Справка
Выдана для Нелидовского райотдела, [а именно] о том, что гражданин деревни Селы Паниковского сельсовета Павел Иванович Цветков происходит из кулацкой семьи. В 1930 г. за эксплуататорскую деятельность он был обложен индивидуальным заданием1 и лишен избирательного права. В 1918 г. один из руководителей контрреволюционного восстания. Затем ушел в подполье2. В 1935 г. работал в колхозе кузнецом. Препятствовал ремонту уборочных машин и нарушал тем самым сбор урожая. Поэтому был отстранен от работы. В настоящее время проживает на территории сельсовета. Человек, занимающий антисоветскую позицию.
Настоящая справка выдана
председателем сельсовета М. XX
Секретарь Воробьев3
Источник: ТЦДНИ. Ф. 7849. Д. 22712-с. Л. 4.
Включая в характеристики клеймящие ярлыки, такие, как «крупный кулак», «контрреволюционная деятельность или агитация», «человек с антисоветскими настроениями»4, «непримиримый противник советской власти», «бродяжнический элемент»5 и «социально опасный или вредный элемент, требующий изоляции от общества»6, председатели сельсоветов безвозвратно делали себя соучастниками внесудебных органов, решавших вопросы жизни и смерти людей.
1 Подчеркнуто красным карандашом. Подчеркнуто красным карандашом.
о
Печать сельсовета.
4 Цветков Павел Иванович (1896-1937) — колхозник. Осужден тройкой УНКВД по Калининской области к ВМН и расстрелян 30 сентября 1937 г. См.: Цветков Павел Иванович. Следственное дело. 16.08-19.08.1937 г. // ТЦДНИ. Ф. 7849. Д. 22712-с. Л. 1-21. Л. 4, 23; Справка Никольского сельсовета. Август 1937 г. //Там же. Л. 4 («человек с антисоветскими настроениями»).
5 Иванов Степан Иванович (1896-1937) — член колхоза. См.: Иванов Степан Иванович. Следственное дело // Там же. Д. 22044-с. Л. 1-17. Также свидетель 3. повторяет это показание. См.: Там же. Л. 14.
6 Чередеев Илья Иванович (1878-1937) — священник церкви в с. Константиново Калининской области. Арестован 12 декабря 1937 г., осужден 27 декабря 1937 г. тройкой УНКВД по Калининской области к ВМН по обвинению в антисоветской агитации. Расстрелян 29 декабря 1937 г. «Каксоциально опасный элемент Чередеев требует изоляции от общества». См.: Чередеев Илья Иванович. Следственное дело // ТЦДНИ. Ф. 7849. Курицын Яков Васильевич (1887-1937) — бывший дьякон и торговец. Осужден 1 ноября 1937 г. тройкой УНКВД по Калининской области к ВМН. См.: Курицын Яков Васильевич. Следственное дело. 8.10-19.10.1937 г. // ТЦДНИ. Ф. 7849. Д. 20450-с. Л. 1-18. «Является человеком социально опасным и обнаглевшим, в отношении которого требуется применение изоляции». См.: Справка Никольского сельсовета Калининской области от 10 октября 1937 г. // Там же. Л. 6-6 об.
615
Эта лексика из характеристик широко использовалась и часто воспроизводилась в свидетельских показаниях, обвинительных заключениях и приговорах троек. Марковин Александр Васильевич (1883-1937) — бывший дьякон, осужден 29 декабря 1937 г. тройкой УНКВД по Калининской области к расстрелу1. В характеристике читаем: «Является непримиримым врагом Советской власти и систематически ведет резкую к/р агитацию пораженческого характера»2. Свидетель № 1, простой колхозник, повторяет: «Марковин как непримиримый враг по отношению Сов. власти на всем своем пути вел резкую к-р агитацию»3. То же самое говорит свидетель № 2, председатель колхоза «Новый путь»: «Мне известно, что Марковин, как и раньше, остался непримиримым врагом советской власти»4.
Золотов Николай Петрович (1877-1937) — столяр, осужден 15 октября 1937 г. тройкой УНКВД по Калининской области к ВМН3. Справка Степуринского сельсовета Калининской области гласит: «Крупный кулак, бродящий по колхозам, и среди населения проводил к-р агитацию террористического характера»6. Свидетель № 1, середняк, по его собственным показаниям, очень хорошо знавший Золотова: «Он в прошлом крупный кулак, эксплотатор наемной ро-бочей силы. [...] БОЗ, бродяжничает по колхозам [...] проводит к-р агитацию террористического характера»7. В обвинительном заключении еще раз указано: «Крупный кулак, эксплотатор наемной рабочей силы. [...] Проводил к-р агитацию»8. В протоколе тройки читаем снова: «бродяжничая по деревням... вел к-р агитацию пораженческого характера»9.
Наряду с функцией обеспечения информацией следователей НКВД, характеристики имели своей задачей легитимировать приго
1 Марковин Александр Васильевич. Следственное дело. 22 декабря 1937 г. // ТЦДНИ. Ф. 7849.Д.21172-С.Л. 1-16.
2 Ср.: Характеристика Сушигородского сельсовета от 23 декабря 1937 г. // Там же. Л. 5.
' См.: Допрос свидетеля К. // Там же. Л. 11. 4 См.: Допрос свидетеля М. // Там же. Л. 13.
3 Золотов Николай Петрович. Следственное дело // Там же. Д. 21675-с. Л. 1-13.
6 См.: Справка Степуринского сельсовета Калининской области на Золотова Н. П. // Там же. Л. 4.
7 См.: Допрос свидетеля XY от 30 августа 1937 г. // Там же. Л. 7-8.
8 Ср.: Обвинительное заключение на Золотова Н. П. от 23 сентября 1937 г. // Там же. Л. 11.
9 См.: Выписка из протокола тройки УНКВД по Калининской области от 15 октября 1937 г. // Там же. Л. 12.
616
вор тройки. Этот приговор основывался на чрезвычайно скудном доказательном материале, как правило, состоящем из «самопризнания» обвиняемого и двух-трех показаний свидетелей. Поэтому не вызывает удивления тот факт, что в протоколах тройки УНКВД по Алтайскому краю характеристики сельсоветов наряду с показаниями свидетелей были непосредственно приведены в качестве улик1.
2. Влияние НКВД
Не вызывает сомнения то обстоятельство, что характеристики, как правило, составлялись по инициативе НКВД, что подтверждается стандартными формулировками типа «выдана настоящая Нелидовскому РО НКВД»2.
В какой степени влияние НКВД отразилось в содержании характеристик, являлось темой разбирательства многих реабилитационных процедур 1950-х гг. При этом председатели сельсоветов в своих показаниях заявляли, что сотрудники НКВД требовали от них вносить в характеристики подтасованные данные о социальном происхождении или статусе арестованных. Конкретно это выражалось в том, что середняков производили в кулаки: «Указанные характеристики мне предъявлены и зачитаны. Они действительно подписаны мною. Содержание их в основном соответствует действительности [...]. Неправильно только указано, что Сабуровы А. Я., А. А., И. П., Сабуров В. Ф. и Сабуров Г. М., Кудымов Д. К., Чечулин и Леханов были кулаками, на самом деле они имели середняцкие хозяйства и раскулачены не были»3.
Другой председатель сельсовета показывал: «Так, по требованию работников НКВД, запрашивавших эти характеристики, в последних неправильно проставлялось якобы кулацкое соцпроисхождение и соцположение тех или иных лиц»4.
Далее, по заявлениям председателей сельсоветов, сотрудники НКВД, а также милиции требовали от них приписывать обвиняемым
1 Ср.: Протокол [заседания] 9/[протокола] 18-к тройки от 23 ноября 1937 г. // Отдел специальной документации управления архивного дела администрации Алтайского края // ОСД УАД АК. Ф. Р. 2. Оп. 5. Д. 80. Л. 2.
2 Справка Никольского сельсовета Калининской области. Август 1937 г. // ТЦДНИ. Ф. 7849. Д. 22712с. Л. 4.
Ср.: Выписка из протокола допроса Кудямова Егора Ивановича от 1 апреля 1958 г. Следственное дело // Государственный общественно-политический архив Пермской области (ГОПАПО). Ф. 641/1. On. 1. Д. П-16957. Л. 522.
4 Выписка из протокола допроса Суворова Александра Михайловича от 31 марта 1958 г. //Там же. Л. 537.
617
преступления, о которых им ничего не было известно1. Согласно показаниям одного из председателей сельсоветов, влияние органов заходило настолько далеко, что сотрудники НКВД предоставляли ему заранее изготовленные характеристики: «Эти сотрудники приносили в с/с заранее изготовленные ими черновые справки на интересующих их лиц и давали переписывать и подписывать работникам сельсовета»2.
На собрании партийной ячейки одного из районных отделов НКВД Донецкой области, состоявшемся 27 февраля 1938 г., в прозвучавшей в адрес одного из сотрудников НКВД критике сообщалось: «Аресты со стороны Воднева производились без ордеров, ордера выписывались и получали справки от сельсоветов после арестов, справки, которые не носили характера компрометирующих материалов, Водневым рвались и бросались в мусорную кошелку [...]»3.
Свидетельствам такого рода противопоставляются показания сотрудников НКВД, принимавших участие в проведении «кулацкой операции», в которых оспаривается какое-либо воздействие органов на сельсоветы. Так, А. Н. Факеев, бывший с октября 1937 г. по июнь 1938-го начальником Ключевского РО НКВД, заявил на допросе в 1955 г.: «Справки на арестованных лиц писали председатели сельсоветов, лично я только говорил им, на кого нам нужна справка. Установок председателям сельсоветов о том, чтобы они писали справки ложные, не соответствующие действительности, соц. положения арестованного, я не давал и председателей сельсовета в РО УНКВД не вызывал»4.
1
ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. П-16957. Л. 537. Ср. также: «Кроме того, Чижов, Гу-менюк и Золотарь в свои преступления втягивали сельских активистов председателей сельсоветов и колхозов, от которых требовали клеветнические данные на того или иного колхозника, арестованного раймилицией». См.: Приказ № 211 народного комиссара внутренних дел УССР о приговоре военного трибунала по делу группы работников Чигиринской раймилиции Чижова и других. 27 августа 1938 г. // «Через трупы врага на благо народа». Проведение «кулацкой» операции на Украине 1937-1938 гг. / сост. М. Юнге, Р. Биннер, С. Н. Богунов, Б. Бонвеч, О. А. Довбня, С. А. Кокин, Г. В. Смирнов, И. Е. Смирнова (готовится к изданию в 2009 г. в Киеве).
2 Протокол допроса бывшего председателя Родинского сельсовета Алтайского края от 15 мая 1958 г. Никитенко Павел Иванович и другие (13 ч.). Следственное дело. 19.11.1937-16.12.1937 г., 1 ноября 1958 г. // ОСД УАД АК. Ф. Р. 2. Оп. 7. Д. П-6125. Т. 2. Л. 29-35.
3
Протокол № 5 общего партийного собрания первичной партийной организации районного отделения НКВД Тельмановского района Донецкой области // Государственный архив Донецкой области (ГАДО). Ф. 5181. On. 1. Д. 3. Л. 18. За указание на документ благодарим Ирину Соловьеву.
4
Протокол допроса от 4 октября 1955 г. Факеева А. Н., бывшего начальника Ключевского районного отделения УНКВД // Ключевский район [Алтайского края1 С. 579-581. Р 1
618
3. Влияние функционеров колхозов и «сельского актина»
В ходе реабилитации в 1958 г. был назван еще один источник воздействия на содержание характеристик: сообщения председателям сельсоветов и секретарям, поступавшие из колхозов. Так, секретарь Родинского сельсовета Алтайского края показал на допросе, что характеристики составлялись им на основании устных и письменных данных из колхозов1.
Один из бывших сотрудников Бийского РО НКВД Алтайского края подчеркивал тесное сотрудничество между НКВД, сельсоветами и сельским активом: «[...] было дано задание выехать в село Плеш-ково и собрать там данные на ранее судимых за контрреволюционные преступления, на кулаков, на лиц, плохо выполняющих госпоставки, на лиц, не вступающих в колхозы и ведущих антиколхозные и антисоветские разговоры [...]. На таких лиц мы заполучили от сельсоветов отрицательные справки-характеристики, допросили несколько свидетелей о некоторых фактах антисоветских и антиколхозных высказываний [...]. Перед допросом свидетелей собирался актив села Плешково, в беседе с которыми выяснялись те или иные факты антисоветских и, особенно, антиколхозных проявлений, имевшие место в селе. Затем эти факты записывались в протоколы допроса так, чтобы было видно, что арестованные антисоветские проявления допускали организованно»2.
30 января 1939 г., непосредственно после завершения операции по приказу № 00447, ряд сотрудников Знаменского РО и РОМ НКВД Алтайского края также дали показания, как они аналогичным образом увеличили число подлежащего аресту контингента помимо взятых на оперативный учет лиц: «[...] как на встречу в с/совет шли: председатель] с/сов[ета] Кива, заместитель] директора Знаменской МТС Гарин, инструктор РК ВКП(б) Титов и счетовод МТС Колесников и тут же договорились пойти к председателю] с/сов[ета] Кива [...]. [Сотрудник НКВД С. А.] Касаткин у Кива спросил [про] кулаков, тот ему рассказал, Касаткин писал в тетрадь, но справок на них
Протокол допроса бывшего секретаря Родинского сельсовета Алтайского края от 5.05.1958. Никитенко Павел Иванович и другие (13 ч.). Следственное дело. 19.11.1937-16.12.1937, 1 ноября 1958 г. // ОСД УАД АК. Ф. Р. 2. Оп. 7. Д. П-6125. Т. 2. Л. 17-19.
2 Протокол допроса свидетеля Л. И. Иванова, бывшего начальника Алтайского РО НКВД [г. Барнаул], 12.11.1956 // Массовые репрессии в Алтайском крае, 1937-1938 / сост. Г. Д. Жданова, В. Н. Разгон, М. Юнге, Р. Биннер, Б. Бонвеч, В. И. Кутищев (готовится к изданию в 2009 г. в Барнауле). См. также цитируемое В. В. Шабалиным в настоящем томе материалов конференции показание кузнеца Ф. А. Маховникова о причинах его ареста. НКВД использовал, как с полным правом подчеркивает Шаба-лин, также «неофициальные сведения».
619
не брал, пробыли в с/совете не больше 2-х часов и выехали на одной автомашине с директором МТС Гариным, инструктором РК ВКП (б) Титовым и Колесниковым, доехали до села Погореловки, они слезли, а мы с Касаткиным поехали в с. Даниловку Херсонский с/сов[ет]. Прибыли часов в 12 дня 5/VII-37 г., в с/совете не оказалось никого, я съездил за председателем с/сов[ета]. Он был в колхозе на растояние 7 км, председатель прибыл, Касаткин с ним также побеседовал часика 2. Записал на листок бумаги о живущих кулаках в Херсонском с/соврэте]»1.
Один из сотрудников Солтонского РОМ НКВД Алтайского края позже сообщал: «Никаких компроматериалов также не давалось. Лично я прибыл в Карабинский сельсовет и, посоветовавшись с председателем] сельсовета Д. и другими активистами села, в течение примерно 5 часов арестовал 35 чел.»2.
Сотрудник УНКВД по Сталинской области Воронин заявляет чуть менее определенно: «Нужно сказать, что сельсоветы и шахтко-мы приспособились к нашим органам и дают штампованные характеристики на арестованных нами»3.
