преступлениях и диверсиях, следует рассмотреть более подробно. Исходя из архивных материалов, нет оснований приписывать эту направленность в кампании рационально осмысленной атаке органов НКВД на профессионально подготовленный рабочий класс. Скорее, нам при помощи статистической обработки данных удалось обнаружить один из компонентов технологии ведения следствия по делу арестованного рабочего.
Необходимо учитывать, что следователю райотдела НКВД было необходимо подготовить дело, которое вышестоящее начальство сочтет соответствующим ряду требований. При этом времени на оформление материала отводилось немного, что накладывало определенный отпечаток на методы следствия, на стиль допроса (если он проводился) и на появление новаций в виде «конвейера» и «камерной обработки» подследственных с целью получить от них желаемые показания. Здесь — речь не о подобных нарушениях, допускаемых следователями, а о том, что именно они «вписывали» в фальсифицируемые дела рабочих, и в этом было их отличие от остальных социальных категорий арестованных.
8. Августовское дело яйвинских повстанцев
В качестве примера рассмотрим материалы архивно-следственного дела № 12567 по обвинению Ефименко Ивана Кирилловича и других, всего 36 чел. В деле — четыре тома материалов. Вели следствие сотрудники Кизеловского ГО НКВД, помощник оперуполномоченного Герчиков и сотрудник УНКВД по Свердловской области Гар-шин. В деле объединены две группы повстанцев. Ядро одной сформировано из рабочих карьера «Известняк», а другая — из работников леспромхоза. Общее для них — проживание в Ливийском труд-поселке, так как кроме работников упомянутых производств в список вошли и работники местной промартели. Последние не были труд-поселенцами, но это не мешало следователю объединить их с рабочими в одну контрреволюционную группу.
Документация по оформлению дела очень обширна, к тому же она аккуратно, можно даже сказать, образцовым образом оформлена. Есть свидетельские показания, обличающие врагов соввласти, подшиты ордера на обыск и арест граждан и постановление об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения со всеми положенными визами и даже подписью арестованного. Содержатся описи имущества, составленные при обыске. Как положено составлены анкеты арестованных. Причем все это оформлено в хронологическом порядке. В отличие от более поздних дел Кизеловского ГО УНКВД, нет впечатления, что подготовка документов происходила в условиях спешки, за один день или прямо на допросе. Такое доказательно
187
оформленное дело, разросшееся в ходе сбора следователем прямых и косвенных сведений об антисоветских настроениях обвиняемых до двух томов (3-й и 4-й тома относятся к последующей судьбе осужденных), позволяет увидеть исходную модель конструирования следователем схемы разоблачений.
Важным документом дела является заявление старосты Ливийского трудпоселка А. Я. Толока, датированное 2 августа 1937 г., в котором он сообщает, что в трудпоселке из антисоветски настроенных лиц организовалась контрреволюционная группировка. Толок собственноручно составил список этих лиц. Помимо фамилий, в списке содержится краткая характеристика антисоветских высказываний и настроений1. Всего в списке 15 чел. Две трети из числа людей, упомянутых в списке, осуждены по описываемому делу № 12567 о контрреволюционной повстанческой организации. Спустя двадцать лет, на допросе по факту этого заявления и протоколов допроса, Толок говорил, что «это было написано по просьбе сотрудника НКВД (фамилию не помню) с журнала всех замечаний и докладных на трудпоселенцев, работающих на пос. Яйва. Журнал этот хранился в спецкомендатуре, и замечания в него вносились разными лицами»2.
Кроме этого заявления, 4 и 5 августа Толок А. Я. подписал 15 протоколов допроса, в которых сообщал сведения об антисоветских высказываниях лиц, упомянутых в заявлении. На допросе в 1957 г. относительно своих показаний он пояснял, что «ни один из подписанных мной протоколов допроса при мне не писался, и, как правило, уже готовый составленный он мне давался на подпись сотрудником НКВД. [...] сотрудник НКВД только устно заявлял мне, что на такое-то лицо мне нужно подписать протокол допроса»3. Примерно то же сообщали на допросах в 1957 г. Головко X. Я. и Коледа П. М., подобно Толоку выполнявшие роль свидетелей по этому делу4. Отметим, что эти и другие свидетели (всего их 8 чел.5) были соседями обвиняемых или же их коллегами по работе. Некоторые из них занимали административные должности — старосты/коменданта поселка или работ
1 Заявление от т/п Толока Андрея Яковлевича в гор. отдел НКВД Кизеловского района Свердловской области от 2 августа 1937 г. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 12567. Т. 1.Л. 16-17.
Протокол допроса Толока А. Я. от 25 июня 1957 г. // Там же. Т. 3. Л. 63.
3 Там же.
4 См.: Протокол допроса Коледа П. М. от 26 июня 1957 г. // Там же. Л. 68-69; Протокол допроса Головко X. Я. от 26 июня 1957 г. // Там же. Л. 65-67.
5 В дальнейшем автору не встретилось больше ни одного следственного дела, где бы следователь строил свою доказательную базу при помощи такого количества свидетелей. В сентябре-октябре 1937 г. еще встречаются дела, в которых содержатся один-два, редко больше протоколов допросов одного или двух свидетелей.
188
ника отдела кадров и потому знали широкий круг людей, живших в поселке или работавших на лесозаводе.
В отличие от других изученных нами дел, здесь можно утверждать, что подписанный яйвинским старостой список стал одним из опорных элементов, позволивших следователю сконструировать из мирных обитателей рабочего поселка повстанческую группу1. Обширные свидетельские показания формируют основания для привлечения новых фигурантов по делу. Состав повстанческой группы дополняется новыми фамилиями знакомых и коллег по работе «повстанцев».
В этих ответах видна следственная схема, используемая для оформления компрометирующей информации. Вначале обозначался круг знакомых того либо иного подозреваемого или арестованного. «Штатный свидетель» мог рассказать о нем сам — сразу, подробно отвечая на вопрос: «Знаете ли вы такого-то?» Именно так поступал Воробьев А. А., дававший многочисленные показания против семьи Ефановых. На допросе 31 июля 1937 г. он рассказал про знакомство Ивана Ефанова с Федором Михайловичем Истоминым, описал круг его знакомств и вспомнил, как тот «на работе заявил, что в управлении государством находятся люди, которые издеваются над народом, устанавливают большие нормы выработки, а платят за работу мало»2.
Если допрашиваемый сразу не понимал, о чем надо рассказывать, то следователь готов был задать дополнительный вопрос: «Расскажите, с кем Ефанов Николай в близких взаимоотношениях на работе и в быту?», а затем, продолжая «помогать» свидетелю, уточнял полученные данные: «Кто из перечисленных вами лиц ведет антисоветскую агитацию или антисоветски настроен?»3
В протоколах допроса яйвинских свидетелей, а затем в признательных протоколах арестованных остались следы — выделение важной для следователя информации о доказательствах антисоветских настроений или контрреволюционной деятельности. Подчеркнутые предложения — это воспоминания о бывших когда-то разговорах и произнесенных в них критических высказываниях в адрес власти и начальства.
1 Есть искушение увидеть в этом заявлении яйвинского старосты подтверждение гипотезы М. Юнге о «справках из сельсовета». Но «дело яйвинских повстанцев» оказалось единственным архивно-следственным делом из 63-х просмотренных автором,
в котором присутствовал подобный документ. 2
Протокол допроса свидетеля Воробьева А. А. от 31 июля 1937 г. // ГОПАПО. Ф- 641/1. Он. 1. Д. 12567. Т. 2. Л. 53.
Протокол допроса свидетеля Веденикова Н. Д. от 30 июля 1937 г. // Там же.
Л. 71.
189
Недостатки вышеописанной схемы сбора материала проявились почти сразу. Следователь должен был вести скрупулезный сбор самой различной информации и лишь на ее основе формулировать итоговое обвинение. Собственно допросы участников контрреволюционной группы в рамках этой схемы не имеют особого значения, так как их признание подтверждает уже доказанную вину, а отказ свидетельствует о естественном запирательстве виновного. Еще одним недостатком и, пожалуй, самым крупным для той ситуации было медленное развитие событий по этой модели. За полтора месяца работы два следователя смогли «вскрыть» повстанческую сеть из 36 чел. Эти темпы не устраивали свердловское руководство, которое стремилось не просто в срок выполнить план по арестам 10 ООО чел., но и перекрыть нормативы1.
Следуя первоначальной схеме подготовки материалов следственного дела, помощник оперуполномоченного 4-го отделения УГБ Ки-зеловского горотдела Герчиков подготовил обвинительное заключение на 36 чел. лишь к 10 сентября. В нем было указано, «что в пос. Карьер Известняка и Яйвинского Лесозавода, Кизеловского р-на, существовали контрреволюционные повстанческие вредительские группы, имеющие между собой организационную связь и возглавляемые активными членами повстанческой вредительской организации "правых" на Урале, директором карьера Известняк Волковым Василием Андреевичем и директором Яйвинского Лесозавода Сысоев Алексей Михайлович»2. Данная связь локальной контрреволюционной группы, составленной из рабочих, с арестованными руководителями местных предприятий свидетельствует о масштабах проводимой операции. Арест и осуждение рядовых участников повстанческой организации не ставили точку в работе следователя. Его задачей было создать основания для «разоблачения» руководителей конструируемой повстанческой сети и включить местный повстанческий взвод в общеуральскую повстанческую организацию.
Спустя три дня после подготовки Герчиковым обвинительного заключения против рабочих, 13 сентября 1937 г., был арестован директор предприятия, на котором они трудились. Волков В. А. после
1 Для следователей до августа 1937 г. обычным считался сбор доказательств на группу в течение полугода и даже дольше. Следствие, завершенное за полтора месяца, — такими были ускоренные темпы работы, выполненной при этом добросовестно и в том виде, как ее вначале поняли следователи.
2 Обвинительное заключение от 10 сентября 1937 г. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 12567. Т. 2. Л. 320. Уместно отметить, что хотя директор карьера «Известняк» был арестован спустя три дня после подготовки обвинительного заключения, но в силу должности он был «оформлен» органами НКВД по другой линии, т. е. осуждался уже не тройкой при УНКВД Свердловской области.
190
ареста оказался включен в «разоблаченную» повстанческую сеть, которая объединяла руководителей различных предприятий и некоторых партийных работников районного уровня. Он до ноября отказывался признавать себя виновным, но затем все же подписал показания, сообщив, что был завербован в контрреволюционную организацию в 1936 г. бывшим секретарем Кизеловского ГК ВЛКСМ — Калининым. В списке людей, завербованных в повстанцы под его руководством, было указано 23 чел., причем большинство из них проходили по описываемому августовскому делу. На суде от данных следователю показаний он отказался, но выездная сессия Военной коллегии Верховного суда СССР 19 января 1938 г. осудила Волкова В. А. к расстрелу. О Сысоеве A. M. в деле недостаточно материалов, лишь замечено, что в ходе допросов Волкова он упоминался как известный тому, «со слов Калинина», член контрреволюционной повстанческой организации — наряду с бывшим секретарем Кизеловского РК ВКП(б) Борисовым, бывшим секретарем РК ВЛКСМ Гарником, бывшим председателем районного совета Осоавиахима Шерстобитовым, директором Александровского завода Голубевым и другими1.
В целом задачи операции «яйвинское дело» выполнило. В единую сеть были объединены и директора промышленных предприятий, и работники этих предприятий, и просто жители заводских поселков. Но все протекало слишком медленно, в условиях, когда за месяц следователи должны были оформить дела на сотни и тысячи человек. Поэтому в будущем следователи НКВД модернизируют первоначальную модель подготовки обвинительных материалов, введут «конвейер» и прочие технологии оптимизации получения признаний.
9. Рабочие-вредители в кампании 1937-1938 гг.
Для завершения комплексного образа кампании, развернувшейся против рабочих, обратим внимание на анализ обвинений рабочих, вписанных следователями в повстанческие организации. Помимо рассмотренной в предыдущем разделе антисоветской агитации, обвинительный материал против рабочих содержал многочисленные упоминания о конкретных актах вредительства и диверсионной деятельности.
Проблемы в работе советских промышленных предприятий наблюдались постоянно. В феврале 1936 г. начальник Лысьвенского горотдела УНКВД по Свердловской области Давыдов информировал секретаря горкома ВКП(б) о многочисленных фактах аварий и происшествий, наблюдавшихся в январе-феврале 1936 г. на Лысьвенском
Обзорная справка по архивно-следственному делу № 958460 от 28 мая 1957 г. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 12567. Т. 3. Л. 16-19.
191
металлургическом заводе. Причинами неполадок объявлялись «погоня за рекордами» и «некачественный ремонт», что ставило под угрозу срыва работу по стахановскому методу1.
Начальник горотдела УНКВД в 1936 г. причину производственных аварий видел в неправильной организации труда. Виновниками объявляются специалисты заводоуправления, которые заставляют простых рабочих трудиться до изнеможения. Резюме в справке звучит как обвинение корыстолюбивых специалистов: «Стахановское движение, прежде всего, материально выгодно для специалистов, поэтому каждый стремится к максимальной производительности своего участка, но декада проходит в напряженных условиях, напряжение слишком велико, и выдержать такой темп работы едва ли можно в течение продолжительного времени»2. Производственные травмы рабочих также считаются признаком работы специалистов-вредителей3.
В рамках операции по приказу № 00447 ситуация предстает иной. Практика реализации плановых показателей приказа № 00447 по разоблачению классовых врагов в 1937 г. делает рабочего социальным врагом, каким был ранее инженер, служащий — словом, образованный технический специалист. Именно рабочие объявляются непосредственными виновниками аварий и сбоев работы на предприятии. Им приписывают диверсии, создание организованных диверсионных групп и масштабное вредительство. Специалисту-служащему, судя по следственным материалам, следователи отводят более важные роли. Его социальная роль в «разоблачаемых» повсеместно повстанческих группах — в том, что его можно «сделать» связным между отдельными ячейками повстанцев и тем самым превратить локальные диверсионные группы в масштабную контрреволюционную сеть4.
Новое распределение ролей довольно устойчиво и воспроизводится разными следователями в 1937-1938 г. постоянно. Инженер стал организатором повстанческой сети, а рабочий превратился в рядового члена антисоветской организации. Квалифицированный рабочий — это прежде всего исполнитель сложных диверсий. Мастер
1 Справка «О ненормальностях в работе завода, тормозящих стахановское движение». Составлена 27.02.1936 г. // ГОПАПО. Ф. 85. Оп. 18. Д. 6. Л. 5.
2 Там же. Л. 6.
3 См.: «Из информационной сводки по итогам проведения партийных собраний 28.01.37 г. в парторганизациях металлургического куста». Итоги 9-го пленума Свердловского обкома ВКП(б) и облисполкома//Там же. Ф. 620. Оп. 17. Д. 64. Л. 12-17.
4 Подробное описание роли служащих и специалистов в «разоблачениях», сделанных местными работниками НКВД при выполнении приказа № 00447, см.: Ки-мерлингА. С. Репрессии против служащих Прикамья в 1937-1938 гг. по приказу № 00447 // Включен в операцию. Пермь, 2006. С. 125-150.
192
или квалифицированный рабочий часто возглавляет местную повстанческую ячейку.
Когда репрессии ослабли, арестованный, бывший начальник Пермского отделения железной дороги имени Л. М. Кагановича Павлов М. А. смог отказаться от своих прежних показаний. Среди причин самооговора он назвал влияние со стороны сокамерников: «Корчагин (бывший начальник службы пути. — А. К.) и Тихонов (бывший начальник планового отдела дороги. — А. К.) мне доказывали, что у меня другого выхода нет, как только давать показания, хотя и выдуманные, указав вербовщика и якобы завербованных мною лиц [...] Кроме того, Тихонов, учившийся в школе красной профессуры, политически развитый, доказывал, что сейчас существует особая политика по борьбе с действительными врагами народа и что наши показания в деле борьбы с действительными врагами будут играть решающее значение, нас направят куда-нибудь на работу, а действительных врагов будут уничтожать. Доводы Тихонова активно поддерживал и Корчагин, заявляя, что наши показания, хотя они и ложные, нужны для партии и правительства. Я поверил Тихонову и Корчагину и начал давать вымышленные показания [...] убедившись в том, что мои ложные показания никому не нужны, я категорически отказываюсь от всех мной данных показаний, как в первый раз, так и на очных ставках со Станинным и Суетиным»1.
Выписка из докладной записки следователя, который вел дело Павлова, позволяет подробнее понять механизм формирования следствием из специалиста-инженера махрового контрреволюционера и организатора повстанческой сети:
«[...] Для того, чтобы Павлов дал показания, мы поместили его в камеру № 13 [...] к Корчагину и Тихонову, которые Павлова быстро обработали. По приходе на допрос Павлов советовался со мной, как начинать давать показания, что, собственно говоря, нужно писать, и просил моей помощи [...] В процессе ведения следствия, вернее, после подписания Павловым протокола были получены показания двух машинистов ст. Чусовская — Поздеева, Шихарева, которые показали, что в контрреволюционную организацию они завербованы Павловым, но, так как они в показаниях не фигурировали, я уговорил Павлова дать дополнительные показания. На что Павлов согласился, сказав "раз это следствию нужно, то Я не возражаю". Даты вербовки согласованные с датами из протокола допроса Поздеева, Шихарева [•••] Приблизительно в июне с. г. оперуполномоченный 2-го отделения Габов неоднократно обращался ко мне и просил, чтобы Павлов
Это произошло на допросе 22 сентября 1938 г. См.: Обзорная справка по делу Павлова Михаила Андреевича // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 15008. Л. 153.
193
дал показания на Суетина (для закрепления дела Суетина) и чтобы Павлов подтвердил свои показания на очной ставке с Суетиным. Я вызвал Павлова и предложил ему дать нужные Габову показания и подтвердил бы свои показания на очной ставке с Суетиным. Павлов согласился, сказав "Раз сказал "А", нужно сказать "Б"»1.
Новое распределение ролей оказалось очень удобным и практичным. Оно позволило объединить в единое целое разрозненные элементы социальной амальгамы, которую представляли собой арестованные. Вместе с тем иерархически организованная повстанческая организация приобретала размах и масштаб. Вредительская деятельность рядовых «повстанцев» становилась опорой обвинительных материалов на всех вписанных в контрреволюционную сеть.
Примечательна ситуация с разоблачением деятельности контрреволюционной диверсионной кулацкой группы на шахте имени Ленина (г. Кизел).
Меркулов В. П. по социальным характеристикам в анкете арестованного обозначен как трудпоселенец, навалоотбойщик шахты. 5 января 1938 г. в отношении его подписано постановление об избрании меры пресечения в виде ареста. 18 января — первый протокол допроса Меркулова В. П. Он сразу соглашается с тем, что являлся участником контрреволюционной диверсионной группы, существующей на шахте имени Ленина, и по заданию этой группы срывал угледобычу, для чего вывел из строя мотор2.
С иными членами группы Меркулов объединен при помощи показаний других арестованных. А используя показания других членов диверсионной группы, следователь включил Меркулова в общий список разоблаченного повстанческого отделения, занимавшегося диверсионной деятельностью по указанию немецких разведывательных органов3.
Что-то не получилось, материалы по этой группе задержались у следователя до мая 1938 г. Можно лишь предположить, что руководство потребовало от подчиненных более обоснованного оформления документов. Иначе сложно объяснить, зачем в уже подготовленные материалы дела, содержащие «показания» свидетелей, вдруг потребовалось добавить справку о том, что на предприятии наблюдались проблемы в работе оборудования. Таким образом, в мае 1938 г. к делу оказался приобщен документ, не написанный под диктовку следователя, — справка о неполадках в работе шахты имени Ленина треста «Кизелуголь». В ней можно прочитать о некоторых конкретных неполадках на шахте:
ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 15008. Л. 160.
Протокол допроса Меркулова В. П. 18 января 1938 г. // Там же. Д. 12604. Л. 6. См.: Дело Меркулова В. П. Протоколы допросов // Там же. Л. 7-9.
194
«В начале ноября мес. 1937 г. был выведен из строя конвейерный привод путем заложения железного болта. В августе мес. 1937 г. был выведен из строя электромотор путем короткого замыкания с помощью постороннего предмета. В результате чего была сорвана нормальная работа участка».
На справке стоит оригинальный штамп: «Управление Государственного Кизеловского Каменно-угольного Треста контора Шахта им. Ленина»1.
Тем не менее Меркулова продержали под следствием еще несколько месяцев. В сентябре 1938 г. в ходе повторных допросов было запротоколировано признание в кулацком прошлом. И только после 17 сентября 1938 г. обвинительное заключение от 16 мая дополняется заключением о его участии в контрреволюционной шпионской организации: принадлежность Меркулова к повстанцам «в процессе следствия подтвердилось шестью показаниями других обвиняемых, а диверсионная деятельность — соответствующим документом, находящимся в следственном деле [...]»2.
Приговоренному к 10 годам ИТЛ Меркулову повезло: в 1939 г. он был освобожден. Но окончательно вопрос о причастности его коллег по работе в шахте к поломке врубовых машин был разрешен только в 1955-1957 годах.
В справке, полученной из треста «Кизелуголь», сообщалось:
«1. Данные о фактическом выполнении плана добычи угля по тресту: в 1935 году план выполнен на 81,6 %, в 1936 году на 79 %, причины невыполнения плана добычи угля сообщить не представляется возможным, так как архивные документы не сохранились.
Выполнение производственной программы по шахтам треста в 1937 году следующее:
Шахта им. Ленина — 67,6 %, им. Володарского — 88,8 %, Комсомолец — 62,6 %, 9-Делянка — 69,3 %, им. Крупской — 66,7 %, им. Калинина — 94,7 %, им. Урицкого — 84,4 %, Усьва — 72,1 %, Объединенная № 4 - 87,2 % (с. 69). [...]
5. В 1937 году на шахтах треста применялось несколько типов врубовых машин, в том числе фирмы Эйгофф, Мевор-Коульсон, Самсон и отечественные Горловского завода — ДТ, ДТ2.
Для машин иностранных фирм запасных частей не поступало, поэтому машины работали на износ и ремонтировались деталями, изготовляемыми несовершенными способами в шахтных мастерских.
Справка Управления Государственного Кизеловского Каменно-угольного Треста контора Шахта им. Ленина. От 13 мая 1938 года. № 1305 // ГОПАПО. Ф. 641/1.
Оп. 1.Д. 12604. Л. 13.
2
См.: Дело Меркулова В. П. // Там же. Л. 17.
195
Машины ДТ, ДТ2 для подрубки крепких углей на шахтах треста с большими включениями пирита были маломощны. Такое положение, безусловно, приводило к авариям и поломкам машин».
Два года спустя один из бывших репрессированных за эти же поломки на допросе в Кизеловском УКГБ пояснял: «Факты порыва режущих цепей врубовой машины происходили. Но рвались эти цепи по чисто техническим причинам: или попадалась твердая порода, или от чрезмерного ослабления самой цепи». Его слова подтверждались показаниями Душлид Федора Дмитриевича от 26 августа 1957 г., забойщика шахты: «[...] аварии имели место, но объяснялись они чисто техническими причинами. Я помню, что в тот период времени в шахте проходили очень трудоемкую лаву, да и сама организация работ была не совсем правильной»1.
Таким образом, естественные сбои производства, работающего на изношенном стахановскими перегрузками 1936-1937 гг. оборудовании, да к тому же в условиях дефицита запасных частей, оказались еще одним поводом для арестов и обвинений рабочих в ходе репрессий по приказу № 00447. Подчеркнем, что обнаружить связь между теми, кто был репрессирован за эти поломки, и собственно поломками нам не удалось. Вина рабочих, вошедших в группу, была, скорее всего, в том, что они работали на предприятии, где эти поломки имели место. Для следователя в 1938 г. такого совпадения оказалось вполне достаточно.
10. Итоги операции против рабочих
Подведем итоги операции органов НКВД в Прикамье по приказу № 00447 против рабочих. Кампания против рабочих опиралась на весьма расплывчатые формулировки приказа: «Часть перечисленных выше элементов (бывших кулаков [...] в прошлом репрессированных церковников и сектантов [...] бывших активных участников антисоветских вооруженных выступлений, кадров антисоветских политических партий — эсеров, грузмеков, дашнаков, мусаватистов, ит-техадистов — и др.) [...] уйдя из деревни в города, проникла на предприятия промышленности, транспорт и на строительства»2.
На время операции работники НКВД забыли о классовой близости рабочих социалистическому государству. Тех, кто строил индустриальные гиганты, добывал для них сталь и уголь, т. е. обеспечивал работу самого развивающегося сектора советской экономики, пре-
1 См.: Дело Меркулова В. П. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 12604. Л. 70-78.