4. Сельсовет как инициатор
До сего дня у нас есть только одно документальное свидетельство того, что председатель сельсовета выступил инициатором арестов. Это заявление председателя Ново-Калининского сельсовета от 3 июля 1937 г., которым руководство УНКВД по Калининской области информировалось о кулацкой группе, проводившей антисоветскую агитацию, в результате чего колхоз якобы не мог выполнить свои обязательства перед государством. Одновременно автор письма предлагал себя в качестве свидетеля4. Один из сотрудников НКВД сделал 5 августа 1937 г. пометку на письме: «Товарищу Синодову, допросите Ю. (председателя сельсовета. — Авт.). Кулаков включите в список на операцию по I категории]»5.
1 Протокол допроса свидетеля В. С. Костюченко, сотрудника Знаменского РО УНКВД по Алтайскому краю. [г. Барнаул], 30.1.1939 // Массовые репрессии в Аттай-ском крае.
2 Протокол допроса свидетеля Б., бывшего сотрудника Солтонского РОМ НКВД, [г. Барнаул], 28.4.1954 // Там же.
3 Общее закрытое партийное собрание парторганизации УГБ УНКВД по Сталинской области. Протокол № 3. 28 января 1939 г. /'/ «Через трупы врага на благо народа».
4 Заявление председателя Ново-Калининского сельсовета от 3 июля 1937 г. // ТЦДНИ. Ф. 7849.Д.21077-С.Л. 1-53.
5 Там же. Л. 1.
620
Уже 6 августа были выданы постановления на арест, а 10 августа тройка приговорила всех шестерых обвиняемых по этому делу к ВМН.
5. Момент составления характеристик
Часть характеристик была составлена перед арестом подозреваемых. Из этого можно сделать вывод о том, что они играли свою роль при выборе лиц, подлежавших аресту. Примерно такое же количество характеристик было составлено в срок до 20 дней уже после ареста.
6. Другие функции председателя сельсовета в ходе следствия
Помимо роли автора характеристики, председатель сельсовета чаще всего присутствовал при аресте в качестве официального лица. К тому же следственные дела содержат «Справку об имущественном положении жителя», в которой в трех графах указывалось имущественное положение обвиняемого до 1917 г., до 1929 г. и на момент ареста. На основании этих данных председатель сельсовета определял социальный статус арестованного и информировал органы НКВД о том, является ли арестованный лишенцем, т. е. лицом, утратившим избирательное право, и если да — на основании каких критериев, к примеру: «Как служивший жандармом в течение 17 лет до Октябрьской Революции»1.
Председатель сельсовета зачастую в ходе следствия выступал и как свидетель, а вместе с ним — секретарь сельсовета, председатели колхозов, в большинстве случаев также являвшиеся членами сельсовета. Все они с готовностью, добровольно, давали показания, которые подтверждали, расширяли и детализировали обвинения, уже приведенные в характеристиках сельсоветов. Снова и снова повторялись обвинения в отказе от дачи подписи под государственными обязательствами, критике выборов в Верховный Совет СССР, в сравнении с лучшей жизнью при царизме, надежде на изменение положения в результате войны с Германией или Японией, в позитивных упоминаниях бывшей внутрипартийной оппозиции и репрессированного командования РККА, а также в критике бедственного положения в колхозах. Как правило, свидетели дословно цитировали высказывания обвиняемых, причем дополнительно указывалось, где, когда и в чьем присутствии высказывался арестованный. Сверх этого свидетели приводили многочисленные конкретные примеры мнимой
Зубакин Константин Дмитриевич. Следственное дело. 15.03.1938 г. // ТЦДНИ. Ф.7849. Д.22815-С.Л. 1-19.
621
вредительской деятельности на рабочем месте. Широко распространенные халатность, разгильдяйство и недостаток дисциплины трансформировались при этом в злой умысел.
Выводы
Хрущев уже знал ответ на вопрос, кто, кроме Сталина, несет ответственность за массовую операцию: «НКВД арестовывало этих людей, НКВД проводило следствие и НКВД выносило им приговоры. Тройки, состоявшие из сотрудников НКВД, творили что хотели»1.
Имеющиеся в нашем распоряжении документы говорят о другом. Круг действующих лиц в «кулацкой операции» был куда шире: партийные секретари краев и областей были членами троек, и именно они подписывали многочисленные запросы в адрес Политбюро ЦК о повышении лимитов. Милиция обрабатывала следственные дела уголовников с момента ареста до передачи их на рассмотрение тройки. Комсомольцы оказывали помощь НКВД и милиции на всех этапах операции. Сельский совет как самое нижнее подразделение государственного карательного аппарата тоже принадлежит к числу соучастников преступления. В его характеристиках бывшие кулаки, вернувшиеся или бежавшие из лагерей и «кулацких» поселков, как и бывшие кулаки в колхозах, в соответствии с приказом № 00447 препарировались как жертвы. Деревня окончательно должна была стать местом, свободным от кулаков.
Наряду с этим сельсовет использовал возможность заклеймить неудобных, критически настроенных, не желавших работать людей как «социально опасные или, соответственно, как социально вредные элементы» и удалить их руками НКВД из деревни2. При этом сельсо-
1 Хрущев Н. С. Мемуары Никиты Сергеевича Хрущева // Вопросы истории. 1992. № 2-3. С. 94.
9
Установлены также случаи аналогичного содействия органам со стороны директоров фабрик, начальников железнодорожных станций и рабочих. См.: Начальник станции, секретарь парткома станции, зав. грузовым двором станции и председатель месткома станции Вышний Волочек Калининской области начальнику НКВД города Вышний Волочек о контрреволюционной деятельности Ереминой Евдокии Ивановны [август 1937 г.] // Юнге М., Бордюгов Г. А., Биннер Р. Вертикаль большого террора. История операции по приказу НКВД № 00447. М„ 2008. С. 167; От рабочих фабрики В-Волоцкой м-ры и от граж. Ч., П., С, А., Ф., В., К. о прозьбе изолировать Еремину Е. И. [август 1937 г.] // Там же. С. 168; Сообщение директора Томской лесоперевалочной базы управляющему трестом Томлес об арестованных органами НКВД работниках базы и укомплектованности ее специалистами. 13.9.1937 // Из истории земли Томской. Год 1937: Сб. документов и материалов. Томск, 1998. С. 188-189; Список рабочих и служащих Томской лесоперевалочной базы, подлежащих замене. 13.9.1937 // Там же. С. 192-196.
622
вет не останавливался перед тем, чтобы фальсифицировать их социальное происхождение и статус, выдавая середняков за кулаков.
К кругу жертв характеристик сельских советов относились не только кулаки, но и так называемые «бывшие люди», прежде всего жандармы и сотрудники царской юстиции. Уничтожающий язык характеристик достигает своего кульминационного пункта в требованиях изолировать деревенских священников от общества. Поэтому нет ничего удивительного в том, что последние относятся к наиболее пострадавшей целевой группе операции. Не в последнюю очередь мы также хотим квалифицировать частые выступления членов сельских советов, председателей колхозов и прочих активистов в качестве свидетелей как организованное доносительство. То же самое относится к большинству справок сельских советов, особенно когда они «высвечивают» высокую личную заинтересованность их авторов1.
Другие примеры см.: Справка Чесноковского сельского совета Барнаульского района на баптиста Я. С. Косолапова. Не ранее 30 сентября 1937 г. // Советское государство и евангельские церкви Сибири в 1920-1941 гг.: Документы и материалы / сост. А. И. Савин. Новосибирск; СПб., 2004. С. 335. См. особенно: Справка Родинского сельского Совета о социальном положении обвиняемого К. [1937 г.] // Массовые репрессии в Алтайском крае.
А. В. Чащу хин (Пермь)
УЧАСТИЕ СОВЕТСКИХ ОРГАНОВ ВЛАСТИ В ПРОВЕДЕНИИ МАССОВОЙ ОПЕРАЦИИ В ПРИКАМЬЕ СВЕРДЛОВСКОЙ ОБЛАСТИ
Выполнение приказа № 00447 наделило органы НКВД исключительными полномочиями. Принадлежность к партийной, советской или хозяйственной номенклатуре уже не могла служить охранной грамотой от террора. В этих условиях состав тройки — основного по приказу карающего органа — выглядел во многом формальным. Первый секретарь обкома, прокурор области явно были оттеснены на второй план фигурой начальника областного УНКВД, играя, по существу, роль послушных подручных. Тем не менее для реконструкции механизма террора представляется полезным рассмотреть проведение операции и с внешней по отношению к НКВД стороны — с точки зрения советских структур. В чем выражалась реакция официальных государственных органов власти на проводимую кампанию? Какие механизмы приспособления к ситуации пытались выработать люди, которые формально продолжали осуществлять властные функции, но фактически были отстранены от политических ресурсов?
Рассмотрение всех государственных ведомств выходит за рамки данной статьи. Наше внимание будет сосредоточено прежде всего на тех структурах, которые непосредственно примыкали к проведению «кулацкой операции». Речь идет о прокуратуре, участие которой в операции в лице областного прокурора было оговорено в приказе. Кроме того, формально прокуратура была обязана выполнять надзорные функции по отношению к НКВД. Хозяйственные органы власти в этой статье будут представлены так называемыми отделами найма и увольнения при заводах (ОНУ). Созданные в 1934 г. с целью очистки заводов от социально чуждых элементов, ОНУ сыграли существенную роль в проведении массового террора. Наконец, в этой статье будут рассмотрены отдельные сюжеты, связанные с Советами и избирательными комиссиями. Рассмотрение этого направления необходимо по двум причинам. Во-первых, Советы и избиркомы выполняли важную для власти функцию формальной легитимации режима. Во-вторых, рассмотрение этих структур необходимо для демонстрации общего настроя властей в условиях массовых репрессий.
В ходе исследования были использованы документы, отложившиеся в фондах двух областных архивов — Государственного архива Пермской области ( Г АП О) и Государственного общественно- политического архива Пермской области (ГОПАПО). В отношении прокуратуры наиболее важными источниками стали хранящиеся в ГАПО документы фонда прокуратуры Камского бассейна. К сожалению, фонды
624
городской и областной прокуратур слабо наполнены интересующими нас документами. В двух же фондах районных прокуратур вообще не содержится необходимой для нас информации. В целом источники по прокуратуре можно разделить на три типа: 1. руководящие материалы: внутренние циркуляры, приказы и распоряжения союзного и областного уровня; 2. отчеты и доклады; 3. внутри- и межведомственная переписка. В качестве необходимого дополнения в работе были использованы следственные дела репрессированных прокуроров, хранящиеся в фондах ГОПАПО. Кроме того, были привлечены документы партийной проверки прокуратуры Коми-округа.
Материалы по ОНУ представлены в фондах как ГАПО, так и ГОПАПО. В связи с тем, что в количественном отношении рабочие были в Прикамье наиболее пострадавшей от операции1 категорией, мы рассмотрели прежде всего ситуацию на трех наиболее крупных заводах Перми: заводах им. Дзержинского (завод № 10), им. Молото-ва (завод № 172) и завод им. Сталина. Были привлечены материалы Чусовского и Лысьвенского металлургических заводов: материалы по этим заводам содержатся в фондах ГАПО. Помимо этого были обнаружены дополнительные материалы в фондах Мотовилихинского и Свердловского РК ВКП(б) в ГОПАПО. Наконец, в процессе исследования использована полная база репрессированных в Прикамье, хранящаяся в «партийном» архиве. Данные этой базы оказались крайне полезны для верификации тех гипотез, которые возникали в отношении работы ОНУ.
Советы и избирательные комиссии рассмотрены прежде всего на примере Перми, Лысьвы и Чусового. Их деятельность реконструировалась на основе протоколов заседаний парткомов и пленумов. Использованы также следственные дела репрессированных советских руководителей.
1. Советы и избиркомы
В ответе на вопрос, почему органы советской власти оказались бессильны перед произволом НКВД, необходимо учитывать то обстоятельство, что удар по государственным органам власти был нанесен еще до операции. Летом 1937 г. в Свердловской области стало стремительно раскручиваться дело контрреволюционной организации правых. Вслед за свердловским начальством полетели головы руководителей всех уровней Прикамья. Обратим здесь внимание на то, что после ареста бывшего областного прокурора С. Г. Чудновского (работавшего с 1935 г. прокурором Ленинградской области, арестованного
Подробнее см. в настоящем сборнике статью А. Н. Кабацкова «Репрессии 1937-938 гг. против рабочих Прикамья Свердловской области в рамках приказа № 00447».
625
там 15 марта 1937 г. в качестве участника «уральской организации правых» и привезенного на допросы в Свердловск) последовал и арест его преемника Г, И. Леймана. Таким образом, к моменту начала операции представители прокуратуры имели наглядный пример, остерегавший их от тщательного выполнения надзорных функций. Еще раньше был арестован и 23 марта 1937 г. приговорен к ВМН председатель Свердловского облисполкома В. Ф. Головин. Дело Головина оказалось связанным с делом председателя Кизеловского горсовета В. М. Пыхтеева. Последний, в свою очередь, был связан с коллегами в Перми1.
Таким образом, мы видим, что за несколько месяцев до «кулацкой операции» местному начальству было устроено кровопускание, достигшее своего апогея летом 1937 г. Именно в этой обстановке в г. Чусовом происходят события, которые, с нашей точки зрения, характеризуют поведение официальных властных структур накануне и во время операции. Народные гулянья, организованные 12 июля по случаю открытия водной станции, закончились трагедией. Затонул перегруженный паром, в результате погибло два человека. Основанием для ареста ремонтировавшего паром Лузина стала 109-я статья УК, однако через неделю она превратилась в статью 58-7. После этого дело стремительно докатывается до Чусовского горсовета. Цепочка «работник горкомхоза Лузин — начальник горкомхоза Щербаков — председатель горсовета А. А. Гудков» соединяется следствием ровно за две недели (последний был арестован уже 27 июля)2. В этой истории наиболее примечательны для нас две вещи. Во-первых, следствие изначально велось не НКВД, а прокуратурой. Во-вторых, для данного случая весьма характерна реакция коллег и непосредственного начальства. Обратим внимание на то, что с подачи помощника облпрокурора отдела по спецделам Митрофанова через неделю после начала дело квалифицируется по 58-й статье. В последующую неделю начинают сажать городское начальство. Через четыре дня, 24 июля, на стол председателю Свердловского облисполкома И. И. Алексееву ложится докладная записка инструктора по кадрам Дамешека. Суть записки: как можно быстрее разобраться с вопиющим инцидентом в Чусовом и по всей строгости закона привлечь к ответственности виновных. Далее прилагался список городского начальства, состоящий из 27 чел. В их числе, помимо указанных выше, были зав. гороно, зав. горздравотдела, зав. горзо и т. д.3 Реакция Дамешека очевидна:
Обзорная справка по архивно-следственному делу № 958818 от 15.05.1956 г.; Заключение, определение о реабилитации Пыхтеева В. М., 30.09.1956 г. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 12298. Л. 199-202,249-259.
" Постановление о привлечении в качестве обвиняемого Лузина П. Н. от 20.07.1937 г.; протоколы допроса Лузина П. Н. от 13.07, 20.07.1937 г. // Там же. Д. 1284. Л. 1-13.
Докладная записка инструктора по кадрам Дамешека, 24.07.1937 г. // Там же. Л. 77-84.