2 Оперативный приказ народного комиссара внутренних дел Союза ССР № 00447. С. 766.
196
вратили в толпу, состоящую из заговорщиков. Их лишили достижений и социальных завоеваний, наделив обликом «врага», ведущего непримиримую борьбу против Советского государства.
Более того: рабочие стали ядром толпы армии контрреволюционеров. Они оказались скомпрометированы тем, что приняли в свою среду вчерашних классовых врагов — кулаков. Для следователя и органов НКВД антисоветская агитация сделала рабочего противником социализма. Вербальный протест против тяжелых условий труда привел их в диверсанты. Подчинение приказам руководства сделало их частью повстанческой сети. Кампания сделала частные разговоры политическим заговором. Соседи превратились в осведомителей. Коллеги по работе стали провокаторами, шпионами и диверсантами. Социальные связи, сформированные общей производственной жизнью, преодолением трудностей и невзгод, оказались разрушены. У рабочих усилилось социальное отчуждение как от социальной, так и от производственной среды. В конечном счете кампания приостановила и повернула вспять процессы социальной интеграции бывших крестьян в рабочий класс. Масштабные репрессии разобщили людей и сделали их беспомощными по отношению к всесильной власти.
А. С. Кимерлинг (Пермь)
РЕПРЕССИИ 1937-1938 гг. ПРОТИВ СЛУЖАЩИХ ПРИКАМЬЯ СВЕРДЛОВСКОЙ ОБЛАСТИ В РАМКАХ ПРИКАЗА № 00447
Репрессии против служащих по приказу № 00447 исследуются в данной статье на основании материалов, хранящихся в Государственном общественно-политическом архиве Пермской области (ГОПАПО). Во-первых, это следственные и надзорные дела арестованных (более 50 единиц хранения, некоторые дела объемом до 5 томов). Во-вторых, база данных на репрессированных в Прикамье, составленная работниками архива. В базе имеется краткое описание всех дел по ключевым пунктам. В качестве значимых для данного исследования были выбраны следующие данные: имя, отчество и фамилия, партийность, социальное положение, образование, профессия и место работы, характер предыдущих репрессий и компрометирующие данные, место проживания до ареста, дата ареста и осуждения, обвинение при аресте и при осуждении, кем арестован и кем осужден, приговор и информация о прекращении дела. Анализ статистических данных производился при помощи программы SPSS.
Однако эти данные нельзя считать совершенно точными в связи с некоторыми особенностями имеющейся базы: 1) не у всех репрессированных, перечисленных в базе, указан осуждающий орган, то есть тройка УНКВД; 2) графы «социальное положение» и «место работы» не всегда были заполнены; 3) в базе были обнаружены неточности, например, в графе «социальное положение» некоторые служащие оказались в категории крестьян или рабочих, а некоторые крестьяне, рабочие или служители культа были названы служащими. Последнюю проблему удалось решить путем тщательного просмотра графы «место работы» и отсева «не служащих».
По базе репрессированных обнаружено, что из 7 959 чел., осужденных тройкой при УНКВД за период проведения массовой операции по приказу № 00447, был 1 151 служащий, что составляет 15,5 % от общего количества. Судя по всему, появление категории служащих среди репрессированных по приказу № 00447 определялось заговорщицким сценарием операции. Чтобы придать достоверность вскрытым заговорам, необходимы были толковые руководители. Именно их роль зачастую играли служащие, что опять же не говорит в пользу «кулацкого» характера операции.
По букве приказа № 00447 органы НКВД должны были искать антисоветские элементы в первую очередь в деревне, именно поэтому операция получила название «кулацкой». Но в приказе также отмечалось, что часть перечисленных элементов, «уйдя из деревни в города,
198
проникла на предприятия промышленности, транспорта и на строительство». О служащих как о подозрительной категории в приказе не говорилось, но можно предположить, что среди них могли «окопаться» подозрительные элементы, жившие ранее в деревне, служившие в царской или белой армии, бывшие члены различных партий. Однако не следует забывать, что чистка советского хозяйственного аппарата от чуждого классового элемента велась постоянно с конца 1920-х гг. Поэтому служащие — это, пожалуй, последнее звено, где следовало искать окопавшихся кулаков.
На самом деле перечисленные в приказе категории были лишь отправной точкой для массовых арестов, обоснованием их необходимости. На практике следственные органы НКВД фабриковали принадлежность к той или иной категории, хотя и на это далеко не всегда тратили время. Как показал анализ имеющихся в Пермском архиве дел, компрометирующие данные (в качестве таковых могли быть принадлежность к одной из категорий приказа, участие в Белом движении, служба в царской армии, любая судимость, бывшая партийность), соответствующие букве приказа, были далеко не у всех. Да, в приказе упоминаются церковники, но там нет ни слова об их детях. Однако клеймо «сын священнослужителя» оказывается достаточным основанием для ареста по «кулацкому» приказу1. При этом из 1 151 служащего, попавшего в базу репрессированных, 414 вообще не были ранее судимы и не принадлежали ни к одной из возможных категорий «социально чуждых элементов». В деле контрреволюционной повстанческой белогвардейской организации среди «бывших» есть имя военрука Пермского индустриального рабфака В. С. Абрамова. Он служил в РККА с 1922 по 1930 г., имел неоконченное высшее образование, его отец был крестьянином-бедняком. На допросах своей вины не признавал, но в «Обвинительном заключении» написано, что признал (приговорен к 10 годам лагерей). Это — лишь один из примеров, что многие компрометирующие данные целенаправленно фабриковались в ходе следствия. Вот другой пример. Главный бухгалтер треста «Коми-Пермлес» значится в анкете арестованного как «сын кустаря», однако в «Обвинительном заключении» он уже превратился в «сына кулака и белогвардейца»2.
Даже в отчетах от множества категорий из приказа остались только «кулаки». В телеграмме УНКВД Свердловской области наркому
Педагог детского отделения психлечебницы г. Перми Г. С. Старцев был приговорен к ВМН. Его причислили к членам контрреволюционной повстанческой группы церковников только потому, что был сыном священника. См.: Дело по обвинению Стар-Цева Г. С, Славнина П. И., Старикова М. К. и Дроздовского К. Я. 5.08.37-11.9.37 // ГОПАПО Ф. 641/1. On. 1. Д. 10429. Л. 20.
Дело по обвинению Порсева П. Ф., Катаева И. К. // Там же. Д. 6933. Л. 132.
199
Ежову мы видим отчет о количестве осужденных «кулаков», «уголовников» и «прочего контрреволюционного элемента»1.
Дела надо было доводить до тройки быстро, времени на приведение документов в соответствие явно не хватало. Потому ошибок и несостыковок в следственных делах по приказу № 00447 довольно много. Например, в протоколе заседания тройки от 30 декабря 1937 г. у приговоренного к ВМН забыли напечатать: «Расстрелять»2.
В приказе № 00447 говорится, что «семьи приговоренных по первой и второй категории, как правило, не репрессируются», исключение составляют члены семей, которые «способны к активным антисоветским действиям». Однако начальник Ныробского РО НКВД Н. П. Тигунов в 1955 г. свидетельствовал, что «Коми-Пермяцким отделом НКВД в 1937 г. были подвергнуты аресту жены ряда лиц, арестованных в период массовой операции [...] компрометирующих материалов [...] не было [...] арестованы они были только за то, что арестованы были их мужья [...] Была арестована жена бывшего окружного прокурора Юркина, арестованного как троцкиста (фамилия жены Кузнецова)»3. Кстати, троцкисты в приказе не упоминаются, тем более жены троцкистов.
Тем не менее следователи и для жен троцкистов находили более веские причины для осуждения, хотя при этом и не были излишне добросовестными. Показательно дело учительницы русского языка школы № 25 г. Перми М. В. Комаровой. В ее «Обвинительное заключение» вписано все, что нужно, но сделано несколько серьезных ошибок. Там сказано, что она изобличена документами, имеющимися в деле, в скобках указаны пять разных страниц дела, на которых
Телеграмма УНКВД Свердловской области руководству НКВД СССР. 1 октября 1937 г. // Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы: В 5 т. 1927-1939. Т. 5. Кн. 1. М., 2004. С. 375.
2 Дело по обвинению Томского И. А., Петренко М. А. и др., всего 77 чел. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 11671. Л. 292. Томский И. А., учитель взрослых по математике при фабрике Гознак, до 1933 г. был членом ВКП(б). За декабрь 1937 г. он превратился в руководителя «разветвленной контрреволюционной диверсионной организации кулаков — трудпоселенцев, бывших участников кулацких восстаний», раскинувшей свои сети по Камскому бумкомбинату, Гознаку и заводу № 98. Из 77 подследственных была одна женщина, дочь торговца, жена белого офицера, регистратор 3-й поликлиники г. Краснокамска. Все были расстреляны.
3 Протокол допроса Тигунова Н. П., начальника штаба МВО Александровского механического завода, в 1936-1938 гг. работал начальником Ныробского РО НКВД, от 6.04.55 // Дело по обвинению граждан Ремизова А. М., Соколовского В. А., Фари-ноФ. Е. и др. в числе 25 человек. 19.12.37-24.12.37 //Там же. Д. 10397. Т. 1. Л. 382.
200
нет никаких документов, а есть протоколы допросов Комаровой1. Далее — все как положено, выписка из протокола тройки гласит: Комарова «обвиняется в том, что является активным участником ликвидированной контрреволюционной троцкистской организации ж. д. транспорта, ставившей своей целью свержение Соввласти. По заданию контрреволюционной организации вела террористическую пропаганду, призывая к совершению террактов над руководителями Партии и членами Совправительства»2. В деле есть письмо Марии Владимировны Комаровой (ее осудили на 10 лет), в котором она рассказывает о методах ведения допросов: «Следующим вопросом было: что моими близкими друзьями были зав. Гороно Нетупская и Зубов [...] который я должна была подписать, а я его зачеркнула, но все не успела, Кашин (следователь. — А. К.) очень рассердился и не велел безобразничать. Зав. Гороно Зубов и Нетупская для меня было только начальство, от которых я кроме неприятностей ничего не имела [...] Между написанным следователем и моей подписью оставались большие расстояния [...] Не слушая меня, не давая мне говорить, он тем самым дал страшное освещение фактам»3. Просматривая протоколы допросов, в которых Комарова не признает своей вины, можно обнаружить, что никаких расстояний между текстом и подписью не осталось, они полностью заполнены следователем.
Согласно букве приказа, можно репрессировать в рамках массовой операции граждан, уже находившихся под следствием, но арестованных до приказа № 00447. Однако березниковские следователи сумели провести упрощенное следствие с уже осужденной женщиной. История трагичная и исключительная для этой массовой операции произошла с Анной Николаевной Тупициной, работницей березни-ковской больницы. Первый раз ее арестовали 1 февраля 1937 г. По показаниям свидетелей, соседей по бараку, она «крыла нецензурными словами конституцию Сталина», говорила о безработице в СССР, среди работников Химкомбината дискредитировала вождя, дискредитировала закон о запрещении абортов4. Подследственная, пройдя через четыре допроса и очные ставки, признала лишь то, что, когда ее выселяли из квартиры, «послала» коменданта вместе с конституцией. Спецколлегия Свердловского облсуда приговорила ее 7 июня 1937 г. к 3 годам без поражения в правах. Казалось бы, это дело не име
1 Обвинительное заключение. Дело Комаровой М. В. 8.12.37 — 31.12.37 // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 12863. Л. 18-19.
2 Выписка из протокола заседания тройки при УНКВД Свердловской области от 3 марта 38 г. Дело Комаровой М. В. // Там же. Л. 20.
Письмо Комаровой М. В. в Верховный Суд СССР от 16.03.39. Дело Комаровой М. В. 8.12.37-31.12.37 // Там же. Л. 22-22 об.
4 Следственное дело Тупициной Анны Николаевны // Там же. Д. 2210. Л. 2.
201
ет отношения к массовой операции, но это не так. У дела есть продолжение. В Соликамской тюрьме А. Тупицина не была образцовой заключенной. Она «в общей женской камере нарушала правила внутреннего распорядка, кричала в окна похабные песни, систематически выражалась нецензурными словами, оскорбляла женщин [...] лиц надзора, называла их жандармами, сопровождая свои слова нецензурной бранью с контрреволюционными выкриками в адрес Советской Власти»1, а на старшину Мальцева набросилась с кирпичом, заблокировала дверь ногой и ударила по рукам. Вначале ее изолировали в одиночную камеру с более строгим содержанием, а потом 11 августа 1937 г. ходатайствовали о возбуждении против нее уголовного дела, называя ее неисправимым бандитом и террористом. 7 октября 1937 г. ее допрашивали уже в рамках приказа № 00447, обвиняли в контрреволюционной агитации и высказывании террористических намерений. Она все отрицала, но это не помогло. Два свидетельских показания — и 22 сентября 1937 г. тройка приговорила ее к ВМН.
Национальный состав репрессированных служащих довольно разнообразный, есть даже один голландец, по два марийца, мордвина, серба, болгарина, венгра, удмурта, чеха. Можно предположить, что среди раскулаченных, высланных на территорию Прикамья, большинство должны быть украинцами и белорусами, однако по базе мы этого не наблюдаем. Большинство репрессированных служащих — русские (793 чел., 68,7 %). Кроме того, таблица в очередной раз свидетельствует о том, что следователи НКВД не делали различий между особыми приказами. Среди множества национальностей мы можем наблюдать и немцев (26 чел.), и прибалтов (43 чел.), против которых были направлены другие секретные приказы. Но судила их местная тройка НКВД, что свидетельствует об их принадлежности к приказу № 00447. Здесь еще не следует забывать, что изъятие инобазы сопровождалось приписыванием национальной принадлежности, когда поляками (по базе их слишком уж много — 51 чел.) становились, например, белорусы. В отчетах, как всегда, все выглядит правильно, инобаза выделена отдельно. Дмитриев писал по поводу всей Свердловской области: «По полякам репрессировано 2 022 человека [...] по немцам репрессировано 140 человек, из них германских подданных 42 человека и совграждан 98»2.
Постановление дежурного помощника н-ка Соликамской тюрьмы Зебзеева И. И. 23.5.37. Дело по обвинению Тупициной А. Н. // ГОПАПО. Ф. 643/2. On. 1. Д. 28770. Л. 2.
2 Докладная записка УНКВД Свердловской области в НКВД СССР об окончании операции по антисоветским элементам, харбинцам, немцам и др. Дмитриев наркому внутренних дел СССР т. Ежову. 11 декабря 1937 г. // История сталинского ГУЛ АГа. Т. 1. Массовые репрессии. М„ 2004. С. 298.
202
Наибольшее количество репрессированных служащих было в Перми — 251 чел., в г. Кизеле и Кизеловском районе — 127, Кудымкаре и Кудымкарском районе — 93, в г. Березниках — 76, в Ворошиловском районе — 66, Чердынском районе — 48, в г. Краснокамске — 40 человек.
1. Профессиональная принадлежность служащих, репрессированных по приказу № 00447
Особого внимания заслуживают квалификация служащих и отрасль хозяйства, в которой работали репрессированные. Ведь очень важно понять, могли ли руководящие или высококвалифицированные кадры, играющие важную роль в народном хозяйстве, пройти по упрощенному следствию и быть приговоренными к высшей мере наказания.
Среди репрессированных служащих преобладали наиболее социально близкие к рабочим служащие-специалисты (63,8 % от общего количества пострадавших в операции служащих), да и руководители чаще всего были мелкого уровня, например, завмаги, начальники цехов, мастерских и промартелей. Их образ жизни практически не отличался от образа жизни рабочих в городе или колхозников на селе. По-видимому, эти служащие стали частью большой чистки внутри рабочей и колхозной среды, играли роль скрепляющих звеньев в большом заговоре, реальной социальной базой которого были советские рабочие и крестьяне.
9,2 % репрессированных служащих работали в сельском хозяйстве. Здесь специалистов — 63 %, руководителей — 33 %. Количество довольно значительное, поскольку к категории служащих в колхозах можно отнести очень немногие профессии. Это агрономы, агротехники, ветеринары, бухгалтеры, счетоводы, учетчики, уполномоченные сельхозартели.
На транспорте было репрессировано больше руководителей (57 % от общего количества репрессированных транспортных служащих), чем специалистов (42 %). Речь идет о начальниках на железной дороге, в сплавных рейдах.
В леспромхозах работало до ареста 12,3 % репрессированных служащих, а еще 11,3 % работало в торговле, например, завмагами или начальниками потребкооперации.
Были среди репрессированных и государственные служащие: судья народного суда г. Березники, судебный исполнитель нарсуда г. Усолье, начальник команды служебного собаководства 188-го полка НКВД, зав. архивным бюро Юрлинского райисполкома, секретарь Чердынского горсовета, делопроизводитель Кудымкарского райвоенкомата, участковый инспектор милиции.
203
От науки и культуры были метеорологи, лаборанты, цирковые актеры и музыканты духового оркестра. Семеро из 28 занимали начальственные должности.
С высшим и неоконченным высшим образованием в Прикамье был репрессирован 41 чел. И это довольно большая цифра: люди с высшим образованием встречались редко. Даже самой квалифицированной работой порой занимались работники со средним образованием или даже низшим. Например, бухгалтер Пермпромбанка, приговоренный тройкой за контрреволюционную повстанческую деятельность к расстрелу, имел лишь начальное образование. Служащие с высоким уровнем образования занимали должности, требующие соответствующей квалификации, важные для народного хозяйства. Среди арестованных есть руководители разных уровней и инженеры (главный инженер отдела капитального строительства Березниковского химкомбината имел высшее образование1, всего было репрессировано 7 инженеров). Наиболее значительные руководящие должности — это технический директор фабрики Гознак, коммерческий директор завода «Коммунар», директор лесозавода, главные бухгалтеры и их заместители, заведующий отделом снабжения Пермского пединститута, руководитель духового оркестра. Есть два завуча, один директор школы и директор педучилища.
2. Динамика арестов и осуждения служащих по приказу № 00447
Операция официально началась 5 августа 1937 г., однако некоторые подследственные оказались арестованными до этого. Например, Березниковский РО НКВД арестовал начальника пожарной охраны сплавконторы Я. Д. Франтика 2 августа 1937 г.2 По приказу к одной из категорий принадлежали «содержащиеся в данное время под стражей, следствие по делам которых закончено, но дела еще судебными органами не рассмотрены». Толкуя этот пункт расширительно, можно было репрессировать и тех, кто просто арестован до вступления приказа в силу, но «изобличен следственными материалами».
Очень редко, но несоответствие даты ареста и выхода приказа, видимо, казалось следователям неправильным. В деле счетовода Полина П. Ф. на ордере на обыск все написано одной ручкой и одним почерком и стоит дата — 28 июля 1937 г., но она зачеркнута и другими чернилами исправлена на дату начала действия прика
1 Дело по обвинению Гибнера Г. Г., Катаева И. К. // ГОПАПО. Ф. 643/2. On. 1. Д. 29792.
2 Дело по обвинению Франтика Я. Д. // Там же. Ф. 641/1. On. 1. Д. 14297. Его обвинили в шпионаже и приговорили к расстрелу.
204
за № 00447 — 5.8.37 г.1 Почему появилось это исправление? Могли и так отдать его на суд тройки, но, скорее всего, решили следовать букве приказа.
В первый месяц так называемой кулацкой операции из 2 062 арестованных 257 были служащими. В следующем месяце последовал спад арестов, объясняющийся, видимо, тем, что органы НКВД не успевали оформлять дела арестованных. Еще три пика арестов служащих приходятся на октябрь и декабрь 1937 г. и февраль 1938 г. Наибольшее количество служащих были арестованы в октябре 1937 г. — 284 чел., это 27 % от общего количества арестованных в процессе операции.
А в феврале 1938 г. арестовали 511 чел. и больше трети арестованных были служащими (126 чел.). Аналогичная ситуация сложилась и в следующем месяце, хотя количество арестов затем резко пошло на спад: 114 арестов в марте, 16 — в апреле и 10 — в мае 1938 года.
Наибольшее число осужденных служащих приходится на четвертый месяц массовой операции: в ноябре 1937 г. осуждено 228 чел. Примерно такое же количество арестов наблюдалось в сентябре, октябре и декабре. Наиболее активные аресты и осуждения продолжались восемь месяцев — до марта 1938 г., когда было осуждено 84 служащих.
Чаще всего процесс оформления документов на арестованного длился около месяца, иными словами, более половины арестованных в текущем месяце осуждались в следующем месяце. Но были случаи, когда следователи укладывались и в один календарный месяц. Конструктора КБ 1-го калийного рудника г. Соликамска В. Н. Безуклад-никова успели приговорить к 10 годам лишения свободы всего за 10 дней2, хотя случалось и более быстрое оформление дел, если человека присоединяли к группе в конце «расследования». Причем в ходе развития операции темпы работы НКВД увеличивались. Если за август 1937 г. успели довести до конца 9 дел на служащих, то в октябре осудили 45 арестованных в течение календарного месяца, а в декабре — 84. Похоже, работа с арестованными была уже поставлена на поток, и оформление документов занимало значительно меньше времени.
3. В чем обвиняли служащих
Наиболее часто служащих обвиняли в самых тяжких преступлениях: их легко было поставить во главе любой контрреволюционной организации. Обвинения редко были связаны только с одним видом
Дело по обвинению Полина Петра Фроловича // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1.
Д. 14564. 2
Арест Безукладникова — 5 ноября 1937 г. Обвинительное заключение — 12 ноября 1937 г. Приговор тройки от 15 ноября 1937 г. См.: Дело по обвинению Безукладникова Владимира Николаевича // Там же. Д. 13721.
205
преступления. 229 чел. были осуждены за шпионаж по совокупности с другими преступлениями, с повстанческой и диверсионной деятельностью и т. д., 189 обвинялись только в одном шпионаже (96,3 % из них были расстреляны). Исключительно за антисоветскую агитацию (АСА) репрессировали 125 служащих (из них приговорили к расстрелу 49 %, к 10 годам — 51 %), однако по совокупности с АСА — в 470 случаях. В повстанческой деятельности в качестве довеска к другим преступлениям обвинили 330 чел., вредительство добавили 136 служащим, в диверсионной деятельности обвинили 208 чел., в террористической деятельности — 51 чел. Получается, что вменяемое в вину преступление не имело решающего значения для выбора степени тяжести приговора. Ведь даже при обвинении в шпионаже 3 чел. получили в наказание три года гласного надзора, а одному был зачтен срок заключения.
Ситуация с получением в качестве наказания более легких приговоров заслуживает особого внимания. Гласный надзор на три года получили всего лишь 11 служащих (среди них осужденный за диверсионную, шпионскую и повстанческую деятельность), еще одному зачли срок предварительного заключения. Почему так случилось? Эти люди были приговорены в октябре — ноябре 1938 г., когда операция сходила на нет (однако другие 36 чел., осужденные в это же время, получили: ВМН — 2 чел., 10 лет — 10, 8 лет — 8, 5 лет — 13, 3 года — 1 чел.). Например, Анна Богомолова была калькулятором столовой опторга п. Сараны Чусовского района Пермской области. По делу 2202 она проходила одна. Была арестована за шпионаж в январе 1938 г., но ее не осудили сразу. Заседание тройки состоялось только в ноябре, и в нем значится только антисоветская деятельность1. С товароведом обл-потребсоюза Александром Гутырчиком почти та же история: 2 марта 1938 г. — арест, обвинение в шпионаже в пользу Польши, 20 марта на него сфабрикованы показания других подследственных, затем странная задержка, all октября он отказывается от прежних показаний и 19 октября получает от тройки три года гласного надзора2. И так — со всеми, получившими в конце 1938 г. сроки ниже 10 лет3. По составу вменяемого в вину преступления разительно отличается дело Миримовой А. И.
См.: Дело по обвинению Богомоловой Анны Петровны // ГОПАПО. Ф. 641/1. Оп. 1.Д. 2202.
2 См.: Дело по обвинению Гутырчика Александра Степановича // Там же. Д. 10540.
о
Например, дело «немецкого разведчика» Мартыненко Ф. Е., культурного работника трудпоселка Колчим Чердынского района, приговоренного к восьми годам лагерей, — но уже не за шпионаж, а за антисоветскую деятельность и социальную опасность: Дело по обвинению Мартыненко Федора Емельяновича // Там же. Д. 11221.
206
В протоколе тройки, приговорившей ее к трем годам гласного надзора, написано: «Подозревалась в том, что являлась агентом польской разведки, что следствием не подтвердилось»1. И все!