626
необходимо как можно быстрее сбросить балласт, который способен утянуть на дно. Паника и сопутствующий ей маниакальный психоз в поисках вредителей, естественно, охватывает и Чусовской горсовет. 17 августа начался пленум, посвященный последним событиям. На заседании все 43 выступавших посчитали своим долгом «плюнуть» в сторону арестованных и указать на наличие врагов, которых необходимо раскрыть в самое ближайшее время1. Подобное поведение было к тому времени уже типичным2.13 сентября виновные были осуждены по статьям 58-7 и 58-14 на 6 и 10 лет. Лузин был приговорен к ВМН. В последующем, однако, все остались живы и не досидели положенного им срока. Судебно-надзорная коллегия Верховного суда СССР 25 июня 1938 г. переквалифицировала дела на статью 111, после этого «расстрельному» Лузину дали три года, остальным — по два3. Пока отметим смену прокурорской ретивости на милость, с тем чтобы позже вернуться к этому сюжету.
Одной из основных, помимо хозяйственных и социальных, функций Советов была организация легитимации власти посредством проведения выборов. По Конституции 1936 г., с точки зрения формального права, исчезала категория «лишенцев». Выборы же проходили в период апогея террора. Естественно, что обойтись без эксцессов было невозможно. Работа органов НКВД подчинялась собственным темпам и логике, не обращавшим внимания на проведение избирательных кампаний4. Объявленный сегодня кандидатом мог завтра
1 ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 12298. Л. 171-175.
2 Ритуалы публичного поиска врагов среди коллег и устного «избиения» уже арестованных воспроизводились одинаково и в горсоветах, и на заводах. Ниже приведен неполный список источников, демонстрирующих указанное поведение. См.: Протоколы совещаний партийно-хозяйственного актива Лысьвенского металлургического завода за 1937-1938 гг. // ГАПО. Ф. Р-69. Оп. 2. Д. 8. Л. 1-2, 55-62; Протоколы заседаний парткома МПРЗ (мото-паровозоремонтный завод). 09.07-30.12.1937 г. // Там же. Ф. 20. On. 1. Д. 1111. Л. 100; Протоколы заседания парткома при Пермском горсовете. 14.01-25.12.1937 г. // Там же. Д. 75. Л. 12-14.
3 Выписка из протокола заседания судебно-надзорной коллегии Верховного суда СССР от 25.06.1938 г. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 1284. Л. 268.
4 Проблема взаимосвязи террора 1937 г. и выборов в Верховный Совет по-разному рассматривается в современной отечественной историографии. В качестве полярных точек зрения можно выделить взгляды И. В. Павловой, с одной стороны, и Ю. Н. Жукова — с другой. Оба автора, противоположным образом оценивая роль Сталина в проводимом терроре, тем не менее исходят из тезиса определенной взаимосвязи террора и выборов в Верховный Совет. В целом данная проблема находится за рамками данного исследования. Вместе с тем стоит отметить, что указанное утверждение о собственной логике и ритмах работы НКВД базируется на выводах, представленных в статьях А. А. Колдушко и О. Л. Лейбовича в настоящем сборнике. В данных текстах демонстрируется безразличие органов НКВД к поступающей от партийных органов информации, содержащей компрометирующий материал.
627
быть арестован, что не могло не ставить в опасное положение партийную и советскую власть. Так, например, произошло в Чусовом с неким Языковым, оказавшимся в последний момент скрытым врагом, кандидатура которого была «выдвинута церковниками»1. Не лучшим образом дело обстояло и со списками избирателей. «Списки были составлены неправильно, до последнего дня в списках избирателей числились арестованная жена Самохвалова и осужденный на 5 лет один преступник»2. В целом можно выделить несколько взаимодополняющих друг друга условий, затруднивших работу избиркомов:
1. Стремительная работа НКВД, которая, как уже было сказано, подчинялась собственным ритмам, темпам и логике.
2. Отсутствие нормальных для работы списков, многие из которых уже устарели. Судя по всему, избиркомы в принципе не могли знать, сколько избирателей должно прийти на участок для голосования. Представитель горсовета Кузнецов жаловался: «Хотя бы взять составление списков. Мы не имеем ни одной конкретной цифры, сколько у нас в районе избирателей, потому что нам запретили пользоваться цифрами последней переписи. Это нам дало большое затруднение. Списки стали составляться сразу путано [...]»3.
3. Некомпетентность работников. В ответ на оправдания Кузнецова звучали обвинения в халатном исполнении обязанностей: «Горсовет к составлению списков подошел не серьезно. Поручили это дело машинисткам, которые по целым десяткам номеров пропускали при печатании списков»4.
4. Запутанность и непонимание избиркомами того, что нужно делать вследствие изначального противоречия политического курса букве провозглашенной конституции. Представитель избирательной комиссии пытался оправдаться: «Хочу подчеркнуть, когда слушали нас на Горкоме, то мне сказали, зачем проводите работу со спецпереселенцами, а потом пришлось начинать сначала».
Каждая причина в отдельности и все, вместе взятые, приводили к опасным для партийных и советских властей ситуациям, когда кандидат и избиратель могли оказаться «врагами народа». Естественно, что те, кто стоял в отдалении от выборов, усматривали в этом вылазки классового врага, те же, кто непосредственно отве
Протоколы заседаний пленума ГК и собраний партактива Чусовского ГК ВКП(б) Свердловской области. 05.01-23.12.1938 г. // ГОПАПО. Ф. 1241. On. 1. Д. 273.
2 Там же. Л. 99.
3 Там же. Л. 19.
4 Там же. Л. 82.
628
чал за процесс, сетовали на объективные трудности. Вообще, способ двойной трактовки действительности, который условно можно назвать «объективно-идеологическим», являлся универсальным для того времени. Авария на заводе и ошибка избиркома может трактоваться, с одной стороны, как следствие обстоятельств и некомпетентности, с другой — как акт сознательного контрреволюционного вредительства. К подобным трактовкам можно отнести следующие реплики выступавших на цитируемом здесь пленуме Чусовского горкома: «Мы имеем сопротивление классового врага. На 8-й избирательный участок парторгом пробрался кулак [...]»; «Вражеская практика в Чусовском отделении продолжается. План по узлу не выполняется. В ремонте паровозов много брака [...] Семьи арестованных разлагают лучших людей, надо их через органы прокуратуры через известное время убрать из квартир»1. В условиях проведения массовой операции «объективная» трактовка по силе воздействия должна была проигрывать идеологической, так как была, по существу, оправдательно-оборонительной тактикой. Когда же наметилось свертывание операции, ситуации, за которые сажали и расстреливали, стали трактоваться «объективно», действия же НКВД в последнем квартале 1937 г. — идеологически (несправедливые репрессии вызваны засевшими в НКВД «врагами народа»). Как видно из этого, метод трактовки действительности, оставшись прежним, просто изменил свою направленность. Инквизиторы оказались еретиками.
Итак, аресты местных руководителей и начавшаяся операция вызвали шок у представителей местных властей. Методом преодоления страха стали активные поиски врагов в собственной среде. Навешивание ярлыков вредителей друг на друга вряд ли вело к обязательному аресту. Тем не менее подобные действия ослабляли органы советской власти перед лицом НКВД, создавая необходимые условия для дальнейшего террора.
2. Прокуратура
Как уже отмечалось, удар по советским органам власти, в том числе и по прокуратуре, был нанесен еще до «кулацкой операции». Арест областного прокурора С. Г. Чудновского, а затем и его преемника Г. И. Леймана должен был указывать на то, что принадлежность к следственно-надзорному ведомству сейчас уже не являлась охранной грамотой. На допросе 23 сентября 1937 г. Лейман «сдает» семерых
Протоколы заседаний пленума ГК и собраний партактива Чусовского ГК ВКП(б) Свердловской области. 05.01-23.12.1938 г. // ГОПАПО. Ф. 1241. On. 1. Д. 27. Л. 20, 56.
629
работников своего ведомства1. Двое из этого списка, М. И. Волнуш-кин и Никиенко, были соответственно прокурором и заместителем прокурора г. Перми. Непонятно почему, но с момента получения компромата до ареста М. И. Волнушкина прошло больше пяти месяцев (его арестовали только 5 марта 1938 г.). По данным полной базы репрессированных ГОПАПО, всего в Прикамье за время проведения операции пострадало 9 работников прокуратуры. Из них трое было арестовано в октябре 1937 г., один — в декабре того же года, трое — в январе и двое — в марте 1938 г. Таким образом, НКВД обеспечил отстранение прокуратуры от проводимой операции. В докладе о работе прокуратуры Камского бассейна за 1937 г. говорится: «Утверждать о правильности количества дел, находящихся в стадии расследования в органах НКВД, в данное время не представляется возможным вследствие того, что ряд дел органами НКВД направлялись оконченными следствием для просмотра и дальнейшего направления через УНКВД разных областей, а от последних о движении этих дел точно мне неизвестно»2. Говорить, однако, о полной отстраненности от проводимой операции мы не можем. Рассмотрим деятельность прокуратуры с двух точек зрения — внутриведомственной и со стороны взаимодействия с органами НКВД.
В начале операции НКВД проводил аресты без санкции прокурора. Однако в скором времени свердловское начальство потребовало соблюдения некоторых формальностей. «Будучи на оформлении следственных дел, последние в начале направлялись в УНКВД г. Свердловск, без санкции прокурора, а затем поступило распоряжение, что не завизированные прокурором следственные дела не высылать, и те, что уже были ранее высланы, также были возвращены»3. Примечательно, что в поисках «хорошего» прокурора ГО НКВД обратился не к городскому прокурору М. И. Волнушкину, а к и. о. прокурора Камского бассейна Щукину. Первому начальник ГО НКВД Левоцкий не доверял. На то были причины. Во-первых, Левоцкий не мог не знать, что в показаниях арестованного областного прокурора Леймана Вол-нушкин фигурировал как член контрреволюционной организации правых. Во-вторых, прокурор г. Перми был хорошо знаком по старому месту работы с репрессированным еще в октябре 1937 г. окружным прокурором Юркиным. В третьих, М. И. Волнушкин с 1935 г. оставлял после себя «дурной» след в местной прессе. К следствен
1 Из протокола допроса Леймана Г. И. от 28.09.1937 г. // ГОПАПО. Ф. 641/1. Оп, 1.Д. 9846. Л. 24-27.
2 Из «Доклада о работе прокуратуры Камского бассейна с 1 января по 31 декабря 1937 г.» // ГАПО. Ф. р-1195. Оп. 2. Д. 5. Л. 5.
3 Пермская область накануне Великой Отечественной войны: Сб. документов. Пермь, 2005. С. 121.
630
ному делу аккуратно были приобщены вырезки из газеты «Звезда» за 1935-1937 гг., в которых Волнушкин критикуется за «бюрократизм»1. Ставить на человека, который вот-вот подвергнется аресту, Левоц-кий не мог. Персона Щукина напрашивалась сама собой, тем более что осуществление «кулацкой операции» началось в Прикамье с дела Кандалинцева и репрессий на Камском речном пароходстве. Сержант госбезопасности Распопов давал в 1939 г. показания: «[...] Левоцкий вкратце рассказал Щукину, что заставляет его нарушать процессуальный кодекс, сославшись на то, что-де в начале массовой операции была установка аресты производить без санкции прокурора, а сейчас -де предложил заручиться санкцией прокурора, а поскольку-де это уже является пост-фактом, то и задумываться над этим не стоит. Заручившись согласием Щукина, что он это сделает, и по его уходу из кабинета Левоцкого, последний в присутствии меня, Горчилина и т. Лизунова иронически бросил реплику: "С таким чудаком можно все сделать", а Горчилин добавил: "Щукин вообще любит подписывать и давать свою визу, так что мы его тут используем на все 100 %"»2.
В дальнейшем можно проследить за процессом «штамповки», в котором принимали участие Щукин и его заместитель Сюркаев. «Процесс самой штамповки происходил следующим образом: готовили сразу 200-300 дел и в те сутки, когда нужно было отправлять дела в Свердловск, вызывали прокурора с печатью, когда он говорит, что [с] этим количеством не справиться, что ему нужно посмотреть, то здесь его уговаривали, что дела во что бы то ни стало необходимо сегодня же отправить, что ему помогут. Действительно, ему выделялось иногда 2-3 человека сотрудников, которые писали на постановлениях: "Арест санкционирую, и. о. прокурора Камского бассейна", а прокурор только расписывался и ставил печать, правда, слегка перелистывал дела и заносил в свой список, который он вел здесь же при просмотре, успевая только записать имя, отчество и фамилии». Интересно, что этот «список Щукина» потом, в 1938-1939 гг., так и не был обнаружен, поэтому судить о том, сколько конкретно дел было «проштамповано» прокурором Камского бассейна, невозможно. Известно только, что визировались в том числе и следственные дела, никакого отношения к Камскому пароходству не имеющие. В этом случае копии санкций направлялись М. И. Волнушкину. Но опять же потом ни санкций, ни списка обнаружить не удалось3. В октябре 1939 г. зам. областного прокурора Александров сообщал прокурору
1 Статьи из газеты «Звезда» за 1935-1937 гг.// ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 9846.
Л. 268-273. 2
Пермская область накануне Великой Отечественной войны. С. 121-122. Из переписки с главным прокурором водного транспорта, 1939 г. // ГАПО. Ф. р-1195. Оп. 2. Д. 10. Л. 45-45 об.
631
Камского бассейна: «[...] ориентировочно возможно располагать — Сюркаевым до 600 (санкций), Щукиным до 100»1. Известно также, что в ряде областей работников водного транспорта могли привлечь и с санкции территориальных прокуроров2. Входили ли Свердловская область и Прикамье в разряд этих областей, неизвестно. Важно другое: работникам НКВД нужно было, чтобы какой-нибудь прокурор завизировал дело.
Не всегда прокурор становился послушным подручным для НКВД. Городской прокурор г. Лысьвы М. В. Кукарских усилиями начальника ГО НКВД Корнилова был в ноябре 1937 г. исключен из партии, а 8 января 1938 г. арестован. «Кукарских отказывал в арестах Корнилову, т. е. без предварительного просмотра материалов отказывал в санкциях на аресты, этим лишал возможности Корнилова создавать искусственные дела и не из врагов народа делать врагов», — будет писать в докладной записке помощнику прокурора РСФСР в июле 1939 г. бывший подчиненный Гилев3. Вряд ли возможно установить мотивы непослушания со стороны прокурора. Применительно к лысьвенскому энкэвэдэшни-ку, помимо очевидных мотивов (прокурор тормозил работу), можно усмотреть и другой мотив. Для Корнилова Кукарских был человеком, чрезвычайно тесно связанным со старым, арестованным летом 1937 г. начальством. В материалах дела М. В. Кукарских есть свидетельства того, что прокурор был в дружеских отношениях с секретарем горкома, пытался прикрыть редактора районной газеты Степанова, обвиняемого в изнасиловании домработницы, и оградить некоторых хозяйственных руководителей от террора4. Пьяная драка, затеянная его коллегой, народным судьей, во Дворце культуры, влекла за собой не более чем разбор на партсобрании с последующим строгим выговором5. Лысьва не была здесь исключением из правил. Подобная ситуация была и в Коми-округе, и в других районах Прикамья6. Этим объясняется то, что
1 ГАПО. Ф.р-1195. Оп. 2. Д. 10. Л. 160.
2 Там же. Л. 45-45 об.
3 Докладная записка и. о. помощника облпрокурора от 05.07.1939 г. // ГОПАПО. Ф. 641/1. Оп. 1.Д. 16800. Л. 108-110.
4 Из «Постановления прокурора следственного отдела прокуратуры РСФСР Хромова о привлечении к уголовной ответственности работников Лысьвенского Горотдела НКВД Корнилова В. Г. и Липкина в связи с делом Кукарских (бывшего прокурора г. Лысьвы)». 1937 г. // Там же. Л. 209-215.