Никаких отличий в соотношении по уровню занимаемой должности и тяжести приговора не наблюдалось. Около 72 % всех служащих были приговорены к расстрелу, примерно 24 % — к самому длительному сроку заключения, 10 годам.
Все обвинения и при аресте, и при осуждении фабриковались следователями НКВД. Причина ареста и содержание обвинительного заключения совпадали в большинстве случаев. Часто к одному обвинению добавлялось другое. Например, 125 служащих были арестованы за антисоветскую агитацию. 75 % из них были осуждены за АСА, а 3,1 % — за АСА и контрреволюционную повстанческую деятельность, 1,9 % — за АСА и контрреволюционную деятельность.
Иногда были и достаточно редкие обвинения при аресте. Например, хранение оружия, бандитизм, злостное уклонение от уплаты алиментов, хранение мелкой разменной валюты, массовые обсчеты в зарплате, подрыв стахановского движения, служба в белогвардейском карательном отряде, троцкизм, недонесение о контрреволюционном преступлении, террористические намерения, организация подпольных собраний, разглашение сведений, нарушение правил прописки паспорта. Они обычно прибавлялись к другим обвинениям при аресте.
Однако все обвинительные формулировки в протоколах тройки были более традиционными и формальными. Из редких осталось только хранение оружия, террористические намерения, призыв к совершению террористических актов.
Служащие проходили по делам либо в одиночку, либо были частью сфабрикованной группы, в которую входили также другие социальные категории — рабочие, крестьяне, священнослужители. От двух до четырех служащих проходили по 109 делам, 5-8 чел. — по 35 делам, 9-13 чел. — по 6 делам. Были и особо крупные группы служащих, целые повстанческие диверсионные организации, состоявшие в большинстве из служащих: от 19 до 27 чел. проходили по 5 делам, и одно дело объединило 46 служащих (дело бывших белых офицеров № 17092, хранится в фонде 641/1).
4. Сеть контрреволюционных повстанческих организаций
Именно служащие становились руководителями и главными действующими лицами наиболее крупных, сфабрикованных следова
Протокол заседания тройки УНКВД от 27 октября 1938. Дело по обвинению Миримовой Антонины Ивановны // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 2402. Л. 24.
207
телями НКВД, контрреволюционных организаций. Все они якобы готовили вооруженное восстание. Наращивая количество антисоветских элементов, следователи строили сеть из связанных друг с другом организаций, проходивших по разным следственным делам. Здесь были дела на 50-75 чел. и одиночные дела, в которых связи подтверждались копиями протоколов допросов подследственных по совершенно другим делам. Среди них имеются дела организаций, практически полностью состоявших из служащих.
1) Весьма разветвленной была придуманная НКВД контрреволюционная повстанческая белогвардейская организация, которую в Перми возглавлял статистик промысловой артели «Звезда» В. И. Ушаков1. Связи этой организации распространялись на Уральский областной повстанческий штаб в г. Свердловске, харбинский филиал РОВСа2, Уральскую организацию троцкистов и правых (И. Д. Кабаков3, Головин, К. Ф. Пшеницын и др.), на секретаря Ку-дымкарского райкома ВКП(б) Ветошева и секретаря Кагановиче-ского райкома ВКП(б) Балтгалва. То есть дело по приказу № 00447 соединялось с другими, не связанными с приказом делами. Был придуман Пермский повстанческий округ из шести боевых отделений4, разделенных на 12 или 13 взводов, базировавшихся на оборонных заводах, на крупных строительствах и просто в поселках5 (причем в этом деле тоже есть нестыковка: в «Обвинительном заключении» взводов осталось 11 и появился один батальон с общим количеством 235 чел., большинство из которых были осуждены ранее6). Кроме белых офицеров по делу проходили бывшие кулаки и священнослужители, при этом 46 из них были служащими.
1 Следственное дело Ушакова В. И., Азбукина А. Я., Анисимова М. В. и др. в числе 53 чел. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 17092. В 4 т.
2 РОВС — Русский общевоинский союз; воинская организация, созданная 1 сентября 1924 г. Врангелем.
3 Здесь и ниже речь идет о Кабакове Иване Дмитриевиче (1891-1937). Почти 10 лет Кабаков возглавлял один из самых важных регионов страны: с 1929 г. — 1-й секретарь Уральского (с 1934 Свердловского) обкома ВКП(б). В 1937 г. репрессирован.
4 Протокол допроса Кривощекова Я. А. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 11242. Л. 32. Сам председатель совета окружного Осоавиахима Кривощеков был приговорен тройкой к расстрелу 7 сентября 1937 г. как руководитель контрреволюционной повстанческой организации, разработавший план вооруженного восстания.
5 См.: Протокол допроса Азбукина А. Я. от 1.10.37 // Там же. Д. 17092. Т. 1. Л. 16-18. Азбукин был счетоводом Пермской промысловой артели «Кама», бывшим офицером армии Колчака в чине подпоручика. Арестован еще до начала массовой операции по приказу № 00447 — 3 августа 1937 г. и приговорен к ВМН 14 октября 1937 г.
6 Обвинительное заключение по делу Ушакова, Азбукина и др., в числе 53 чел. // Там же. Т. З.Л. 182-183.
208
К делу «белых офицеров» подходили очень тщательно. От первого ареста 3 августа (в этот день, еще до начала операции, был арестован счетовод промартели «Кама» А. Я. Азбукин) до «Обвинительного заключения» 14 октября 1937 г. прошло два с половиной месяца. Было составлено три тома документов, около 500 листов, большинство с оборотами; одних протоколов допросов набралось примерно на 800 страниц. По делу проходили 53 чел., из них 49 служащих. На первом коротком допросе всем задавали четыре примерно одинаковых вопроса: «Назовите ваших знакомых по г. Перми и другим городам СССР»; «Назовите ваших знакомых по службе в царской армии (белых офицеров)»; «Кто из ваших знакомых и родственников проживает за границей?»; «Кто из ваших родственников был репрессирован?» Потом подследственных уговорили написать собственноручное заявление о желании признать свою вину. И на втором допросе главные фигуранты дали признательные показания, которые были напечатаны следователями заранее. С остальными время тратить не стали. Из 53 чел. виновными себя не признали 35.
Никакой связи между признанием вины и возможностью сохранить свою жизнь не было. Из 47 приговоренных к расстрелу не признали себя виновными 32 чел., а из 6 приговоренных к 10 годам лишения свободы таких было трое. Скорее всего, определяющее значение для избрания меры пресечения имела пометка о первой или второй категории, приписанной данному лицу. Однако обнаружить списки с информацией о категории не представляется возможным.
2) Одновременно шла ликвидация другой сфабрикованной бе-лоофицерской повстанческой организации, к участникам которой были приписаны диспетчер завода № 172 Мокшин М. И., заведующий домом отдыха Пермского горздравотдела Тараканов М. М. и еще 36 чел., из них 22 служащих. Их руководителями были названы все те же Ушаков и Азбукин (в деле использованы их показания). Первым 5 августа 1937 г. был арестован Михаил Тараканов, и аресты продолжались до конца октября. 5 декабря состоялось заседание тройки: 21 чел. получил ВМН1.
3) Дело польской националистической организации, якобы руководимой ксендзом Будрисом, насчитывает пять 5 томов. В деле нет самого Будриса, но есть содержательница его квартиры Я. К. Чеховская, ревизор завода № 172 имени Молотова Ц. В. Новицкий2, лаборантка стоматологического института г. Перми М. В. Беганская, кассир клинической больницы И. П. Столович, машинистка оборонного
Дело по обвинению Мокшина М. И., Тараканова М. М., Авдеева К. Н., Холодня-коваМ. А. и др. в числе 38 чел. //ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 10366.
Показания Новицкого от 9.10.37 г. имеются в «Деле Ушакова, Азбукина и др.». В деле самого Новицкого этих показаний нет. См.: Там же. Д. 17092. Т. 1. Л. 130-137.
209
завода № 98 К. Г. Сачковская, управделами мединститута О. А. Виль-чинская, начальник отдела финансирования Пермского коммунального банка И. И. Аухимик: всего 41 чел. — 14 служащих, 8 студентов педрабфака, 12 рабочих, 4 пенсионера, 3 без определенных занятий1. Двое были членами ВКП(б). Им приписывали подготовку вооруженного восстания в союзе с повстанческой организацией белых офицеров, связали их через все того же Азбукина. Арестованы в течение августа, когда кампании против инобазы еще не было. Осуждены тройкой 1 октября 1937 г. 36 чел. получили ВМН, а один из студентов умер в тюрьме.
4) Группой следователей во главе с Боярским в Коми-Пермяцком округе были подготовлены материалы на, пожалуй, самую сложную и разветвленную сеть репрессированных. Здесь не было крупных многотомных дел. В ГОПАПО автором были просмотрены 10 одиночных дел на служащих (все они изобличались сфабрикованными показаниями одних и тех же людей); среди них Благонравов А. И. (первый секретарь Коми-Пермяцкого окружкома ВКП(б) до ареста в июне 1937 г., в его отпечатанных на машинке показаниях от 22 июля 1937 г. названы более 40 чел., опять же — связь с Кабаковым), Ветошев Я. А. (секретарь Кудымкарского райкома ВКП(б)), Зубов А. Н.2 (преподаватель педучилища, коми-пермяцкий писатель, приговорен тройкой к ВМН), Зубов С. И. (зав. педагогическим техникумом, помощник технического секретаря Коми-Пермяцкого окружкома ВКП(б), приговорен тройкой к 10 годам лишения свободы), Кривощеков Я. А. (председатель окружного совета Осоавиахима г. Кудымкар, приговорен тройкой к ВМН). Всех обвиняли в причастности к контрреволюционной националистической повстанческой организации, существовавшей в Коми-Пермяцком округе. Здесь можно выделить дело коми-пермяцкого писателя Тупицина Ф. А.3 и дело заведующе-
См.: Дело по обвинению Чеховской Я. К., Столович И. П., Завадского И. М., Новицкого Ц. В. и др., всего 41 чел. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 11903. В 5 т.
Первый допрос 28 августа 1937 г. напечатан на 34 страницах. В нем список руководителей националистической организации на 28 чел. См.: Дело по обвинению Зубова А. Н. // Там же. Д. 7029.
о
Преподавателя коми языка в педагогическом училище Кудымкара, работника Комииздательства Тупицина Ф. А. арестовали до начала операции, 13 июня 1937 г. Он происходил из крестьян-бедняков, до 1919 г. был членом РКП(б), но служил в белой армии по мобилизации рядовым. Почти месяц его просто продержали в камере без допросов. На первом допросе от 2 июля он подтвердил знакомство с уже арестованными местными писателями Лихачевым и Зубовым, с Дерябиным, арестованным в 1932 г. (осужден Коллегией ОГПУ по делу контрреволюционной финской организации «Софии»), с профессором Лыткиным В. И. (арестован в 1933 г.) и с Чечулиным (арестован за участие в контрреволюционной националистической организации в 1933 г.). Ему припомнили запрещенную книгу стихов «Гора-зюль» (Громкий шар) на коми языке
210
го Кудымкарским окружным отделом народного образования Щукина А. М.1 как наиболее тщательно подготовленные и интересные в связи с профессиональной принадлежностью подследственных. В этих делах встречалось множество имен тех, кто уже был арестован ранее или кого собирались арестовать в ближайшее время.
5) Дело контрреволюционной повстанческой организации, возглавляемой преподавателем математики в школе фабрики Гознак И. А. Томским (17 декабря его арестовали, а 30 декабря было постановление тройки, большинство других арестовали 23 декабря 1937 г.). Организация была создана в г. Краснокамске якобы по указанию бывшего председателя Свердловского облисполкома Головина, связанного с делом Кабакова. Им приписывали подготовку вооруженного восстания. По делу проходили 75 чел., среди них одна женщина — дочь торговца, жена белого офицера, регистратор 3-й поликлиники. Опять наблюдалось стандартное деление организации на части в соответствии с местом работы: с Камского бумком-бината — 4 ячейки, с Гознака — 2 ячейки, с завода № 98 — 1 ячейка. Все приговорены к расстрелу. По этому делу видно, что следственные мероприятия уже поставлены на поток, между арестом главного фигуранта и приговором — 13 дней, для остальных подследственных хватило 7 дней.
6) Не менее активно плели сети в Кизеловском НКВД. Там выдумка со списком членов повстанческой диверсионной организации, подделанным под список стахановцев, была поддержана. Список якобы был написан рукой главного инженера Кизелшахтстроя
1927 г., в которой были и его стихи: «Прекрасный Удмурт! От одного корня мы с тобой родились, с одной ложки пили и ели, на одном языке говорили. Потом нас русские прогнали из-за моря, где мы раньше жили и оставили имя своей нации той земле. Русский, пришедший с Запада, нас победил. Много убил, на земле нас оставил мало. В топких болотах мы тонули, в темном лесу умирали. [...] Один народ, а стал называться по-разному, который коми, который удмурт, который мари, который чудь. Мы, коми-народ, все старались к русским пролезть и за это дорого поплатились. [...] Если мы объединимся, то свой народ на светлый путь мы выведем». Его обвинили в том, что он создал местный кружок национальных писателей, в состав которого входили Тараканов, Зубов, Лихачев и другие, что желал отделения финно-угорских племен от Москвы, был членом контрреволюционной повстанческой организации, связанной с финским посольством. О нем написали, что он происходит из кулаков, эсер, колчаковец. Тройка приговорила его к расстрелу. См.: Дело Тупицина Ф. А. // ГОПАПО. Ф- 641/1. On. 1. Д. 10298. Л. 48-53.
1 Щукин А. М. — член ВКП(б) с 1919 по 1921 г., вышел из партии в связи с непониманием нэпа, вновь вступил в 1925 г. Никакого компромата. Чистое происхождение — сын середняка. Служил в Красной армии. Арестован 16 августа 1937 г. Приговорен тройкой к ВМН 21 сентября. См.: Дело по обвинению Щукина Андрея Матвеевича // Там же. Д. 12252.
211
Г. Э. Гасмана. Были использованы как боевые единицы те же стандартные диверсионные группы из ссыльных кулаков и белогвардейцев. По делу проходили 52 чел., но служащих среди них трое, все бухгалтеры. По этому делу можно проследить, как по-разному работали следователи. Двух главных фигурантов — Соколова и Ве-селова — допрашивал опытный сержант Годенко, он печатал протоколы, добивался признаний. А третье лицо в деле — бухгалтера Иванова К. Н. — допрашивал помощник оперуполномоченного Няшин. 21 мая 1956 г. Няшин В. Н. давал показания о своей работе в НКВД в период массовой операции: «Обычно перед допросом арестованных руководителем следственной группы (это и был Годенко. — А. К.) мне лично давался протокол допроса руководящего участника той или иной контрреволюционной организации, в котором как участники этой организации были вписаны те арестованные, которых я должен был допрашивать. При этом давались указания добиваться признательных показаний»1. Нос Ивановым у следователя не получилось признания вины, однако это не помешало вынести самый строгий приговор, ведь его «изобличили» другие 12 чел. 30 декабря всех приговорили к расстрелу.
Важную роль для доказательства существования повстанческих групп, готовивших вооруженное восстание, играли служащие Осо-авиахима, работники райвоенкомата, военруки техникумов, начальники отделов взрывных работ на шахтах. Ведь для правдоподобности у повстанцев должны были находить оружие, а военный подход к организации диверсионных групп могли обеспечить только действующие или бывшие военные: Яковкин М. А. — начальник боевой подготовки дорожно-транспортного совета Осоавиахима железной дороги имени Кагановича (см.: ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 11260), Косых И. П. -зав. складом тары рабторгпита ст. Пермь-2 и работник Осоавиахима (см.: ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 15399), Васильев М. А. - начальник автотранспортного военно-учебного пункта Пермского городского Осоавиахима, Анисимов А. А. — начальник отдела боевой подготовки Осоавиахима Пермского горсовета (см.: ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 13082). Всех их связали с Кабаковым и Пшенициным, хотя они проходили по разным повстанческим делам. Все были приговорены к расстрелу.
В работе по выполнению приказа № 00447 по отношению к служащим использовался стандартный для массовой операции в Прикамье подход. Предпочтение отдавалось формированию амальгамы взаимосвязанных между собой дел — как с большим количеством
Протокол допроса В. Н. Няшина от 21.05.56 // Дело по обвинению Богданова М. Ф., Соколова Г. А., Веселова М. А., Иванова К. Н. и др. в количестве 52 чел. 17.12.37 - 26.12.37. В 3 т. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 11908.
212
подследственных, так и дел на одного чел.1 Но даже одиночное дело вплеталось в общую картину заговора. Дела по приказу № 00447 сразу тесно соединились с изъятием инобазы. Управление НКВД фабриковало дела националистических и шпионских организаций параллельно с делами контрреволюционных повстанческих организаций, готовивших вооруженное восстание. И между ними порой тоже образовывались связки.
Итоги
В приказе № 00447 нет такой категории, как служащие, но их в Прикамье было репрессировано более тысячи человек. Под действие приказа подпали разные категории служащих, руководители и специалисты, они были людьми со связями, а это помогало следователям фабриковать дела о повстанческих организациях, связанные через отдельных наиболее высокопоставленных представителей в единую сеть.
«Изъятие» мелких и средних служащих, высококвалифицированных специалистов, оказавшихся жертвами массовой операции, могло повлиять на развитие промышленности. Проблемы и так существовали, задания пятилетки не выполнялись, в сельском хозяйстве был кризис хлебозаготовок. И свалить вину на вредительство было одним из возможных выходов. Однако знающих работников и так было недостаточно, а массовая операция еще больше сокращала их количество.
Пик арестов служащих приходится на октябрь 1937 г. В течение месяца проходит оформление дел, и на ноябрь падает наибольшее количество осуждений. Самыми распространенными обвинениями становились шпионаж и антисоветская агитация. Приговаривали чаще всего к расстрелу. И признания хоть и были желательны, но почти не влияли на исход дела. Ведение следствия было последовательным, но не всегда добросовестным.
Можно вывести типологию дел на служащих, которая, скорее всего, совпадает с типологией дел по другим социальным категориям.
1) Дела, объединяющие группу подследственных. Они могут быть многотомными. Показания пишутся следователями и изобличают других арестованных по этому и другим делам. Признание обязательно только для главных фигурантов. На приговор это не влияет, несмотря на форсирование скорости выведения дел на тройку. Даже
Начальник отдела боевой подготовки Осоавиахима Анисимов был завербован троцкистом Карлом Андреевичем Болтгалвом, председателем Пермского городского Осоавиахима. Приговорен в ВМН. См.: Дело по обвинению Анисимова А. А. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 13082.
213
в декабрьских делах 1937 г. имеются доносы и сводки сексотов. Пример: в деле о контрреволюционной диверсионной вредительской организации в системе Пермского городского коммунального хозяйства имеются выписки из нескольких статей областной газеты «Звезда» о враче Семеновой, в начале дела — два доноса на комплектовщика фабрики «Пермодежда» Каменева от 13 мая 1937 г. и от 2 июня 1937 г., написанные рабочими в горотдел НКВД, а также рукописные сводки агента «Ударник» от 28 октября 1937 г. о зав. коммунальным отделом Кагановического райсовета Колчине — о том, что он «за свою "работу" берет маслом, Мясокомбинат продавал Колчину мясо только по 2 р. 50 коп. килограмм [...] содействовал какой-то семье приобрести дом, у этих граждан живет в Сочи дочь... должна его бесплатно содержать [..-]»1. Арестовали всех десять человек в один день — 18 декабря 1937 г. В деле есть связь с ранее арестованным Пелевиным — начальником Пермского горкомхоза и зам. директора мединститута. Приговор тройки к ВМН был вынесен 30 декабря 1937 года.
2) Дела с показаниями свидетелей, меморандумами агентов или доносами. Эти дела обычно были на одного человека, и его редко связывали с какой-либо организацией. Не арестованные свидетели рассказывали об антисоветских высказываниях подследственных. Эти показания в период массовой операции брали в один день — сразу после ареста, свидетелей редко было больше трех. Вот дело Пыстогова Николая Алексеевича (ГОПАПО. Ф. 641/1. Д. 13393), учителя Кудымкар-ского педагогического училища. В деле три допроса свидетелей — все от 17 сентября 1937 г. Этим же числом датируются арест и обыск. Тогда же допросили самого подследственного, задали два вопроса, он вину не признал. 18 сентября — обвинительное заключение: «за систематическую контрреволюционную пропаганду, антисоветские анекдоты» и слова «газеты врут и восхваляют жизнь в СССР [...]», а 13 октября 1937 г. тройка приговорила его к 10 годам заключения.
3) Дела с показаниями других обвиняемых. В деле только те материалы, которые перечислены в оперативном приказе № 00447 в разделе «Порядок ведения следствия», п. 2., и изобличающие показания. Признание обвиняемого значения не имеет. Например, кассир-инкассатор пермского дегазационного отдела Осоавиахима была арестована 17 декабря 1937 г., не призналась в участии в шпионской организации. Все, кто дал на нее показания, были передопрошены (они якобы ранее скрыли Базилевич от следствия). 15 января 1938 г. тройка приговорила ее к ВМН2.
Дело по обвинению Каменева Т. Д., Оборина Н. Т., Булютина А. Р. и др., всего 10 чел. // ГОПАПО. Ф. 643/2. On. 1. Д. 27814. Л. 25-25 об.
2 Дело по обвинению Базилевич Серафимы Алексеевны // Там же. Д. 30879.
214
Репрессии среди служащих не были чисткой от классово чуждых элементов и беглых кулаков. Это было «изъятие» случайных людей в стремлении НКВД выполнить план и наилучшим образом оформить дела в рамках программы всеобщего заговора. Действия по приказу № 00447 соединились в единый процесс с чисткой среди партийных и хозяйственных руководителей и привели к частичному разрушению советских аппаратов власти и управления.
ДРУГИЕ «КОНТРРЕВОЛЮЦИОННЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ»
Т. Г. Леонтьева (Тверь)
ПОПЫ, ЦЕРКОВНИКИ И СЕКТАНТЫ
В «БОЛЬШЕВИСТСКОЙ ПЕРЕСТРОЙКЕ»
В КАЛИНИНСКОЙ ОБЛАСТИ 1937-1938 гг.
Исходное насилие захвата власти умножалось большевиками множество раз, по мере того как власть постоянным принуждением кроила непослушную российскую действительность по своему лекалу.
М. Малиа1
1. Цель исследования, литература, источники, понятийный аппарат
Репрессированному в 1937 г. священнику Федору Благовещенскому принадлежит меткая метафора. Он сравнил советскую власть с 40-летним странствием евреев по пустыне2, отождествив таким образом страдания ветхозаветного народа со страданиями служителей культа в СССР. Действительно, к тому времени священники почти двадцать лет существовали фактически вне закона, постоянно испытывали социально-политическое давление, но сохраняли при этом свою профессиональную и духовную идентичность. Общий курс в отношении церкви, жестко прочерченный Лениным и Троцким, продолжил более осторожный Сталин, вознамерившийся планомерно избавить страну «победившего социализма» от попов всех мастей. Не стоит думать, что коммунистические вожди всегда боролись только с чуждой идеологией: изначально они видели в институте церкви самовоспроизводящий
Malia М. The Soviet Tragedy: A History of Socialism in Russia, 1917-1991. New York, 1994. P. 4.
2 Уголовно-следственное дело по обвинению Благовещенского Ф. Р. (24.07-30.07.1937) // Тверской центр документации новейшей истории (Далее — ТЦДНИ). Ф. 7849. Д. 18062с. Л. 8 об.
216
ся источник и организационный центр политического диссидентства. Именно так можно объяснить тот факт, что в 1937 г. священники и церковный актив из мирян попали в разряд «врагов народа». В рамках данного исследования речь пойдет только о православных, пострадавших в годы так называемого Большого террора.
На сегодняшний день комплексных исследований, посвященных истории репрессий в отношении православных служителей культа и мирян, практически нет, но отдельные аспекты проблемы довольно подробно проанализированы1. Они будут откомментированы в тексте статьи. Нынешняя историография несет в себе очевидное противоречие: одни специалисты аргументированно доказывают наличие политизированного церковного подполья в СССР, другие признают репрессии в отношении служителей культа безосновательными. Когнитивная интрига определяет исследовательские задачи: выявить истоки и мотивы, механизм и масштабы процесса, чтобы уловить наконец общий смысл и возможности большевистской репрессивности в отношении православных служителей культа, и не только их. Представляется, что не менее важным (но на сегодняшний день слабо учтенным) для исследования проблемы является социальный фактор: церковный социум находился в состоянии канонических противоречий, что порождало желательную для власти иллюзию об умирании церкви как института. Чтобы подтвердить или опровергнуть его значение в противостоянии власти и верующих, следует «погрузиться» в перипетии событий прежде всего на региональном уровне. В данном случае речь пойдет о Калининской области.