3 Из протоколов партсобраний прокуратуры и суда Лысьвенского района. 1937г.//Тамже. Ф.354. Оп. 1.Д. 1.Л. 12-15.
6 В материалах следственных дел арестованных прокуроров помимо к. р. компромата всегда присутствуют данные о бытовой связи прокуроров с местным начальством. См.: Архивно-следственное дело Задверняка Я. 3. 1938 г. // Там же. Ф. 641/1. On. 1. Д. 1254; Архивно-следственное дело Волнушкина М. И. (прокурор г. Перми). 1938 г. //Там же.
632
во всех рассмотренных следственных делах на арестованных работников прокуратуры вне зависимости от даты ареста четко обозначается связь арестованных с делом секретаря Свердловского обкома ВКП(б) И. Д. Кабакова.
Рассмотрим теперь внутриведомственные изменения в прокуратуре. Уже 7 августа 1937 г. в циркуляре Прокурора СССР за № 5/051580 осуждается практика квалификации некоторых дел как хулиганских вместо статей 58-10 и 58-7. Из Свердловска этот циркуляр 21 августа был направлен районным и городским прокурорам1. В дальнейшем прокуратура пытается ускорить темпы своей работы. 11 сентября областное начальство с подачи Вышинского дает указание ускорить рассмотрение дел о фактах вредительства и диверсий в системе заготзерна, оканчивая дела в пятидневный срок и проводя их через суды по статье 58-72. В конце октября дается указание о пересмотре прошлых дел: «Предлагаем Вам под личную ответственность немедленно выбрать из архива дела, рассмотренные Вашим судом в период 1934, 1935, 1936 и 1937 гг. независимо от того, были они в рассмотрении в вышестоящих судебных органах или нет (вплоть до Верхсуда) по ст. 60, 61, 79, 79 п. 1, 2, 3, 4, 109, ПО, 111, 112, 113, 115, 116, 117, 120, 128, 78, 105, 62, 182 п. а, б, в, г и д, 169 п. 1-12»3. Большинство из представленных статей с легкостью переделываются в пункты 58-й статьи. На основании этого можно констатировать, что с началом массовой операции прокуратура как союзного, так и областного уровня пытается активизировать свои структуры в борьбе с «контрреволюцией». Подобную активизацию в форме переквалификации статьи (еще до распоряжения сверху) и последующего конструирования контрреволюционного дела можно усмотреть и в аресте председателя Чусовского горсовета Гудкова, о чем уже упоминалось в начале статьи. Однако, сколько вообще дел было переквалифицировано с обычных уголовных на контрреволюционные, по имеющимся данным сказать невозможно. В прокурорских отчетах
Д. 9846; Архивно-следственное дело Кукарских М. В. (прокурор г. Лысьва). 1938 г. // Там же. Д. 16800; Архивно-следственное дело Мохова А. Н. (помощник окружного прокурора). 1937 г. // Там же. Ф. 643/2. On. 1. Д. 26910; Архивно-следственное дело Пани-кова А. М. 1937 г. // Там же. Ф. 641/1. On. 1. Д. 1306; Архивно-следственное дело Сафи-на М. (и. о. прокурора Бардымского района). 1938 г. // Там же. Д. 2829.
Циркулярное письмо прокуратуры Свердловской области от 21.08.1937 г. // ГАПО. Ф. р-1365. Оп. 2с. Д. 13. Л. 86. 2 Там же. Л. 96.
Циркулярное письмо прокуратуры Свердловской области от 21.08.1937 г. // Там же. Л. 124.
633
таких данных не было обнаружено. Также чрезвычайно сложно говорить о работе районных прокуратур, материалы которых, за редким исключением, отсутствуют в фондах ГАПО. В наиболее полном виде в ГАПО представлены материалы прокуратуры Камского бассейна, поэтому судить об общих тенденциях работы ведомства приходится именно на основании этих весьма фрагментарных для Прикамья данных.
Если о масштабах переквалификации текущих и прошлых дел мы не можем говорить точно, то весьма подробную информацию об общем количестве контрреволюционных дел нам дает прокурорская статистика, отраженная в отчетах и докладах. В течение всего 1937 г. наблюдается рост количества привлеченных прокуратурой водного транспорта лиц по к.-р. делам. Если в первом квартале 1937 г. таковых было 188 чел., во втором — 323 чел., в третьем — 307, то в четвертом количество привлеченных практически удваивается и достигает 602 чел.1 Соответственно наблюдается и рост возбужденных к.-р. дел, что наглядно отображено в представленных таблицах.
Таблица 1
Число поступивших за 1937 г. в прокуратуру водного транспорта дел по контрреволюционным обвинениям2
Период
Поступило дел
всего
в том числе проведено водной прокуратурой
I квартал
142
2
II квартал
224
15
III квартал
246
34
IV квартал
460
66
Всего за 1937 г.
1072
117
Было в 1936 г.
513
-
Из докладной записки о работе прокуратуры водного транспорта. 1937 г. //
ГАПО. Ф. р-1195. Оп. 2. Д. 6. Л. 152.
о
Из отчетных данных прокуратуры водного транспорта за 1937 г. // Там же. On. 1 Д. 14. Л. 7.
634
Таблица 2
Динамика возбуждения контрреволюционных дел в Прикамье в ведомстве прокуратуры Камского бассейна1
1936 г.
1937 г.
1938 г.
кол-во дел
привл. людей
кол-во дел
привл. людей
кол-во дел
привл. людей
24
37
111
144
36
46
В том числе прокуратурой Камского бассейна
2
2
16
20
-
-
За вычетом дел, проведенных водной прокуратурой, мы получаем количество дел, проведенных НКВД. В табл. 1 представлена ситуация по всей прокуратуре водного транспорта. Данные этой таблицы демонстрируют резкую активизацию водной прокуратуры по линии возбуждения и проведения следствия по контрреволюционным делам в течение 1937 г. и особенно в 4-м квартале, т. е. во время проведения «кулацкой операции». В табл. 2 отражена ситуация в Прикамье. Как видно из представленных данных, в 1937 г. количество возбужденных контрреволюционных дел возрастает в 8 раз. В 1938 г. дела подобного рода прокуратура Камского бассейна вообще не возбуждает. К сожалению, форма отчетности прокурора Камского бассейна не предоставляет нам такую же поквартальную информацию, как данные по всей прокуратуре водного бассейна. Тем не менее представляется возможным допустить, что тенденции, характерные для всего ведомства, были характерны и для такой его части, как прокуратура Камского бассейна.
Подобное рвение прокуроров в 1937 г., особенно в 4-м квартале, представляется неслучайным. Власть прокуратуры к осени 1937 г. становится номинальной в сравнении с полномочиями и властными ресурсами НКВД. В этих условиях надзорному ведомству остается послушно подписывать дела, параллельно пытаясь в соответствии с правилами самосохранения и межведомственной борьбы «соревноваться» с НКВД, используя собственные структуры. С другой стороны, из представленных в таблицах данных видно, что скорость ведения прокурорских дел сильно уступала скорости НКВД. Соревноваться на равных в то время прокуратура не могла. Во-первых,
1 Из отчета Главному прокурору водного транспорта СССР Альтшуллеру о работе прокуратуры Камского бассейна за 1938 г. // Пермская область накануне Великой Отечественной войны. С. 118.
635
нельзя отбрасывать того, что прокуратура, в отличие от НКВД, была обязана все-таки хоть и формально, но оглядываться на существующее законодательство. Во-вторых, объективно прохождение дел через прокурорские и судебные инстанции требовало гораздо больше времени, чем прохождение дел через тройки. В-третьих, в большинстве случаев прокуроры районного и городского уровня были неспособны вести дела в ускоренном темпе в силу инертного стиля работы. В отношении проводимой операции прокуроры во многом становились заложниками советского законодательства. Реализация приказа № 00447 неизбежно ставила перед прокурорами много «мелких» вопросов. Как реагировать на увольнение родственника арестованного? Должна ли проводиться конфискация имущества и в каком объеме она должна осуществляться? О формулировке самого приказа районные, окружные и городские прокуроры имели, видимо, весьма смутные представления. Иначе не было бы необходимости областному прокурору отправлять 8 октября 1937 г. на места инструкцию следующего содержания: «Операция, проводимая органами УГБ НКВД по решениям тройки, регулируется рядом совершенно секретных указаний. Поэтому, если Вам что-либо непонятно в этой области, Вам надлежит предварительно запросить Облпрокуратуру, прежде чем принимать то или иное решение или давать предложение органам НКВД. Так как в противном случае Вы рискуете тем, что я буду вынужден отменять ваши решения, так как подтвердить их для выполнения НКВД я могу только в том случае, если это находится в соответствии с существующими на сей счет законами. В данном случае разъясняю Вам, что конфискация лиц, осужденных тройкой, проводится правильно, причем размеры ее должны быть такие же, как и по приговору суда. Никаких постановлений тройки семьям осужденных контрреволюционеров НКВД представлять не должно
С февраля 1938 г. курс прокуратуры поэтапно изменяется на 180 градусов. Вслед за приказом Прокурора СССР от 7 февраля 1938 г. о восстановлении неправильно уволенных в 1937-1938 гг. прокуроров 25 февраля Вышинский в приказе № 187/7с требует от своих подчиненных прекратить порочную практику переквалификации обычных дел на дела по 58-й статье без достаточных оснований. Кроме того, райпрокурорам запрещалось возбуждать контрреволюционные дела без санкции областного прокурора. Чуть позже, в дополнение к приказу, райпрокурорам запретили выдавать санкции органам НКВД без разрешения областного начальства2. Наконец, с
Из инструкции Свердловской областной прокуратуры. 08.10.1937 г. // ГАПО. Ф. р-1365. Оп. 2с. Д. 14. Л. 22.
2 Из распоряжений прокурора СССР. 1938 г. // Там же. Ф. р-1195. Оп. 2. Д. 9. Л. 10, 25.
636
3 мая 1938 г. приказом № 436/13с всем прокурорам было запрещено возбуждать дела о контрреволюционных преступлениях без санкции Прокурора СССР и производить аресты по всем делам без санкции областного начальства1. Таким образом, мы видим, что с февраля по март московское начальство упорно пытается ограничить рвение своих подчиненных. Эти усилия были результативны.
Таблица 3
Число лиц, привлеченных по контрреволюционным делам прокуратурой водного транспорта в 1937-1938 гг.2
1937 г.
1938 г.
I квартал
188
I квартал
416
II квартал
323
II квартал
414
III квартал
307
III квартал
305
IV квартал
602
IV квартал
-
В табл. 3 отчетливо просматривается снижение активности прокуратуры в возбуждении контрреволюционных дел в течение 1938 г. В четвертом квартале 1938 г. лиц, привлеченных за этот вид преступления, в данном ведомстве уже нет. По всей видимости, прокурор Камского бассейна отличался большей чувствительностью к меняющемуся политическому курсу в сравнении со своими коллегами по другим регионам. В 1938 г. прокуратура Камского бассейна вообще не завела ни одного контрреволюционного дела, полностью уступая эту деятельность органам НКВД (см. табл. 2). Резкое снижение активности можно объяснить также с позиций межведомственной борьбы. Этим объясняется работа прокуратуры в г. Чусовом, о которой упоминалось в начале статьи (дело Гудкова). Напомним, что если обычная уголовная статья в июле 1937 г. быстро переделывалась на 58-ю, то 25 июня 1938 г., уже после обвинения, вновь произошла переквалификация обвинения на статью 111 УК. Выражаясь футбольным языком, резкое снижение активности со стороны прокуратуры ставило органы НКВД в положение «вне игры». Одновременно Вышинский организованно выводил из-под удара своих людей. С сентября 1938 г. надзор за НКВД со стороны прокуратуры усиливается, а после 17 ноября операция завершается: прокуратура начинает брать реванш за страх и бессилие августа 1937 — марта 1938 годов.
1 ГАПО.Ф.р-1195.0п.2.Д.9Л.43.
2
Из доклада прокурора Камского бассейна Черноусова прокурору водного транспорта СССР Рагинскому. 1938 г. // Там же. Д. 6. Л. 152.
637
3. Отделы найма и увольнения
Новая заводская управленческая структура под названием «отдел найма и увольнения» возникает после оргпостановления ЦК ВКП(б) и приказа Наркомтяжпрома от 1 августа 1934 г. Этим распоряжением ОНУ был выделен из отдела кадров, полностью реорганизован и подчинен непосредственно помощнику директора по найму и увольнению1.
Определенный свет на работу и структуру этой инстанции проливает первый доклад начальника ОНУ за период с августа 1934 по апрель 1935 г. В отделе найма и увольнения завода им. Дзержинского работало 22 чел. В ведении начальника находились его личная «канцелярия» — секретарь и машинистка, бюро найма и увольнения, учетно-плановое бюро, паспортный и военный стол. «Правой рукой» помощника директора по найму и увольнению был его заместитель, руководивший бюро. Именно его аппарат после личной беседы рабочего с начальником перепроверял и оформлял необходимые бумаги, проводил анкетирование и посылал запросы о выяснении его личности в местные органы НКВД и Советы2.
В последующие три года, предшествовавшие «кулацкой операции», ОНУ отрабатывает процедуры работы с контингентом завода, взаимосвязи с НКВД, НКТП, местными партийными и советскими органами власти. За этот период центральной властью было проведено несколько кампаний, исполнение которых легло на плечи указанного отдела. Практически с момента возникновения ОНУ берутся за обмен паспортов на удостоверения у рабочих оборонных заводов, а после циркуляра НКВД и НКТП № 62 от 14 апреля 1935 г. «Об очистке 68 военных заводов особого списка от опасных для производства лиц» — за поиск и увольнение социально чуждых элементов. Последняя кампания, по всей видимости, и закрепила за этим ведомством те функции, которые пригодятся в дальнейшем НКВД во время «кулацкой операции». Выполнение циркуляра об «очистке» военных заводов заставляло ОНУ усилить работу по сбору компрометирующих материалов. О масштабах проделанной работы свидетельствует акт о приемке ОНУ новым начальником — лейтенантом госбезопасности Титовым 15 июня 1938 г. В третьей описи принимаемых документов упоминаются 1 054 личных дела, имеющих компрометирующий материал, три старых списка на социально чуждых
Руководящие указания и отчеты о работе отдела найма и увольнения Государственного союзного завода им. Дзержинского с 4 апреля 1935 г. по 17 ноября 1935 г. // ГАПО. Ф. р-42. Оп. 2с. Д. 318. Л. 53. 2 Там же. Л. 53-59 об.
638
лиц, две книги учета, 161 непроверенный донос1. Указанная чистка с самого начала была негласной. В апреле 1935 г. начальник ЭКО УГБ Миронов инструктировал «онушника» завода № 10 Лебедева: «Увольнение опасных для производства лиц должно носить исключительно негласный характер, необходимо на всех лиц, подлежащих, по мнению органов НКВД, увольнению с военных заводов, составлять списки и неофициально передавать их помощникам директоров по найму для доклада директору завода, по распоряжению которого производится увольнение [...] увольняемым ни в коем случае не объявлять основных причин, послуживших к их увольнению, например: харбинец, кулак и т. п., а увольнение производить под благовидным предлогом — несоответствие, за невозможностью использовать, за недисциплинированность и т. д.». К подобной секретности местные начальники ОНУ приспосабливались старым шпионским способом — договоренностью об условных знаках в документах. Таким знаком могли быть буквы «НИ» (невозможность использования) рядом с исходящим номером или определенные числа2.
Еще с середины 1934 г. на основе приказов НКВД и НКТП № 004 централизованно начинают составляться и рассылаться в ОНУ при заводах «черные» списки лиц чуждого социального происхождения3. Указанные категории: «кулак», «белогвардеец», «сын священника» — позже точно воспроизведутся приказом № 00447.