Основные источники, привлеченные к исследованию, — Книги памяти по Калининской (Тверской), Курской, Горьковской (Нижегородской) областям, уголовно-следственные дела, где содержатся ордера на арест, анкеты арестованных, протоколы допросов обвиняемого и свидетелей, характеристики и справки местных органов власти. Проанализированы материалы 80 следственных дел, хранящихся в Тверском центре документации новейшей истории (далее — ТЦДНИ). Их содержание достаточно репрезентативно отражает сложившуюся ситуацию. Более того, в иных делах даже после не
Цыпин В., протоиерей. История русской Церкви (1917-1997). М., 1997; Шкаров-ский М. В. Русская церковь при Сталине и Хрущеве. Государственно-церковные отношения в СССР в 1939-1964 гг.: http://biblioteka.narod.ru/history.htm; Юнге М, Биннер Р. Как террор стал «Большим». Секретный приказ № 00447 и технология его исполнения. М, 2003; Freeze G. L. The Stalinist Assault on the Parish, 1929-1941 // Stalinismus vor dem Zweiten Weltkrieg. Neue Wege der Forschung. Schriften des Historischen Kollegs. Kolloquien 43 / hg. von M. Hildermeier. Oldenburg, 1998. P. 209-323; Peris D. Storming the Heavens. The Soviet League of the Militant Godless. 1998; Андреев А. Руската православна църква първата половина на XX век. Велико Търново, 2006 и др.
217
однократных изъятий сохранились «нежелательные фрагменты»: агентурные донесения, переписка информаторов с вербовщиками, личная переписка, так называемая производственная информация, отражающая перипетии внутрицерковной жизни Калининской епархии в рассматриваемый период.
Не менее содержательную информацию дают справки о смерти репрессированных, переписка родственников с органами прокуратуры, протоколы дополнительных расследований по отдельным эпизодам следствия, которые проводились в 1950-х гг. в ходе первой волны реабилитаций.
Безусловно, все перечисленные группы источников содержат многоаспектную информацию о репрессированных, но при этом, как не раз подмечали исследователи1, для документов этого периода характерно большое количество неточностей (искажений имен, духовных санов и званий), грамматических ошибок (что затрудняет определение мест рождения и служения), описок и исправлений. Совершенно очевидными являются изъятия из дел отдельных страниц, что порой даже нарушает общую нумерацию.
Более аутентичными следует признать сведения, полученные из протоколов закрытых партийных собраний и стенограмм областной партийной конференции. Эти документы раскрывают психоэмоциональную атмосферу того времени, в котором доминировало состояние массового психоза на почве шпиономании и тотального страха. Эта группа документов содержится в фонде Калининского обкома ВКП(б)2 и по мере необходимости использовалась в данном исследовании.
Язык изученных документов, как, впрочем, и текст приказа № 00447, определяет границы репрессируемой категории на первый взгляд весьма категорично — «церковники и сектанты». Но по определению те и другие составляют самостоятельные социальные и конфессиональные группы. Очевидно, создатели приказа, как и следователи, пренебрегали (или не располагали) знанием тонкостей церковного титулования и подразумевали под «емким» лексическим архаизмом «церковники»3 всех служителей церкви и мирян — членов «двадцатки»4. Не случайно в следственных делах
1 См., например: Романова С. Н. Источники персональной информации о православном духовенстве XX века в государственных архивах России // Материалы по истории русской иерархии. Статьи и документы / науч. ред. протоиерей В. Асмус, сост. П. Н. Грюнберг. М., 2002. С. 234.
2 См.: ТЦДНИ. Ф. 147 (Калининский областной комитет ВКП(б)).
3 Термин использовался в официальных документах до XIX в., далее, особенно в советское время, приобрел пренебрежительный оттенок.
4 Двадцатка — объединение верующих, необходимое для регистрации церковного прихода в СССР.
218
использовались, как синонимы, термины «поп», «священник», «священнослужитель», что совершенно некорректно: в числе последних оказывались и младшие члены причта — псаломщики. Следует заметить, что самой многочисленной группой репрессированных оказались священники (98 /б)1. Упоминания о сектантах встречаются лишь в нескольких следственных делах и «Книге памяти», где фигурируют «организатор секты», «сектант» без каких-либо дополнительных пояснений2. Из содержания справки УНКВД Калининской области «О вредительско-диверсионной деятельности в сельском хозяйстве» от 12 марта 1938 г. следует, что в январе 1937 г. было закончено следственное дело на контрреволюционную сектантскую организацию (баптистов-евангелистов) антивоенников с привлечением к наказанию 44 чел.3 Очевидно, что к началу операции в рамках приказа № 00447 верующие неправославной ориентации (в бытовой и официальной терминологии — сектанты) были рассеяны и малозаметны для власти.
2. «Партия твердо стоит на своей принципиальной позиции, враждебной всякой религии»: предыстория и хроника вопроса
«Большевистская перестройка» 1937-1938 гг., как любой исторический процесс, вызревала в предшествующий период. Следует согласиться с исследователями, что в случае с духовенством началом нового витка репрессивной политики партии стал 1928 г.4 Кроме игнорирования юридических прав верующих и массовых немотивированных отказов в регистрации религиозных объединений в это время последовала серия дискриминационных мер социально-экономического характера: непомерное завышение квартплаты, а то и выселение из муниципальных квартир «лишенцев»5, увеличение
Подсчитано по: Книга памяти жертв политических репрессий Калининской области. Мартиролог 1937-1938 / ред. кол. Е. Н. Кравцова, Г. П. Цветков и др. Тверь, 2000.
См.: Уголовно-следственное дело по обвинению Трошанова В. И. (без даты) // ТЦДНИ. Ф. 7849. Д. 21605.
Из справки УНКВД Калининской области «О вредительско-диверсионной деятельности в сельском хозяйстве». 12 марта 1938 г. // Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939. Документы и материалы: В 5 т. Т. 5: 1937-1939. Кн. 2: 1938-1939. М., 2006. С. 65.
4 С этого же времени начинается ограничение прав сектантов. См.: Савин А. И. Антирелигиозная комиссия при ЦК РКП(б) — ВКП(б) и евангельские церкви в 1922 1929 гг. // Государство и личность в истории России. Новосибирск, 2004. С. 101-102.
Лишенцы — лица, не обладавшие политическими правами или ограниченные в них.
219
налога на «нетрудовые доходы» до 75 Во всем этом таилось трагическое предзнаменование: не зарегистрированный как глава церковной общины священник попадал в разряд «частных предпринимателей» (!), что автоматически превращало его в жертву последующей репрессивной кампании. Анализ следственных дел 1937-1938 гг. по Калининской области показывает, что именно на этих основаниях (неуплата налогов и нетрудовая деятельность) часть священников «заработала» первую судимость2.
Следует учитывать и косвенные средства борьбы с религией: вытеснение церковных праздников с помощью «непрерывной рабочей недели [...] изъятие колоколов на нужды индустриализации»3.
Уголовному преследованию, как обычно, предшествовали «разъяснительные» мероприятия. В резолюциях XV съезда ВКП(б), IX пленума Исполкома Коминтерна и VI конгресса Коминтерна говорилось о «нарастании классовых противоречий», что «неминуемо требует перестройки всех общественных отношений»4. В конце 1928 г. Л. М. Каганович и Е. М. Ярославский подготовили документ, который 24 января 1929 г. был утвержден ЦК ВКП(б) и разослан по всем административно-партийным учреждениям СССР — «О мерах по усилению антирелигиозной работы». В широко растиражированном тексте напрямую увязывались «религиозные настроения массы» и «медленные темпы социалистического строительства». Сохранившиеся церковные «двадцатки» квалифицировались при этом как «единственно легальные контрреволюционные организации», которые действовали по всей стране и «имели влияние на массы». По сути дела, этот указ положил начало не только массовым арестам священнослужителей и мирян в 1929-1932 гг.5, но и сыграл роковую роль в ходе последующих репрессий: в 1937-1938 гг. былая судимость станет главной «рекомендацией» для включения в расстрельный список.
Одновременно с «чисткой» личного состава церковного ведомства специальной Антирелигиозной комиссией при ЦК ВКП(б)
Русская православная церковь и коммунистическое государство. 1917-1941. Документы и фотоматериалы / А. С. Масальская, И. Н. Селезнева, М. Е. Алексашина. М., 1996. С. 245,268-270.
2 По данным уголовно-следственных дел (ТЦДНИ. Ф. 7849) и Книги памяти жертв политических репрессий Калининской области (т. 1).
3 Freeze G. L. The Stalinist Assault on the Parish. P. 214-219.
i ВКП(б) в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Часть П. 1925-1939 / отв. ред. М. Б. Митин, А. И. Поскребышев, П. Н. Поспелов. М., 1941. С. 793-797.
5 Дамаскин (Орловский), иеромонах. Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия. Жизнеописания и материалы к ним. Кн. 3. Тверь, 1999. С. 12.
220
(АРК) прорабатывались вопросы, связанные с ограничением права советских граждан на свободу совести. В итоге были «подправлены» два пункта Конституции РСФСР, выявлено точное количество действующих культовых зданий. Тогда был взят курс на осторожное сокращение числа приходов и ограничение издательских возможностей всех существовавших в стране конфессий. Но в конце 1929 г. деятельность АРК была признана неэффективной1, ее функции были переданы в секретариат ЦК. Безусловно, это открывало новые возможности в деле ликвидации церковных структур: появившаяся Комиссия по вопросам культов при Президиуме ЦИК СССР обладала конкретными властными полномочиями. Так противостояние двух идеологий перешло в стадию открытого преследования.
Для активизации борьбы с религией подключаются пресса, школа, общественные организации. «Очередной задачей» советской власти становилась тотальная и быстрая идеологизация, а затем и качественная «переработка» института семьи. При этом власть учитывала традиционную склонность населения к ритуалистике и умело использовала ее. Коммунисты проявили изрядную изобретательность в создании новых обрядов, обычаев, праздников (детских и взрослых), которые сочетались с игровыми элементами и, несомненно, оказывали сильное воздействие на детскую ментальность. Это общеизвестные факты. Здесь они следовали не только опыту Великой французской революции, но и «творчески» переплавляли православные традиции.
Итоги массовой антирелигиозной кампании 1929-1933 гг. были подведены в 1935 г.2 Обнаружилось, что по сравнению с данными на 1914 г. численность молитвенных зданий, как и служителей культа, сократилась вдвое: сохранилось не более 25 тыс. храмов и 20 тыс. действующих священников, в то время как «воинствующих безбожников» (по официальным и явно раздутым данным) насчитывалось
Иная причина акцентирована в статье В. В. Жижкова. См.: Жижков В. В. Формирование партийно-государственной номенклатуры и внутрипартийная борьба в СССР во второй половине 1920-х гг. (на примере Антирелигиозной Комиссии при ЦК ВКП(б)) // Государство и личность в истории России. С. 106-116.
2 Заметим, что данное мероприятие совпало с «наведением большевистского порядка в собственном партийном доме» в 1935-1936 гг., когда только в Москве не получили новые партийные билеты 7,5 % общего числа проверенных коммунистов, а в Калининской области чистка рядов продолжалась и в 1937 г. См.: Пономарев А. Н. С. Хрущев и репрессии 30-х годов // Россия. XXI. 1996. № 1-2. С. 163; Стенограмма II Калининской областной партийной конференции (4-5 июня 1937 г.) // ТЦДНИ. Ф. 147 (Калининский областной комитет ВКП(б)). On. 1. Д. 526. Л. 4, 15, 98 и др.
221
около 5,7 млн1. Эта статистика в совокупности с другими данными позволяла представителям власти делать заявления о том, что в стране «происходит великая переделка людей»2. Казалось, потребуется еще немного времени, и в СССР «имя Бога будет забыто».