Отработка возложенных на ОНУ функций не означала, впрочем, что их начальники всегда справлялись с работой. «По имеющимся у нас данным Пом. директора по найму и увольнению рабсилы завода имени т. Молотова — тов. Шварц за последнее время значительно ослабил руководство по очистке завода от чуждого элемента, в частности ГО НКВД установлено на заводе до 1 000 чел., указавших при анкетировании неправильные адреса места своего происхождения, крайне медленно идет увольнение с завода выявленных НКВД чужаков из предложенных к увольнению 173 человек (причем значительное количество из них было предложено уволить еще в апреле, июне, июле, августе месяцах 1935 г.), до сего времени не уволено ни одного человека. В аппарате ОНУ имеется до 2 000 шт. анкет на лиц неизвестно работающих или нет на заводе. Все эти моменты являются прямым нарушением постановления ЦК ВКП(б) об очистке режимных заводов», — писал в 1936 г. начальник Пермского ГО НКВД
Руководящие указания и отчеты о работе отдела найма и увольнения Государственного союзного завода им. Дзержинского с 11 января 1938 г. по 22 декабря 1938 г. // ГАПО. Ф. р-42. Оп. 2с. Д. 332. Л. 13.
2 Руководящие указания и отчеты о работе отдела найма и увольнения Государственного союзного завода им. Дзержинского с 4.01.35 г. по 1.04.35 г. // Там же. Д. 318.
3 Там же. Л. 23-26.
639
Лосос секретарю Молотовского ГК ВКП(б) Кузнецову1. Преемник Шварца, Ермолаев, в 1937-1938 гг. со своей работой справлялся, судя по всему, лучше. В феврале 1937 г. он, сообщая Молотовскому ГК ВКП(б), что им выявлено на заводе 279 чел. чуждого элемента, требует помощи в дальнейшей работе: «Этих лиц на заводе значительно больше. Выявить большее количество по нашим материалам не представляется возможным ввиду того, что весь состав завода анкетировался в 1934 году и лица, в то время состоявшие в партии, в последующее время исключались, а у нас же по анкетам числятся как члены ВКП(б). Для выявления более точного количества лиц, исключенных из ВКП(б), ранее состоявших в других политпартиях, прошу дать указания парторгам цехов и отделов о предоставлении Вам списков на лиц, ранее состоявших в ВКП(б) и других политпартиях. По мере поступления таких списков последние прошу высылать мне»2.
Изначально структура ОНУ создавалась как ведомство, наделенное особыми полномочиями. Помощник директора по найму и увольнению, как правило, был сотрудником НКВД. Таким образом, обеспечивалось покровительство отдела со стороны «синих кантов». Это могло проявляться, например, в требовании к директору завода № 10 начальника ГО НКВД Лососа дать лучшее помещение ОНУ. Уволить своего помощника директор завода не мог. Тем не менее, судя по всему, данный отдел был весьма сильно загружен социальной работой3.
Рутинной обязанностью помощника директора по ОНУ было ведение переписки на предмет проверки и перепроверки кадров завода. Адресатами являлись ГО и РО НКВД, Наркомат оборонной промышленности и, естественно, коллеги в погонах с других оборонных заводов. В материалах завода им. Дзержинского нами была обнаружена переписка помощника директора ОНУ с различными ведомствами за 1938 г. Суть этой переписки в постоянных запросах и ответах по поводу социального происхождения того или иного рабочего в связи со слухами или доносами, плановые перепроверки в связи с литерой «Ч» (предположительно — это форма допуска). Помимо этого, лейтенант Титов переправлял своим коллегам на заводы им. Молотова и им. Сталина списки уволенных лиц с прилагающимся к ним компроматом4.
1 Из «материалов НКВД на чуждых элементов», 07.01-02.11.1936 г. // ГОПАПО. Ф.620.Оп. 17. Д. 32. Л. 42.
2 Там же. Л. 18.
3 Косвенные свидетельства об использовании со стороны дирекции заводов ОНУ не по прямому назначению видны из текста приказа Рухимовича. См.: Материалы по заводу им. Ленина. 1937 г. // ГАПО. Ф. р-33. Оп. 2. Д. 122. Л. 52.
4 Из переписки помощника директора ОНУ с НКВД за 1938 г. //Там же. Ф. р-142. Оп. 2с. Д. 335.
640
Основные мотивы увольнения и интересующая Титова информация — родственная связь с кулаками, белыми, служителями культа, проживание родственников за границей. Чаще всего упоминается кулачество. На втором месте среди компроматов стоит служба в белой армии. На третьем — наличие родственников за границей, на последнем — принадлежность к служителям культа и «инонациональность». Мотивы часто не разделяются и сочетаются друг с другом. Естественно было бы предположить, что данные подобной переписки могли служить в дальнейшем основанием для арестов. Социальные категории, а точнее, ярлыки «кулак», «белогвардеец», «служитель культа» соответствуют букве приказа № 00447. Проверка упоминаемых фамилий по базе данных, однако, не обнаружила ни одного совпадения со списком лиц, прошедших через тройки. Переписка, касающаяся отдельных лиц, видимо, была слишком слабым подспорьем для проведения массовой операции. Изучение «плотности» переписки не обнаруживает какого-либо снижения после конца операции и лишний раз подтверждает, что подобные действия начальника ОНУ были, скорее, рутинным делом, а не основанием для ареста. Это не исключает, впрочем, того, что итогом этой переписки в отдельных случаях могло стать занесение человека в «список» или использование этой информации в конструировании следственного дела.
Тем не менее некоторые документы переписки проливают определенный свет на механизм работы заводских структур. Речь идет здесь не об ОНУ, а о «родственной» ему инстанции на заводе — 1-м отделе. Летом 1938 г. начальник 1-го отдела завода № 10 Теплоухов отправил начальнику ГО НКВД Вайнштейну сообщение. В связи со снятием прежнего городского начальства НКВД (Левоцкого и других) Теплоухов просил проверить, сохранилась ли отправленная им корреспонденция. Список впечатляет: «О засоренности завода чуждым элементом вплоть до бывших эсеров» — 8 сообщений, «О попустительстве со стороны дирекции и непривлечении к ответственности лиц за разглашение секретных данных завода» — 4, «О преступных вредительских действиях со стороны бывшего руководства завода во всех областях х-ва завода» — 3 (включая доклад на 36 листах), «О фактах аварий на заводе и подготовке к авариям» — 101. Таким образом, за апрель 1937 — апрель 1938 гг. начальником 1-го отдела было отправлено 27 официальных сообщений в ГО НКВД. Помимо этого были еще и неофициальные доклады, о которых Теплоухов также упоминает. Интересно, что интенсивность его переписки с ГО НКВД резко возрастает в декабре и составляет 7 сообщений. Пока
Переписка с НКВД о работе завода и личном составе завода им. Дзержинского. 1938 г. // ГАПО. Ф. р-142. Оп. 2с. Д. 186. Л. 104-107.
641
можно только предположить, что это связано с наивысшим пиком террора в отношении рабочих.
Данные спецотделов заводов в НКВД, по всей видимости, были востребованы. Сержант госбезопасности Окулов С. Н. вспоминал об инструктаже Левоцкого: «[...] Кроме того, нужно задокументировать факты их "вредительства", для чего вызовите нач-ка спец. части завода № 172 и др. предприятий, скажите от моего имени, чтобы они выдали справки о имевшей место подобной аварии. В г. Молотове были посланы т.т. Борисов и Новиков или т. Каменских, точно не помню. Ими было привезено до 50 шт. справок, подписанных нач. спец. части, фамилии его не помню»1.
Отработанные процедуры в сочетании с покровительством со стороны НКВД позволили ОНУ с началом репрессий усилить свое влияние. Вряд ли докладная записка начальника ОНУ Коваленко об аварии на заводе № 10 послужила бы началом дела главного инженера завода Далингера годом раньше: в обстановке раскручивания «кабаковского» дела2 записке дали ход3. Больше года начальник ОНУ К. А. Морзо (бывший томский чекист, уволенный из ОГПУ в конце 1920-х гг.) на заводе им. Сталина боролся с директором Побережским, его усилия увенчались успехом только в начале 1938 года.
Накануне массовой операции ОНУ получают поддержку Наркомата оборонной промышленности, благодаря чему они в еще большей степени выводятся из-под власти директора завода. 28 июля 1937 г. нарком М. Л. Рухимович в своем приказе требует от дирекции заводов наведения порядка в организациях ОНУ. Из пунктов приказа можно выделить следующие: «[...] 4. Назначение и смещение начальников Отделов кадров производить исключительно приказами Начальника соответствующего Главного управления [...] 6. Начальникам Главных Управлений проводить назначение Начальников Отделов кадров лишь после личного ознакомления с ними [...]»4.
Возросший «политический вес» ОНУ не мог не вызывать конфликта между начальником этой структуры и директором завода. В фонде Свердловского РК ВКП(б) в ГОПАПО хранятся документы, связанные с продолжительным конфликтом между директором завода Побережским и его помощником по кадрам — Морзо. Суть достаточно типичного для того времени конфликта проста: директору для
1 Из рапорта сержанта ГБ Окулова С. Н. 1939 г. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 11216. Т.5.Л. 151-152.
2 Речь идет о первом секретаре Свердловского обкома ВКП(б) И. Д. Кабакове, арестованном 22 мая 1937 г.
3 Архивно-следственное дело Далингера В. А. 1937 г. // Там же. Д. 2242.
4 Из приказа по главному управлению Наркомата оборонной промышленности. 28.07.1937 г. // ГАПО. Ф. р-33. Оп. 2. Д. 122. Л. 52.
642
выполнения плана необходимы квалифицированные кадры из числа рабочих и инженеров, его помощнику необходимо найти и уволить лиц сомнительного социального происхождения, зачастую тех же самых, которые нужны директору. Анализ взаимоотношений между Побережским и Морзо мог бы стать отдельной темой для исследования. Нас интересует другое. Этот конфликт во многом проливает свет на участие ОНУ в массовой операции. Морзо в 1937 г. уже не довольствуется просмотром анкет и посылаемыми запросами. Он начинает вести допросы людей в специально отведенной комнате. Это пытался ставить ему в вину на заседании бюро Побережский: «[...] А что представляет комната № 2, которую Вы создали в ОНУ, ставшая притчей "во языцех". Вы молчите. Создаете комнату № 2, вызываете людей, допрашиваете "член ты организации и т. д.". Этим самым Вы встали на путь подмены органов НКВД [...]». Сам Морзо так пояснял свои действия: «Придя в ноябре 1935 г. на завод [...] я начал свою работу с проверки людей [...] Результатом проделанной работы было выявлено 500 чел. кулаков, белогвардейцев, попов, торговцев, харбин-цев, бывших членов ВКП(б), троцкистов, правых и лиц немецкого, польского, латвийского происхождения и имеющих заслуживающие внимание связи с заграницей, явно подозрительных на шпионаж. Эти люди мною были уволены с завода. Уволил я их правильно, так как в 1937 г. из числа уволенных до 175 человек арестовано и они оказались врагами народа». Это говорил Морзо на заседании бюро Сталинского РК ВКП(б) 9 января 1938 г.1 Очевидно, гордость начальника отдела кадров за правильно выявленных врагов несколько лукава, более вероятно то, что именно на основании его списков, переданных НКВД, аресты и производились. В том же фонде был обнаружен список лиц, уволенных с завода2. Из 304 чел. по этому списку, уволенных с завода им. Сталина, 15 были арестованы. Аресты производились с декабря 1937 г. по апрель 1938 г., в связи с чем можно предположить, что список был предоставлен органам НКВД не позднее декабря 1937 г. (в деле нет точного указания времени составления списка и времени увольнения). С этим, возможно, связан достаточно низкий процент «попадания» людей в список арестованных. Масштабы репрессий в 1938 г. уступали масштабам 1937 г. Тем не менее есть свидетельства того, что именно этот список был задействован при арестах. Пять фамилий из числа арестованных в списке уволенных идут подряд, не в алфавитном порядке. Авторство же Морзо очевидно: к тому времени он еще не ушел с завода. Если вспомнить о тех цифрах, которые он
Из протокола заседания бюро Сталинского РК ВКП(б). 09.01.1938 г. // ГОПАПО. ф-231.0п. 1.Д.21.Л. 154-155. 2 Там же. Л. 33-53.
643
приводил на бюро райкома 9 января 1938 г., становится очевидным и то, что этот список далеко не первый.
Примечательно, что среди арестованных нет людей, которые прошли через тройку. По отношению к большинству из них (13 чел.) дела были прекращены в 1938-1939 гг. за недоказанностью обвинений.
Таким образом, на сегодняшний день можно считать, что списки, составляемые ОНУ, использовались НКВД, но ограниченно. Во всяком случае, пока не будет найдено большого списка ОНУ, совпадающего со списком репрессированных, говорить о массовом использовании материалов ОНУ преждевременно. Косвенные данные об их использовании НКВД есть1, но как использовались и обрабатывались они в дальнейшем — неизвестно. Основным итогом деятельности ОНУ было массовое увольнение людей с заводов по политическим мотивам. Иными словами, во время проведения операции ОНУ продолжали выполнять те же функции и процедуры, что и до августа 1937 г., с той лишь разницей, что теперь их деятельность была более активной в отношении работников и эффективней в борьбе с дирекцией заводов.
Заключение
Попытаемся подвести итоги. Рассмотренные нами советские органы власти были отстранены от проведения операции. В условиях, когда официальная должность человека слабо соотносилась с реальными политическими ресурсами, приходилось спешным образом искать стратегии поведения, которые помогли бы выжить в данной ситуации. Трагедия представителя власти в тот момент заключалась в том, что какого-то спасительного рецепта не существовало. В ситуации, когда закрытая от посторонних глаз деятельность НКВД подчинялась собственной логике и ритмам, среагировать правильно, найти спасительный выход было крайне сложно. Тем не менее определенные «движения», имеющие одну цель — самосохранение, представители власти совершали. Различный набор действий таких разных структур, как Советы, прокуратура и ОНУ, можно условно обозначить как действия «свиты». Несмотря на разнонаправленность действий этих структур, обратим внимание на то, что все они в той или иной степени пытались приобщиться к проводимому террору. Советы открыто ищут в своих рядах «паршивых овец». Прокуратура, уступая лидерство НКВД, усиливает свою активность на том же поле
Из «Руководящего материала по вопросу найма и увольнения». 1938 г. // ГАПО. Ф. р-42. Оп. 2с. Д. 332. Л. 36.
644
деятельности. Начальники ОНУ, используя наработанные процедуры, усиливают давление на рабочих и дирекцию заводов.
На наш взгляд, наиболее автономной от НКВД среди них являлась прокуратура. По всей видимости, эта автономия во многом обеспечивалась прикрытием Вышинского. Остальные структуры не могли похвастаться выжившим во время террора и в конечном счете победившим начальством. Эти условия помогли прокуратуре распознать изменение ситуации задолго до завершения «кулацкой операции», изменить тактику, с тем чтобы впоследствии обрушиться на своего конкурента — НКВД.
Отделы найма и увольнения стояли ближе всех к проводимой операции. Их участие в этой «свите» больше напоминает роль «оруженосцев», которые почувствовали фавор своего патрона. Используя силу НКВД, они пытались решить свои властные проблемы на локальном, заводском уровне. В отношении рабочих их действия выразились в массовых увольнениях по политическим мотивам.
Приложение
Список работников прокуратуры Прикамья, подвергнутых репрессиям в течение августа 1937 — ноября 1938 г.
Место работы,
ДОЛЖНОСТЬ
Дата
Обвинение
Дальнейшая
ареста
приговора
Кем осужден
на момент ареста
по приговору
судьба репрессированного
1
2
го
4
5
6
7
Юркин А. Д.
окружной прокурор Коми-округа
26.10.37 г.
21.03.38 г.
Военная коллегия, 15 лет лишения свободы
КР повет.
вред. АСД, ст. 58-7, 58-8-11
Дело прекращено после пересмотра в 1941 г.
Мохов А. Н.
ПОМОЩНИК
окружного прокурора Коми-округа
16.10.37 г.
09.04.38 г.
ОС НКВД, 8 лет
КР
повет.
АСД, ст. 58-2-11
Реабилитирован, когда — нет данных
Баталов М. Т.
прокурор
Кочевского
района
04.10.37 г.
05.06.38 г.
Пермский облсуд, 8 лет
КР повет.
КР вред.
Замена приговора на 5 лет в 1943 г., реабилитирован
Чужэ Э. Ф.
следователь
райпро-
куратуры
Ильинского
района
27.12.37 г.
-
-
диверс. КРД
58-9, И
Дело
прекращено 12.01.39 г.
645
Окончание табл.
1
2
3
4
5
6
7
Плотников А. С.
прокурор
Куединского
района
07.01.38 г.
В базе указывается, что осужден тройкой, однако в следственном деле — Военной коллегией
Вред.
58-7-10-14
Дело
прекращено 4.10.39 г.
Волнушкин М. И.
прокурор г. Перми
05.03.38 г.
КР вред.
58-7-11, не был осужден
Дело
прекращено 26.12.39 г.
Сироткин С. А.
врид.
прокурора Очерского р-на
27.03.38 г.
08.08.38 г.
Военная
коллегия,
ВМН
АСА, КРД
вред., терр. КРД, ст. 58-10-11
Реабилитирован
Сафин М.
и. о.
прокурора Бардымско-го района
06.01.38 г.
АСА, 58-10-1
Дело
прекращено 13.01.40 г.
Кукарских М. В.
прокурор г. Лысьвы
08.01.38 г.
КР орг.
вред.,
58-7-11
Дело
прекращено за смертью обвиняемого, реабилитирован в 1977 г. И. А. Гридунова (Барнаул)
РОЛЬ ПРОКУРАТУРЫ В РЕАБИЛИТАЦИОННЫХ
МЕРОПРИЯТИЯХ 1939-1941 гг.
НА МАТЕРИАЛАХ АЛТАЙСКОГО КРАЯ
И НОВОСИБИРСКОЙ ОБЛАСТИ
Вопрос о том, какую роль играла прокуратура в реабилитационных мероприятиях 1938-1941 гг., почти не изучен1. Между тем исследование данной темы связано с поиском ответа на один из важнейших вопросов истории Большого террора: каким был механизм перекладывания вины за репрессии на НКВД и освобождения от ответственности партийного руководства, каким образом НКВД возвращался в рамки своих первоначальных полномочий, существовавших до 1937 года?
В настоящей статье содержится попытка ответить на этот вопрос на основе анализа роли прокуратуры Алтайского края в реабилитационных мероприятиях, проводившихся после завершения репрессий по приказу № 00447.
Источниковой базой данного исследования являются следственные дела репрессированных, хранящиеся в отделе спецдокументации управления архивного дела администрации Алтайского края (ОСД УАД АК) и материалы фонда прокуратуры Алтайского края, отложившиеся в Центре хранения архивного фонда Алтайского края (ЦХАФАК). К сожалению, данный фонд скуден. В нем представлено лишь несколько дел, датированных 1939 и 1940 гг. Более содержательным по количеству и составу документов является фонд прокуратуры Новосибирской области, отложившийся в Государственном архиве Новосибирской области (ГАНО).
Часть документов, относящихся к рассматриваемой теме, содержится в фонде исполнительного комитета Алтайского краевого совета депутатов трудящихся в ЦХАФАК. Это приказы, директивные указания прокуратур СССР и РСФСР, краевого прокурора, материалы проверок прокуратуры, отчеты о работе следственного отдела.
1. Органы прокуратуры в период Большого террора
Прокуратура играла в советских органах юстиции двойственную роль. С одной стороны, она должна была осуществлять надзор за соблюдением законности при проведении следствия, судебного и вне-
См., например: Тепляков А. Г. Персонал и повседневность Новосибирского УНКВД в 1936-1946 // Минувшее: Исторический альманах. Вып. 21. М.; СПб., 1997. С 261-262.
647
судебного расследования дел. Многие прокуроры протестовали против открытого пренебрежения законами; верховная власть была явно заинтересована в том, чтобы за органами госбезопасности был хоть какой-то надзор. С другой стороны, прокуратура покрывала беззаконие ОГПУ-НКВД, поскольку прокуроры выступали обвинителями по сфальсифицированным делам в судах и участвовали в работе внесудебных органов.
Причина данной двойственности — законодательство, регулирующее взаимоотношения ОГПУ-НКВД и прокуратуры. Так, Положение о Прокурорском надзоре Союза ССР, принятое в декабре 1933 г., определило, что надзор за ОГПУ Прокурор Союза ССР осуществляет непосредственно. При Прокуроре Союза ССР состояла возглавляемая старшим помощником Прокурора Союза ССР прокуратура по специальным делам. Для надзора за работой органов госбезопасности выделялись так называемые прокуроры по спецделам — особо доверенные люди, члены ВКП(б), персонально утвержденные в этой должности соответствующими партийными комитетами (в центральном аппарате — ЦК ВКП(б))1. Тем самым достигалась обособленность этих работников от остальной части сотрудников прокурорских органов; они по своим функциям, служебным и личным связям гораздо ближе стояли к ОГПУ и НКВД, чем к прокурорской системе. И действовали, как правило, в интересах органов государственной безопасности, покрывая своим должностным авторитетом, как и прокуратуры в целом, совершавшиеся беззакония.
8 мая 1933 г. была направлена специальная правительственная инструкция «всем партийно-советским работникам, всем органам ОГПУ, суда и прокуратуры»2. В ней говорилось, что органы ОГПУ должны осуществлять аресты с санкций прокурора, за исключением дел о террористических актах, взрывах, поджогах и бандитизме. Таким образом, органы ОГПУ, по существу, были выведены из-под надзора прокуратуры, которая уже не могла влиять на аресты по наиболее важным делам. Постановлением ЦИК СССР от 10 июля 1934 г. был образован общесоюзный Народный комиссариат внутренних дел. При нем создавалось Особое совещание, которому административным кодексом предоставлялось право применять ссылку, высылку, заключение до 5 лет и высылку за пределы СССР3. Это означало, что органы НКВД в административном порядке присвоили себе судебные и прокурорские функции. Важно подчеркнуть, что инструк
История законодательства СССР и РСФСР по уголовному процессу и организации суда и прокуратуры. 1917-1954 гг.: Сб. документов. М., 1955. С 52.
2 Там же. С. 50.
3 СЗСССР. 1934. С. 283.
648
ция от 8 мая 1933 г., а затем Постановление ЦИК СССР от 10 июля 1934 г. стали правовой основой репрессий в 1930-1940 гг., когда органы ОГПУ-НКВД фактически самостоятельно проводили не только дознание и следствие, но и аресты.
Приказ № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов» от 30 июля 1937 г. изменил двойственную роль прокуратуры, которую она играла в органах юстиции. Прокуроры, в соответствии с приказом, либо входили в состав троек, либо должны были присутствовать на заседаниях троек, в составе которых прокурорских работников не было. Соблюдение процессуальных норм и предварительные санкции на арест не требовались. И как итог — прокурора обязывали содействовать активному прохождению операции1. Приказ № 00447 лишал работников прокуратуры возможности проводить какой-либо надзор за законностью действий НКВД. Более того, они сами приняли активное участие в кампании террора, так как требование найти и покарать «предателей» и «вредителей» стало для них вопросом жизни и смерти.
Первые сигналы о том, что пришло время тормозить чистку и террор, руководство страны начало подавать уже в январе 1938 г. Январский пленум ЦК ВКП(б) подверг осуждению «огульные, массовые исключения из партии, которые часто приводили к арестам», и обвинил партийных руководителей в том, что допускались подобные факты. В том же духе изданный в январе 1938 г. приказ Прокуратуры СССР требовал от прокуроров республик и областей проверки обоснованности следственных дел, по которым подозреваемый находился в заключении2.
Весной 1938 г. новые тенденции укрепились. Во-первых, в апреле Прокуратура СССР проинструктировала областные и республиканские прокуратуры о том, что для возбуждения новых дел по политическим статьям (статья 58 УК) необходимо получить согласие Прокуратуры СССР. 7 апреля 1938 г. вышел приказ Прокурора СССР, согласно которому дела о малозначительных хищениях фуража в колхозах необходимо было прекратить3. В то же время приказ Прокурора СССР давал право подвергать судебному преследованию «клеветников»4, а незаконное расходование колхозных средств —
Цит. по: Стецовский Ю. И. История советских репрессий. Т. 1. М, 1997. С. 248.
Звягинцев А. Г., Орлов Ю. Г. Приговоренные временем. Российские и советские прокуроры. XX век. 1937-1953 гг. М, 2001. С. 81.
Приказ прокурора СССР № 353 от 7 апреля 1938 г. // Центр хранения архивного Фонда Алтайского края (далее - ЦХАФАК). Ф. р. 1474. On. 1. Д. 668а. Л. 1з. 4 Приказ по прокуратуре СССР № 346 от 5 апреля 1938 г. // Там же. Л. 11.
649
рассматривать как «измену Родине и помощь врагам народа»1. Таким образом, отдельные шаги, направленные на сворачивание репрессий, блокировались другими, их расширяющими. К тому же смесь инерции и страха подхлестывала необоснованные преследования.
Первоначально последствия этих новых сигналов для практической работы уголовного правосудия были ограниченными. Так как чистка продолжалась, а органы госбезопасности выполняли новые разнарядки, прокуроры в краях и областях попросту не верили, что стало безопасным приостанавливать эскалацию обвинений. На деле так и получалось. В течение второй половины 1937 г. и в начале 1938 г. «большая чистка» нанесла значительный удар по работникам советской юстиции. Около половины всех прокуроров и судей в СССР были смещены со своих постов. В большинстве случаев они подвергались аресту. Весной 1938 г. в отдельных районах Молдавии вообще не было прокуроров. В одном из районов Белоруссии в течение четырех месяцев органы юстиции работали без прокурора, судьи и следователя2.
Чистка прокурорских кадров затронула и Алтайский край. Причина этого заключалась в том, что сознательные или несознательные действия прокурорских работников мешали органам НКВД в проведении в жизнь приказа № 00447. Обращения с жалобами о незаконных методах работы НКВД, с которыми выступал прокурор Алтайского края Н. Я. Поздняков, привели к его аресту 22 июня 1938 г. Вслед за Поздняковым были арестованы его помощник, два заместителя, прокурор Ойратской автономной области и его помощник, семь районных прокуроров3. Нужно заметить, что Поздняков сам принимал активное участие в репрессивной кампании. Он заседал в тройке, нацеливал подчиненных прокуроров на усиление борьбы с врагами народа. Парадокс в том, что в мире беззакония он оставался прокурором, то есть требовал исполнения существующего закона, который в азарте классовой борьбы многими игнорировался. И в первую очередь это касалось органов НКВД.
В январе 1938 г. А. Я. Вышинский созвал совещание союзных и республиканских прокурорских работников, на котором были осуждены многие извращения правосудия, характерные для периода Большого террора. И все же эти вопросы не являлись главными на этом совещании. Вышинский в своем выступлении сосредоточился на таких проблемах, как текущее состояние органов юстиции, дру
Приказ по прокуратуре СССР № 353 от 7 апреля 1938 г. // ЦХАФАК Ф р 1474
On. 1. Д. 668а. Л. 17.
2
Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 1997. С. 237. Политические репрессии в Алтайском крае. 1919-1965. Барнаул 2005 С. 165-167.
650
гие участники совещания подняли вопрос об эскалации обвинений и необоснованных преследованиях1.
Конкретизируя новую линию, 1 июня 1938 г. Прокуратура СССР издала основополагающую директиву о перестройке своей работы. Директива однозначно предписывала следователям и прокурорам «прекратить все необоснованные преследования граждан по всем начатым делам» и «прекратить подобную практику в будущем». Этот приказ возвестил о начале периода, во время которого происходило снижение размаха необоснованных преследований и эскалации перевода обычных уголовных преступлений в политические2. Происходило это не без борьбы. Для отучения от навыков террора требовалось больше, чем простая директива.
Прекращение массового террора было маловероятным без решительного вмешательства самого Сталина. В августе 1938 г. он назначил своего протеже Л. П. Берию на пост первого заместителя наркома внутренних дел СССР. Внутри наркомата Л. П. Берия возглавил Главное управление государственной безопасности. Целью этого шага была изоляция Н. И. Ежова и отрешение его от непосредственного руководства органами госбезопасности. В сентябре НКВД потерял многие свои прерогативы по ведению политических дел. Однако поворотный момент наступил 17 ноября 1938 г., когда было принято совместное постановление Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия»3.
Это секретное постановление, подписанное Молотовым и Сталиным, предписывало положить конец массовым арестам и высылкам; ликвидировать все тройки (отныне дела могли рассматриваться только судами и Особым совещанием при НКВД СССР); возродить практику проверки ордеров на арест со стороны прокуратуры; установить прокурорский надзор за следствием, которое вели все органы внутренних дел, в том числе и органы госбезопасности. Постановление возложило всю вину за террор исключительно на его исполнителей: пробравшиеся в органы НКВД враги народа и агенты иностранных разведок «сознательно извращали советские законы», производили «массовые и необоснованные аресты», работники НКВД забросили агентурно-осведомительную работу, предпочитая действовать таким упрощенным методом, как практика массовых арестов, ориентировались на доказательства, полученные у обвиняемых во время допросов.
Соломон П. Советская юстиция при Сталине. С. 237.
2 Приказ по прокуратуре СССР № 472 от 1 июня 1938 г. // ЦХАФАК. Ф. р. 1474. Оп. 1.Д. 668а. Л. ПО.
3 Постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» от 17 ноября 1938 г. // Исторический архив. 1992. № 1. С. 125-128.
651
Постановление от 17 ноября сосредоточило свое внимание на исполнителях террора, а не на его вдохновителях. Так выглядел механизм «приписывания вины», ранее уже использовавшийся: постановление от 17 ноября 1938 г. было поразительно похожим на инструкцию от 8 мая 1933 г., которая призывала положить конец массовым арестам, связанным с коллективизацией1.
Важную роль в проведении курса на ограничение масштабов террора и перестройку работы следственных органов сыграли также постановления, ориентировавшие органы прокуратуры и НКВД на проведение реабилитационных мероприятий.
26 февраля 1939 г. прокурор РСФСР М. И. Панкратьев своим приказом призывал прокуроров союзных и автономных республик «в случае признания неправомерности вынесенного решения и необходимости его отмены [...] вынести постановление об отмене и прекращении дела». Далее следовало, что «опротестование может быть лишь в исключительных случаях, при явной незаконности и необоснованности приговора»2.1 июня 1939 г., внося изменения в постановление от 26 февраля, прокурор РСФСР в очередной раз подчеркнул это обстоятельство3. Это существенно ограничило рамки реабилитационных мероприятий.
Вышеуказанные документы становились правовой базой для реабилитационных мероприятий, стимулируя поток протестов против несправедливых приговоров внесудебных органов и судов.