В Калининской области, однако, как, впрочем, и в других местах, сохранили свою устойчивость и популярность церковные обряды, не только разрушающие «советскую мораль», но и противостоящие «социалистическому строительству». Аресты 1920 — начала 1930-х гг. не истребили ни церковных «двадцаток», ни тем более потребности в отправлении привычных ритуалов. Партийные активисты и «сознательные» журналисты сокрушались, что не только старики, но и молодежь по-прежнему посещает немногочисленные храмы. В ряде центральных областей действовало церковное подполье — Истинно-православная церковь и т. п.3 После самоликвидации обновленческого Синода в 1935 г. вышли из-под контроля большевиков обновленцы, которые, несмотря на неудачу борьбы с «тихоновцами», продолжали «борьбу за души» людей. Это означало, что в СССР сохранялись своеобразные «анклавы веры», где служители культа могли регулировать не только индивидуальное, но и групповое поведение граждан. Бдительные руководители даже небольших производственных коллективов, опасаясь прослыть «политически близорукими», не упускали из виду всех, кто так или иначе был связан с церковью. Регулярно отчитываясь перед вышестоящим начальством, они указывали имена «бывших» в перечне классово враждебных элементов4. Из ВЛКСМ и партячеек изгонялись все замеченные в выполнении церковных обрядов5.
Время от времени проводились точечные аресты, в Калининской области были выявлены даже крупные «церковно-монархические группы». Так, «Старицкую КРГр» во главе с игуменьей Анной (Ан-тонией) «обнаружили» в городе Старица в середине 1929 г., контр
1 Цыпин В., протоиерей. История русской Церкви. С. 197.
2 См.: Резолюция VII конгресса Коминтерна о победе социализма в СССР // ВКП(б) в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Часть II. С. 800-803.
3 См.: Шкаровский М. В. Русская церковь при Сталине и Хрущеве. М, 1999. Факт «активного сопротивления» советской системе сейчас признают и другие историки. См.: Коровин Н. Р. Из истории Русской Православной Церкви. Иваново, 2004. С. 36.
4 См., например: Сообщения и сведения о контрреволюционных высказываниях отдельных лиц, самоубийствах в Вышневолоцком районе (5 февраля — 22 марта 1935) // ТЦДНИ. Ф. 147 (Калининский областной комитет ВКП(б)). On. 1. Д. 78. Л. 1.
5 Информация об исключениях из партии, случаях самоубийств, контрреволюционных настроениях в Завидовском районе (1935) //Там же. Д. 99. Л. 9.
222
революционная группа «Молодая Россия» в 1930 г. «действовала» в Кашинском и Бежецком уездах. Примечательно, что самые суровые приговоры по этим делам предусматривали «всего» 5 лет ссылки1. В конце 1936 г. чекисты «обезвредили» упомянутую выше антисоветскую сектантскую организацию, объединявшую баптистов-евангелистов Вышневолоцкого, Сандовского, Максатихинского, Но-воторжского, Спировского и Пеновского районов2.
Установлено также, что некоторые священники после освобождения из заключения или поселения находились в оперативной разработке. Эти данные, а также выводы В. А. Алексеева и М. В. Шкаров-ского3, исследования, проведенные в Ивановской, Нижегородской и Курской областях4, ставят под серьезные сомнения предположения Р. Биннера и М. Юнге о том, что «напряженность между местными органами власти и региональными религиозными органами и религиозными объединениями» в «межрепрессионный» период преувеличена. Более релевантными для их характеристики названными авторами представляются «согласие и переплетение интересов» с 1934 до начала 1937 г.5 На деле карательные акции продолжались, но без явного демонстрационного эффекта, что подтверждает и увеличение числа жалоб на притеснения служителей культа и верующих6. Таким образом, «Большая чистка» 1937 г. началась в атмосфере растущего
1 Уголовно-следственные дела УМВД КО // ТЦДНИ. Ф. 7849. Д. 21182-д (по обвинению Голикова А. Н. и др.); Д. 22994-с (по обвинению Куракина В. Ф. и др.).
2 Из справки УНКВД Калининской области «О вредительско-диверсионной деятельности в сельском хозяйстве». 12 марта 1938 г. // Трагедия советской деревни. Т. 5. Кн. 2. С. 65.
о
См.: Алексеев В. А. Иллюзии и догмы. М., 1991; Шкаровский М. В. Русская церковь при Сталине и Хрущеве; Он же. Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. СПб., 1999.
4 См.: Федотов А. А. Святые земли Ивановской. Иваново, 1997; Федотов А. А. История Ивановской епархии. Иваново, 1998; Друговская А. Ю., Капинос С. В. Куряне — священнослужители — жертвы политических репрессий 30-40-х гг. (По ма-териачам «Книги памяти жертв политических репрессий») // Из истории монастырей и храмов Курского края. Курск, 1998. С. 116-125; Штукина Л. Н. Святомученик Онуфрий — епископ Курский // Там же. С. 129. О примерах пристального внимания власти к отдельным представителям епископата см. также: Шкаровский М. В. Епископ Сергий (Дружинин) // Вестник Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. История Русской Православной Церкви. Синодальный период / гл. ред. протоиерей В. Воробьев. М., 2005. С. 134; Книга памяти жертв политических репрессий в Нижегородской области / ред. кол. В. И. Жильцов, А. П. Арефьев, А. В. Беляков и др. Т. 2. Нижний Новгород, 2001.
5 Юнге М., Биннер Р. Как террор стал «Большим». С. 170.
6 См.: Дамаскин (Орловский), иеромонах. Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия. С. 19.
223
социального стресса, что обусловило ее темпы, размах и неконтролируемые последствия.
В январе 1937 г. в центральной и местной прессе было опубликовано «Постановление Чрезвычайного XVII Всероссийского съезда Советов об утверждении Конституции РСФСР»1. Глава XI «Основные права и обязанности граждан» гарантировала право на труд и отдых, образование и социальную поддержку всему (выделено мною. — Т. Л.) советскому народу. Статья 136 напоминала о патриотическом долге в виде обязательной воинской повинности, а статья 139 провозглашала всеобщее избирательное право независимо (среди прочего) и от вероисповедания. Получалось, что недобитые «бывшие люди», затаившиеся троцкисты-зиновьевцы и прочая враждебная братия оказывались на равных с преданными партии советскими людьми. Правда, в тексте проекта Основного закона было несколько «разъяснений» относительно затаившихся «врагов народа», которые могли нанести ущерб социалистической собственности или военной мощи государства (ст. 135 и 136). В переводе с бюрократического языка на язык «классовой борьбы» это означало, что в стране «победившего социализма» нет места тем, кто «не вписывался» в новую стратификационную триаду «рабочий класс — трудовое крестьянство — советская интеллигенция». Получалось, что настало время расправиться с «омерзительной шайкой» и «вырвать с корнем троцкистскую мразь» во всех ее проявлениях. Но нанесение «последнего удара» по служителям церкви требовало тщательной подготовки.
3. Начало: -«...оживились меньшевики, эсеры, церковники, кулачье, троцкисты и всякая сволочь»
Большевики действовали по отрепетированному сценарию. На февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) при рассмотрении вопроса о подготовке избирательной кампании недвусмысленно говорилось о «чуждых влияниях», которые исходили от «всяких религиозников»2. Весной 1937 г. стала набирать обороты пропагандистская кампания в прессе. Следует заметить, что читающая публика в регионах психологически была уже подготовлена к тому, чтобы проглотить очередную порцию яда, не заметив его горечи. Первые полосы центральных и местных газет давно заполняли подробные отчеты о ходе политических процессов в столице, здесь же печатались протоколы допросов выявленных в партаппарате троцкистов и
Сталинская молодежь. 1937.24 янв. С. 3-4.
См.: Текст выступления С. В. Косиора от 27 февраля 1937 г. // Трагедия советской деревни. Т. 5. Кн. 1:1937. М., 2004. С. 159-160.
224
гневные письма трудящихся, требующих «сурово наказать предателей Родины».
В Калининской области антирелигиозная кампания началась в апреле 1937 г. Поскольку в этом году праздник Пасхи совпадал с 1 мая, на заседании бюро обкома ВКП(б) было решено задействовать все рычаги для отвлечения населения от посещения храмов: СМИ, партячейки, комсомол, школы и клубы1. В газете «Сталинская молодежь» появилась статья «Против поповской пасхи», автор которой, некий Н. Ларихин, после «разъяснения», откуда пошел этот нелепый праздник, поведал, что попы вместе с немецкими, итальянскими и испанскими фашистами «ведут кровавую бойню против испанского народа», сотрудничают с фашистскими генералами, а кое-где сами возглавляют отряды фашистской молодежи2. В тексте, наполненном ядовитым вздором, по сути дела, обвинялись в антисоветизме не только служители культа, но и их «пособники» — прихожане.
14 мая в той же газете сообщалось, что комсомольцы колхоза имени О ГПУ Новоржевского района решили провести цикл антирелигиозных лекций и создать ячейку воинствующих безбожников3. 18 мая журналист из Торжка (районный центр) в статье «Проповедники контрреволюции» с тревогой предупреждал, что в городе, где ранее было 36 церквей и монастырей, а теперь «редко встретишь попа», окопались сектанты, которые не только исподтишка крестят молодежь, но и способствуют развалу колхозов4. «Церковники распоясались, — вторили из Кушалинского района. — В связи с предстоящими выборами в Советы по новой Сталинской Конституции за последнее время особенно оживили свою деятельность попы церковники, сектанты и контрреволюционные элементы всех мастей». Их «грязные антисоветские дела», как разъяснялось, состояли в привлечении «учеников, пионеров и даже учителей» к церкви. Автор напрямую увязывал успешность предстоящих выборов с масштабами антирелигиозной пропаганды5. Подобные публикации следовали практически из номера в номер. На страницы местной прессы помещались также наиболее острые статьи из центральных изданий6. В сущности, населению был навязан язык обвинительных приговоров до их
1 Протокол заседания бюро Калининского обкома ВКП(б) с материалами (7 апреля - 3 мая 1937) // ТЦДНИ. Ф. 147 (Калининский областной комитет ВКП(б)). Оп. 1.Д. 532. Л. 71.
Сталинская молодежь. 1937. 28 апр. С. 3.
■)
Там же. 14 мая. С. 4.
4 Там же. 18 мая. С. 2.
5 Там же. 26 мая. С. 3.
6 Например: Юрин А. Церковники и сектанты на службе фашизма // Пролетарская правда. 1937. № 269 (из «Известий»).
225
появления. Умело спланированная пропагандистская риторика указывала на прямую связь внешней опасности, внутриполитических и экономических трудностей с наличием в СССР части населения из бывших приспешников царского режима. Областная (июньская) партконференция «подсказывала»: «Мы должны найти корни вредительства и удалить их до конца»1. До появления приказа № 00447 оставалось чуть больше месяца.
4. «Оперативный приказ» наркома внутренних дел Ежова № 00447: «выкорчевка всех мерзавцев»
Документ, датированный 31 июля 1937 г., можно рассматривать как юридическое оформление репрессивной политики, сформулированной в предшествующий период. Его содержание предписывало с 5 августа 1937 г. во всех республиках, краях и областях начать репрессивную операцию против бывших кулаков, активных антисоветских элементов и уголовников2. Это был акт тотальной зачистки социального пространства. Намечались и конкретные сроки ликвидации «врагов народа». Критерии для зачисления в их состав — участие в буржуазных партиях, Белом движении, судимость, принадлежность к кулачеству, данные, указывавшие на причастность к антигосударственной и преступной деятельности в настоящем. Среди обширного перечня потенциальных жертв фигурировали «церковники и сектанты». Наиболее активные из них «подлежали немедленному аресту и по рассмотрению дел на тройках — расстрелу». Для других предусматривался срок заключения до 10 лет3. По Калининской области согласно приказу по первой категории подлежали наказанию 1 000 чел., по второй — 3 ООО4. Превышение нормативов допускалось с личного разрешения Ежова при наличии мотивированного обоснования. Особо оговаривалась судьба членов семей: пока они исключались из контингента потенциальных жертв.
На проведение операции отводился четырехмесячный срок. Определялась и последовательность действий: начать предстояло с жертв
Протокол заседания бюро Калининского обкома ВКП(б) с материалами (27 апреля — 21 июня 1937) // ТЦДНИ. Ф. 147 (Калининский областной комитет ВКП(б)). On. 1. Д. 532. Л. 270.
2 Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов. — Из проекта оперативного приказа народного комиссара внутренних дел Союза ССР // От ЧК до ФСБ. 1918-1998: Сб. документов и материалов по истории органов государственной безопасности Тверского края / отв. сост. В. А. Смирнов, А. В. Борисов, М. В. Цветкова. Тверь, 1998. С. 139-142.
3 Там же. С. 140.
4 Там же.
226
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.