2. Участие прокуратуры в пересмотре дел в 1939-1941 гг.
После выхода постановления ЦК ВКП(б) и СНК от 17 ноября 1938 г. произошли изменения в работе прокуратуры по надзору за НКВД. Так, прокуроры спецотдела Новосибирской области большую часть времени проводили в управлении НКВД, осуществляя надзор по делам в процессе их расследования (до 17 ноября 1938 г. управление НКВД прокурорами спецотдела не посещалось). Для этого работникам прокуратуры в управлении НКВД была предоставлена специальная комната4. Но все же перестроить свою работу прокуратуре удалось не сразу. На бюро обкома ВКП(б) Новосибир-
1 Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание: Документы и материалы. Т. 3: Конец 1930-1933. М., 2001. С. 746-750.
2 Приказ по прокуратуре РСФСР № 473 от 26 февраля 1939 г. // ЦХАФАК. Ф. р. 1474. On. 1. Д. 669. Л. 42-45.
^ Приказ прокурора РСФСР № 1395 от 1 июля 1939 г. // Там же Л 69
февоал°ьб1939Пг° Т/Т ПР°ШеДШИМ чеРез Облпрокуратуру за ноябрь 1938 , -
февраль Ш г_/,Государственный архив Новосибирской области (далее - ГАНО).
652
ской области 21 апреля 1939 г. работу по надзору за расследованием дел в органах НКВД признали неудовлетворительной. Прокурора Новосибирской области А. В. Захарова призывали «с большей энергией в кратчайший срок исправить все недостатки и нарушения». В свою очередь Захаров обратился к городским и районным прокурорам, обвиняя последних в том, что постановление ЦК ВКП(б) и СНК от 17 ноября 1938 г. не выполняется, «до сих пор надзор за расследованием дел в НКВД осуществляется весьма плохо [...] без достаточной проверки фактов и обстоятельств дела предъявляемые тому или другому лицу обвинения обосновываются на личном признании обвиняемого и не подтверждаются другими доказательствами (показаниями свидетелей, документами, экспертизами и т. д.), документы приобщаются к делам без протоколов выемки и без соответствующих постановлений, допросы свидетелей производятся незаконно, задаются наводящие вопросы, которые свидетель подтверждает, а впоследствии на суде начинается путаница [...]»'. И все же результаты в прокурорском надзоре за органами НКВД были. Так, за четыре месяца, с ноября 1938 г. по февраль 1939 г., в производстве прокуратуры Новосибирской области находилось 545 дел из НКВД, из которых 226 переданы в суд, а остальные отправлены на доследование2.
В 1939-1940 гг. отмечался настоящий поток жалоб осужденных в годы Большого террора и их родственников. Так, за 9 месяцев 1940 г., с января по сентябрь, в прокуратуру Алтайского края поступило 27 253 жалобы, из них 12 845 — по спецотделу: сюда поступали жалобы на приговоры, вынесенные внесудебными органами: двойками, тройками, Особым совещанием3.
Жалобы в спецотделе краевой прокуратуры рассматривались с большой задержкой. Это было связано, во-первых, с тем, что органы НКВД не высылали вовремя истребованные по жалобам дела; во-вторых, районные прокуроры медлили с проверкой дел. Так, например, прокурор Змеиногорского района держал дело на «проверке» 3 месяца, Смоленского — 4 месяца, Павловского — б4. Со временем «производительность труда», как это было названо в одном из документов, увеличилась: если в 1939 г. проверялось 7-8 жалоб в день,
Информационное письмо всем гор. райпрокурорам и прокурору Нарымского округа Новосибирской области // ГАНО. Ф. р. 20. On. 1. Д. 243. Л. 13, 14.
2 Обзор по делам НКВД, прошедшим через Облпрокуратуру за ноябрь 1938 г. — февраль 1939 г. // Там же. Оп. 4. Д. 3. Л. 1.
3 Сведения о движении жалоб по 1 -му отделению спецотдела прокуратуры Алтайского края на 20.01.1940 г. // ЦХАФАК. Ф. р. 1474. On. 1. Д. 1а. Л. 74-75.
4 Акт проверки выполнения конкурсных обязательств спецотделом от 25.10.1939г. //Тамже.
653
то в 1940 г. — 15-161, объяснялся этот рост соревнованием, в котором участвовали работники спецотдела краевой прокуратуры. В результате, если на начало 1940 г. приходилось 4 194 нерассмотренных жалобы, то к 1 октября этого же года их оставалось 1 367, в том числе 348 - с 1939 года2.
Однако ускорение разбора жалоб, связанное с необходимостью разбора их «залежей», зачастую приводило лишь к большему формализму при их рассмотрении. К тому же нужно заметить, что количество нерассмотренных жалоб в спецотделе было значительно большим, чем во всех других отделах, вместе взятых (на них к 1 октября 1940 г. приходилось всего 320 нерассмотренных жалоб)3, хотя, как было показано выше, спецотдел уступал по общему количеству поступавших жалоб.
Порядок рассмотрения жалоб на приговоры, вынесенные внесудебными органами, был следующим. Если прокурор по спецделам усматривал нарушения в проведении следствия в отношении осужденного, от которого поступила жалоба, то выносил протест на предмет пересмотра дела. Часто такой протест был связан с итогами расследований, проводимых на местах районными прокурорскими работниками, в результате которых устанавливалась недоказанность вины осужденных. Инициировал данные расследования прокурор спецотдела.
После вынесения прокуратурой протеста на предмет пересмотра дела органы НКВД приступали к доследованию: привлекали новых свидетелей, перепроверяли показания старых, вновь запрашивали справки о социальном происхождении, характеристики с места работы и пр. Иногда прокурор давал четкие указания, что необходимо доработать: каких свидетелей нужно передопросить и почему, какие справки приобщить к делу и т. д. Несмотря на это, доследование дел органами НКВД зачастую являлось процессом формальным, чего нельзя сказать о прокурорских расследованиях. Примером может стать следующее следственное дело.
23 ноября 1937 г. тройка НКВД по Алтайскому краю приговорила 9 жителей Хабарского района к различным срокам заключения за «вредительскую контрреволюционную деятельность». 2 марта 1940 г. от заместителя крайпрокурора по спецделам к прокурору Хабарского района было направлено следственное дело для дополнительного расследования, с указанием моментов, требующих наиболее тщательной
1 ЦХАФАК. Ф. р. 1474. On. 1. Д. 1а. Л. 74.
2 Сведения о движении жалоб по 1-му отделению спецотдела прокуратуры Алтайского края на 20.01.1940 г. // Там же. Л. 74-75.
Проверка спецотдела прокуратуры Алтайского края на 01.10.1940 г. // Там же. Ф. П. 1. Оп. 1.Д. 361. Л. 4.
654
проверки. В ходе прокурорского расследования вопросы свидетелю задавались таким образом, чтобы выяснить, откуда он знает ту или иную информацию, кто может подтвердить тот или иной факт, с тем чтобы обвинительные показания не являлись голословными. В ходе проверки работники прокуратуры повторно запросили справки о социальном положении, характеристики с места работы. Результаты следствия были таковы: свидетели не подтвердили показания, данные ими в 1937 г. «Все, что здесь написано, неправда. Я лишь подписал то, что писал следователь», — говорил свидетель Савченко. Справки о социальном положении осужденных были отличны от справок, приобщенных к делу работниками НКВД в 1937 г. Так, изначально все осужденные по делу проходили как кулаки, расследование прокуратуры в 1940 г. показало, что пятеро из 9 были середняками. На основании новой информации заместитель крайпрокурора по спецделам вынес протест на предмет пересмотра приговора.
Следователи РО НКВД Хабарского района начинают уже свое повторное расследование. Показания свидетелей, справки о социальном положении осужденных, полученные в ходе следствия органами НКВД в 1937 г., в процессе доследования в 1940 г. просто дублировались и, соответственно, расходились с данными прокурорского расследования. Так, на допросе свидетеля Савченко спросили: «Вы свои показания, данные 12 ноября 1937, подтверждаете?» «Да, свои показания, данные 12 ноября 1937 года, я целиком и полностью подтверждаю», — отвечал Савченко. В ходе прокурорского расследования, как показано выше, он их опроверг. Другие свидетели также подтвердили свои показания, данные в 1937 г. Итог очевиден: факты вредительской контрреволюционной деятельности осужденных «подтвердились». Ссылаясь на результаты «доследования», начальник управления НКВД СССР по Алтайскому краю вынес заключение по делу, в котором говорилось, что решение тройки в отношении осужденных от 27 ноября 1937 г. остается в силе1. Следствие, проведенное прокуратурой, в ходе которого доказывалась невиновность осужденных, не стало причиной для более качественного доследования, проводимого органами НКВД, и не повлияло на пересмотр приговора.
После 17 ноября 1938 г. органы НКВД были поставлены перед необходимостью изменить методы ведения следствия, применявшиеся в период Большого террора, привести их в соответствие с нормами УПК. Это происходило с трудом, особенно в районах. Поэтому в управлении НКВД по Алтайскому краю формальное отношение районных
Следственное дело по обвинению Пугача и др. // Отдел спецдокументации управления архивного дела администрации Алтайского края (далее — ОСД УАД АК). Ф- Р. 2. Оп. 7. Д. 7391.
655
следователей НКВД к работе вызывало критику. Их обязывали расследование проводить более тщательно. Но не всегда подобная критика приводила к отказу от формализма в работе районных чекистов. Да и сама критика зачастую была лишь формальностью. Так, после проведения, по протесту прокуратуры, доследования по одному из следственных дел Хабарский РО НКВД получил письмо от заместителя начальника следственной части УНКВД. В нем говорилось, что «краевая прокуратура, проведя дополнительное расследование, вынесла протест на необоснованный арест и осуждение тройкой Лезова, Шахтина, Ванцова, Рыболова. Вы же, проводя дополнительное расследование, небрежно отнеслись к исследованию преступной деятельности обвиняемых, что не дает правильного решения дела. Краевая прокуратура, проверяя социальное прошлое обвиняемых, истребовала и приобщила к делу справки Новоильинского сельского совета, из которых Лезов, Шахтин, Ванцов происходят из крестьян-середняков, избирательных прав не лишены. Из приобщенных вами справок Лезов, Шахтин, Ванцов — крепко зажиточные, избирательных прав лишены. Спрашивается, каким справкам верить? [...] В декадный срок все перепроверить». Районные следователи НКВД провели очередное доследование. По своим результатам оно ничем не отличалось от результатов основного следствия и первого доследования. Справки о социальном положении осужденных, показания свидетелей — все те же, лишь в очередной раз продублированы. Как итог, приговор, вынесенный тройкой НКВД в отношении Лезова, Шахтина, Ванцова, Рыболова, остался в силе1.
Не подлежала проверке законность осуждения тройками тех репрессированных, которые были приговорены к расстрелу, даже в том случае, если в результате доследования устанавливалась необоснованность осуждения лиц, которые проходили вместе с ними по групповым делам и были приговорены к заключению в исправительно-трудовой лагерь (обычно по их заявлениям и жалобам и проводилось доследование). Как правило, в этом случае еще до начала доследования следователь НКВД указывал на нецелесообразность проведения проверки в отношении «расстрельных» приговоров2.
Важнейшую роль при пересмотре приговора играло социальное происхождение осужденного. 4 декабря 1937 г. Игонькина Прасковья Ивановна, жительница с. Загайново Тальменского района, была
Следственное дело по обвинению Лезова К. Д. и др. // ОСД УАД АК. Ф Р 2 Оп. 7. Д. 7218.
2 См., например, заключение по результатам доследования дела о контрреволюционной эсеровской организации в Рубцовском уезде, проводившегося в 1940-1941 гг. (Там же. Д. 1896. Т. 4. Л. 394), заключение по делу С. Т. Кошель и др. (11 чел ) (Там же Д. 7640. Л. 257-258).
656
осуждена на десять лет ИТЛ по статье 58-10 (за контрреволюционную агитацию). В ходе доследования, проведенного по ее жалобе в 1939 г., факт контрреволюционной агитации не подтвердился. Однако, как было сказано в постановлении прокурора спецотдела краевой прокуратуры, «принимая во внимание, что осужденная Игонькина является классово чуждой», жалобу ее «оставить без удовлетворения» и приговор тройки не отменять1. Не невиновность человека, а его социальное происхождение и решало исход дела. Данный факт наглядно свидетельствует о том, что главной целью репрессий 1937-1938 гг. было не пресечение политических преступлений, а «выкорчевывание» «социально враждебных элементов». В таких условиях становилось возможным преследование не по политическим мотивам, а исключительно по социальному, национальному и другим признакам.
Поводом для пересмотра приговора могли стать «заслуги» перед советской властью, например доносительство. В качестве примера можно привести дело колхозника К. В 1937 г. за контрреволюционную деятельность, за распространение слухов о скорой гибели советской власти он был осужден на восемь лет заключения в ИТЛ. Из мест заключения колхозник К. написал жалобы в краевые органы НКВД, Прокурору СССР и прокурору Алтайского края. В жалобах он поведал о том, что начиная с 1933 г. под кличкой «Васильев» работал в качестве осведомителя НКВД. Обвинения, предъявленные ему, отрицал. Органы НКВД приступили к доследованию. Вновь допрошенные свидетели положительно отзывались о К., от своих показаний октября 1937 г. (они являлись главными уликами в вынесении приговора) отказывались. Справка, запрошенная с места работы, характеризовала К. как человека ответственного и исполнительного. По постановлению, утвержденному заместителем краевого прокурора и начальником УНКВД по Алтайскому краю, приговор подлежал отмене, а К. - освобождению из ИТЛ2.
В некоторых случаях прокуратура вмешивалась и по фактам, связанным с притеснением местными властями семей осужденных. Так, после ареста мужа, который работал счетоводом в сельпо, М. П. Бондаренко, жительницу с. Ново-Песчанского Славгородского района, вызвали в сельсовет и предложили под угрозой конфискации имущества в 24 часа внести 1 240 рублей в погашение числившейся за мужем недостачи, в результате она вынуждена была занимать эту сумму у односельчан. Ее дочери, местной учительнице, сельсовет
Следственное дело по обвинению П. И. Игонькиной // ОСД УАД АК. Ф. Р. 2. Он. 7. Д. 1114. Т. 4. С. 44-45.
2 Следственное дело по обвинению К. и др. // Там же.
657
отказал в обеспечении положенным ей по закону бесплатным топливом. Затем М. П. Бондаренко обложили индивидуальным налогом как единоличницу и за его неуплату конфисковали дом. Семья репрессированного вынуждена была покинуть родное село и переехать в Слав-город. После этого М. П. Бондаренко обратилась с жалобой в краевую прокуратуру, из которой в Ново-Песчанский сельсовет поступило указание «прекратить издевательство над семьей учительницы». В результате с М. П. Бондаренко сняли налог, вернули дом, но мать и дочь не захотели жить в родном селе: продав дом, поселились в райцентре1.
Показательным для суждения о том, насколько результативной была реабилитационная кампания 1938-1941 гг., является дело об эсеровской повстанческой организации в Рубцовском уезде, по которому было осуждено 808 чел. Все они якобы являлись членами вышеназванной организации, стремившейся уничтожить существующий строй, проводившей вредительскую и диверсионную деятельность и т. п. В отдельное делопроизводство в рамках этого дела было выделено следствие в отношении 100 чел. Из них 32 чел. были расстреляны, а 68 осуждены к 10 годам заключения в исправительно-трудовом лагере. В ходе пересмотра материалов дела в 1940-1941 гг., проводившегося по протесту заместителя краевого прокурора по спецделам, был выявлен их сфальсифицированный характер. В апреле 1941 г. управление НКВД Алтайского края вынесло заключение о возбуждении ходатайства перед Особым совещанием НКВД СССР об отмене решения судебной тройки. Предлагалось в отношении 27 чел. приговор отменить и освободить их из заключения, а в отношении остальных осужденных приговор оставить в силе, но состав преступления переквалифицировать на статью 58-10, сняв обвинения по статьям 58-11 и 58-2. Однако дело Особым совещанием так и не было рассмотрено. И лишь в 1954 г. за отсутствием состава преступления решение тройки отменили. В принятом по этому делу заключении отмечалось, что «лица, осужденные по нему, отбыли свой срок наказания полностью»2.
Таким образом, дополнительное расследование, проводившееся по этому делу в период реабилитационных мероприятий после завершения действия приказа № 00447, не изменило судьбы заключенных.
В целом результативность реабилитационных мероприятий, проводившихся в 1939-1941 гг., была незначительной. Согласно сведениям, содержащимся в базе данных ОСД УАД АК, органы НКВД
Письмо начальнику УКГБ по Алтайскому краю от М. П. Бондаренко от 30 марта
1959 г. // ОСД УАД АК. Ф. Р. 2. Оп. 7. Д. 7640. Л. 280-282. 2
Дело о контрреволюционной эсеровской повстанческой организации в Рубцовском, Змеиногорском, Волчихинском, Локтевском и Шипуновском районах // Там же. Д.1896.Т.4.Л.404.
658
Алтайского края по протестам прокурора в 1939-1940 гг. вынесли постановления о прекращении дел в отношении 42 лиц, что составляло лишь 0,35 % от общего количества осужденных тройкой при УНКВД Алтайского края1.
3. Материалы прокурорских проверок как основание для «чистки» органов НКВД
Материалы прокурорских проверок, проводившихся в рамках пересмотра судебно-следственных дел в 1939-1941 гг., использовались как компрометирующие при проведении «чистки» в органах НКВД после завершения операции по приказу № 00447.
В обзоре по делам НКВД, проходившим через Новосибирскую областную прокуратуру с ноября 1938 г. по февраль 1939 г., приведено несколько подобных примеров. Рассмотрим дело П. Палецко-го, Я. Палецкого, К. Слободчикова, обвиненных по статье 58-7-11 УК в сентябре 1937 г. В ходе расследования они признались, что состояли в контрреволюционной организации и проводили в колхозе подрывную вредительскую деятельность. Осужденные проходили по делу как кулаки. Во время проверки (конец 1938 — начало 1939 г.), проводимой прокуратурой, выяснилось, что Палецкие и Слободчи-ков кулаками не являются, от своих показаний сентября 1937 г. они отказались, заявив, что насилие со стороны следователей НКВД вынудило их свидетельствовать против себя. Приговор подлежал отмене, а П. Палецкий, Я. Палецкий и К. Слободчиков — освобождению из ИТЛ. Материалы этого искусственно созданного дела стали основанием для возбуждения уголовного преследования против следователя УНКВД П. А. Черепанова2.
Вскоре после выхода постановления Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. вслед за арестом Ежова начались аресты и других работников НКВД. На Алтае аресты наиболее «отличившихся» фальсификаторов начались с начальника УНКВД С. П. Попова 24 декабря 1938 г. 28 января 1940 г. Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила его по статье 58-1 «а», 7, И УК к ВМН с конфискацией лично принадлежащего ему имущества и лишением звания капитана ГБ. В приговоре указывалось, что он «являлся активным участником а/с организации, существовавшей в органах НКВД» и по ее заданию «сохранял от разоблачения а/с правотроцкистское подполье, проводил массовые необоснованные аресты и фальсифици
1 Дела, которые шли по линии милиции, и дела, которые находятся в Горно-Алтайске, не считаются.
Обзор по делам НКВД, прошедшим через Облпрокуратуру за ноябрь 1938 г. — февраль 1939 г. // ГАНО. Ф. 20. Оп. 4. Д. 3. Л. 5.
659
ровал следствие по делам арестованных, создавая дела на несуществующие контрреволюционные формирования»1. К высшей мере наказания 29 мая 1941 г. были осуждены также начальники отделов УНКВД, старшие лейтенанты ГБ П. Р. Перминов и И. К. Лазарев, начальник следственной части УНКВД, старший лейтенант ГБ И. Я. Юркин и его заместитель, лейтенант ГБ Т. К. Салтымаков, начальник Бийского оперсектора УНКВД, лейтенант ГБ В. И. Смольников, оперуполномоченный УНКВД, младший лейтенант ГБ Г. С. Каменских (позднее Перминов, Юркин и Каменских будут помилованы), а помощник начальника УНКВД, старший лейтенант ГБ Г. Л. Биримбаум, начальники отделов УНКВД, лейтенанты ГБ И. Я. Шутилин и А. Т. Степанов, начальник Бийской тюрьмы, лейтенант ГБ А. А. Жилков, оперуполномоченный УНКВД, сержант ГБ Т. У. Баранов — к различным срокам лишения свободы. В приговоре Военной коллегии Верховного суда СССР от 29 мая 1941 г. указывалось: «Все эти лица [...] нарушали революционную законность, производили массовые необоснованные аресты советских граждан. В управлении НКВД к арестованным без всяких на то материалов как система применялись пытки, избиения, истязания, издевательства и провокации с целью добиться от арестованных заведомо вымышленных показаний.
Протоколы допросов фальсифицировались, составлялись подложные документы, справки, акты и пр.
Путем измышлений, подлогов, провокаций арестованным приписывалась принадлежность к различным антисоветским организациям и вменялось в вину совершение тягчайших государственных преступлений»2.
Многие сотрудники городских и районных отделений НКВД отделались лишь «легким испугом»: например, начальник и оперуполномоченный Шипуновского отделения НКВД С. М. Зарызков и Г. И. Черноокий за фальсификацию следственных дел, необоснованные аресты и извращение методов следствия в 1938 г. приказом начальника УНКВД по Алтайскому краю от 8 августа 1940 г. были арестованы на 15 суток каждый и уволены из органов НКВД. Как видим, наказание чисто символическое, оно, судя по тому, что Г. И. Черноокий сразу после увольнения перебрался в Барнаул и стал студентом пединститута, никак не отразилось на их дальнейшей судьбе3.
Следует отметить, что после выхода постановления Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. среди работников НКВД
Жертвы политических репрессий в Алтайском крае. Июль 1938-1941 гг. Т. 4. Барнаул, 2000. С. 12-13.
2 Там же. С. 14.
3 Тамже. С. 15.
660
чувствовалась растерянность. Дела, квалифицируемые по статье 58 (политические преступления), прекращались, а вместо них возбуждались новые — по статье 109 УК (должностные преступления). Характерным является дело по обвинению бывшего директора Чер-касовской МТС Прокопьевского района Новосибирской области А. Н. Шабалина по статье 58-7-11 УК. Шабалина арестовали в сентябре 1938 г. При допросе он признал себя участником контрреволюционной организации. 25 декабря 1938 г. прокуратурой был вынесен протест на приговор и дело отправлено в органы НКВД на доследование. Изъяв показания осужденного, в которых он признавал себя участником контрреволюционной организации, органы НКВД передали дело в прокуратуру для направления в суд по 109-й статье УК. Суд дело прекратил1.
О растерянности в органах НКВД, о желании избавиться от явно сфабрикованных дел говорит следующий факт. Работники областного управления НКВД в г. Новосибирске под предлогом «вновь открывшихся обстоятельств» с ноября 1938 г. по февраль 1939 г. изъяли из областного суда 56 дел. Часть этих дел возвращалась в суд с прежней квалификацией преступлений по 58-й статье УК, но большая часть поступала по статьям о должностных преступлениях. Нередко из дел изымались протоколы допросов обвиняемых, где они признавали себя участниками контрреволюционных групп, и проводились новые допросы, позволявшие квалифицировать дела по 109-й статье2.
Малая результативность реабилитационных мероприятий 1938-1941 гг. в отношении жертв Большого террора в сочетании с активно проводившейся чисткой в органах НКВД показывает, что реабилитационная кампания проводилась вовсе не из гуманистических соображений, не из желания утвердить в стране социалистическую законность. Роль прокуратуры после прекращения массовых репрессий можно сформулировать так: осуществлять контроль за переходом органов НКВД от упрощенного порядка ведения следствия, который существовал в период Большого террора, к следственным действиям, основанным на соблюдении норм УПК, а также доказать многочисленные случаи фальсификации следствия работниками НКВД и этим получить необходимый материал для их ареста и осуждения. Таким образом, с помощью органов прокуратуры партийные вдохновители репрессий освобождали себя от ответственности за репрессивную кампанию и одновременно возвращали органы НКВД
Обзор по делам НКВД, прошедшим через Облпрокуратуру за ноябрь 1938 г. — февраль 1939 г. // ГАНО. Ф. 20. Оп. 4. Д. 3. Л. 9. 2 Тамже. Л. 9-10.
661
в рамки своих первоначальных полномочий. Как и следовало ожидать, подобный крутой поворот вызвал страх, недоумение и растерянность у работников НКВД. И их можно было понять: ведь то, что еще вчера поощрялось, за что они получали ордена и звания, сегодня осуждалось, а особо отличившиеся в массовых арестах и фальсификациях дел сами попадали в разряд врагов, пробравшихся в органы НКВД с целью их дискредитации. Вместе с тем репрессии в отношении работников НКВД, участвовавших в реализации приказа № 00447, не носили массового характера, большинство из низовых работников отделались «символическим» наказанием.
ПАРТИЙНЫЕ ОРГАНЫ
А. А. Колдушко (Пермь) РОЛЬ ПАРТИЙНЫХ ОРГАНОВ В ОСУЩЕСТВЛЕНИИ МАССОВЫХ РЕПРЕССИЙ В СВЕРДЛОВСКОЙ ОБЛАСТИ В 1937-1938 гг.
Оценка места и роли партии в осуществлении массовых операций в рамках исследования «кулацкой операции» представляет значительный научный интерес. Работы, освещающие эту проблему, только начинают появляться. Как отмечают М. Юнге и Р. Биннер, «местные партийные кадры, по современным данным, приняли гораздо меньшее участие в массовых операциях, чем НКВД, и гораздо меньше были ими затронуты»1. А. Ю. Ватлин, исследуя историю Большого террора на территории одного района, обратил внимание на роль партийных органов в этом процессе. При этом он, отмечая крайнюю скудость источников, ограничился «отдельными фрагментами из истории взаимоотношений райкома ВКП(б) и райотдела НКВД, которые могут послужить в лучшем случае затравкой для будущих дискуссий»2. Таким образом, проблема влияния территориальных партийных комитетов на процесс репрессий, на характер проведения массовых операций исследована явно недостаточно.
Источниковой базой исследования стали документы архивно-следственных дел, а также протоколы и стенограммы партийных заседаний, переписка, информации, докладные записки, списки, составляемые партийными органами, и др., сосредоточенные в Государственном общественно-политическом архиве Пермской области (всего — около 80 дел). Кроме того, были использованы также и опубликованные источники3.
Юнге М., Биннер Р. Как террор стал «Большим». Секретный приказ № 00447
и технология его исполнения. М, 2003. С. 232.
о
Ватлин А. Ю. Террор районного масштаба: «Массовые операции» НКВД в Кунцевском районе Московской области 1937-1938 гг. М., 2004. С. 73.
См., например: Материалы февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) 1937 года // Вопросы истории. 1995. № 3; Выписка из протокола № 51 заседания Политбюро ЦК. Решение от 2.07.1937 г. «Об антисоветских элементах» // Юнге М., Биннер Р. Как террор стал «Большим». С. 78-79 и др.
663
При отборе следственных дел автор опирался на материалы, содержащиеся в электронной базе данных репрессированных, созданной сотрудниками Государственного общественно-политического архива Пермской области. Отбор дел проводился по одному критерию: отбирались дела, в которых органом, осуществлявшим репрессии в 1937-1938 гг., была Особая тройка при Свердловском УНКВД.
Как известно, 2 июля 1937 г. Политбюро приняло постановление «Об антисоветских элементах». В постановлении указывалось: «Замечено, что большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных одно время из разных областей в северные и сибирские районы, а потом по истечении срока высылки вернувшихся в свои области, — являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений как в колхозах, совхозах, так и на транспорте и в некоторых отраслях промышленности». На этом основании партийным органам поручалось «взять на учет всех возвратившихся на родину "кулаков" и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через "тройки", а остальные менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД. ЦК ВКП(б) предлагает в пятидневный срок представить в ЦК состав "троек", а также количество подлежащих расстрелу, равно как и количество подлежащих высылке»1. Таким образом, первоначально идея проведения «кулацкой операции» была рождена в недрах партии. И только 30 июля 1937 г. на утверждение Политбюро был вынесен оперативный приказ № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов».
1. Взаимоотношения партийных органов и НКВД
Прежде всего следует отметить, что до начала массовой репрессивной операции по приказу № 00447 органы НКВД подвергли разгрому руководящие партийные органы. По словам В. Роговина, «от репрессий не спасся почти ни один партийный секретарь (райкома, горкома, обкома и ЦК нацкомпартии), ни один председатель исполкома любого уровня, ни один директор крупного завода, ни один союзный или республиканский нарком»2.
Динамика арестов секретарей райкомов, горкомов, окружкома ВКП(б) представлена в диаграмме.
Цит. по: Выписка из протокола № 51 заседания Политбюро ЦК. Решение от 2.07.1937 г. «Об антисоветских элементах» // Юнге М., Биннер Р. Как террор стал «Большим». С. 78-79.
2 Роговин В. 3. Партия расстрелянных. М., 1997. С. 155.
664
Динамика арестов секретарей райкомов, горкомов, окружкома ВКП(б) Свердловской области в 1937-1938 гг.
10
12
14
16
4
0
2
6
8
♦ ♦ Ф
ОО 00 СО СО
Г— г^. г—
со со со со
00 СО
Как видим, пик арестов партийной номенклатуры приходится именно на август 1937 г. — время начала операции по приказу № 00447. К концу августа 80 % арестов партийной номенклатуры уже было осуществлено. Таким образом, партийные организации к моменту реализации приказа № 00447 оказались обезглавленными, в партийных комитетах царила паника и неразбериха.
Показательным в описании размаха репрессий в партийном аппарате является письмо секретаря Коми-Пермяцкого окружкома ВКП(б) в адрес секретаря ЦК ВКП(б) А. А. Андреева с просьбой о помощи в комплектовании кадров партийных и советских органов: «ЦК известно, что прошлое руководство Коми-Пермяцкого окружкома в лице Благонравова, Голика (секретарей и членов бюро ОК Щукина, Червякова, Исакова и т. д.) было вражеское [...] Разоблачены также ряд секретарей райкомов, предриков, директоров леспромхозов, управляющий лесотрестом, а также работники окрпотребсоюза, заготзерно и т. д. [...] На сегодняшний день в составе бюро окружкома остались три члена, причем один член бюро учится в Москве [...] в данный момент аппарат окружкома не укомплектован. Вместо двух секретарей РК имеется один секретарь, вместо 7 чел. инструкторов имеется 2 инструктора. Нет зав. школьным отделом, нет зав. ОРПО. Фактически работаем сейчас вдвоем: зав. отделом агитации и пропаганды и я. Аналогичное состояние в окружном исполнительном комитете, где также нет ни одного зав. отделом»1. Таким образом, местный партийный аппарат был почти полностью разгромлен.
1 ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 15. Д. 109. Л. 37.
665
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.