УПОЛНОМОЧЕННЫЙ ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА в Российской ФЕДЕРАЦИИ
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АРХИВ Российской ФЕДЕРАЦИИ
ФОНД ПЕРВОГО ПРЕЗИДЕНТА России Б.Н. ЕЛЬЦИНА
ИЗДАТЕЛЬСТВО
«РОССИЙСКАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ»
МЕЖДУНАРОДНОЕ ИСТОРИКО-ПРОСВЕТИТЕЛЬСКОЕ, БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОЕ И ПРАВОЗАЩИТНОЕ ОБЩЕСТВО «МЕМОРИАЛ»
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ РАН
Редакционный совет серии:
Й.Баберовски (JorgBaberowski),
Л. Виола (Lynn Viola),
А. Грациози {Andrea Graziosi),
A. А. Дроздов,
. Каррер Д'Анкосс (Helene Carrere D'Encausse),
B. П.Лукин,
C. В. Мироненко, Ю. С. Пивоваров, А. Б. Рогинский,
Р. Сервис (Robert Service),
Л. Самуэльсон (Lennart Samuelson),
А. К. Сорокин,
Ш. Фицпатрик (Sheila Fitzpatrick), О. В. Хлевнюк
СТАЛИНИЗМ
В СОВЕТСКОЙ ПРОВИНЦИИ:
1937-1938 гг.
МАССОВАЯ ОПЕРАЦИЯ
РОССПЭН Москва 2009
https://docs.google.com/file/d/0B96SnjoTQuH_NlF3ejU3VkFsaEk/edit?usp=sharing
УДК323(47+57)(082.1) ББК 63.3(2)6-4 С75
Издание осуществлено при поддержке фонда Фрица Тиссена (Fritz-Thyssen-Stiftung), Германия
Составители:
М. Юнге, Б. Бонвеч, Р. Биннер
Рецензенты: к. и. н. А. И. Савин, А. Г. Тепляков
Сталинизм в советской провинции: 1937-1938 гг. Массовая С75 операция на основе приказа № 00447 / [сост.: М. Юнге, Б. Бонвеч, Р. Биннер]. — М. : Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН) ; Германский исторический институт в Москве, 2009. — 927 с.: табл., диагр. — (История сталинизма).
ISBN 978-5-8243-1242-3
Авторы книги — историки России, Украины и Германии, — основываясь на архивных изысканиях, проведенных в ряде регионов бывшего Советского Союза, существенно расширяют картину Большого террора. В поле их зрения находится самая массовая операция 1937-1938 гг. — «кулацкая», сигналом к проведению которой послужил приказ НКВД № 00447. В центре изучения оказались судьбы тысяч людей — бывших «кулаков», белых офицеров и царских чиновников, меньшевиков, эсеров и анархистов, заключенных тюрем и лагерей, уголовников, членов религиозных общин, участников локальных восстаний, а также самих карателей.
УДК 323(47+57) (082.1) ББК 63.3(2)6-4
ISBN 978-5-8243-1242-3 © Германский исторический институт
в Москве, 2009 © Издательство «Российская политическая энциклопедия», 2009
ОГЛАВЛЕНИЕ
I. Оперативный приказ № 00447: выполнение в провинции
1. Реализация приказа № 00447: исследовательский проект.......16
2. Источники....................................................22
3. «Обвинительный материал» против НКВД....................27
4. Случай и произвол: тезисы исследований......................35
5. Реализация приказа № 00447: сводный итог...................43
П. Реализация приказа № 00447: региональные перспективы 1. Жертвы
«Кулаки»
Разгон В. Н. Репрессии против бывших «кулаков» в Алтайском крае
в 1937-1938 гг..................................................82
Шабалин В. В. Сельское население Прикамья как жертва массовой
операции по приказу № 00447.................................. 104
Юсупова Е. Р. Преследование участников Сорокинского восстания
1921 г. в Алтайском крае........................................116
Суслов А. Б. Трудпоселенцы — жертвы «кулацкой операции» НКВД
в Пермском районе Свердловской области .....................132
Серегина И. Г. Крестьянство Калининской области
в Большом терроре: следственные дела бывших кулаков
как исторический источник....................................151
Рабочие и служащие
Кабацкое А. Я. Репрессии 1937-1938 гг. против рабочих Прикамья
Свердловской области в рамках приказа № 00447............... 177
Кимерлинг А. С. Репрессии 1937-1938 гг. против служащих Прикамья Свердловской области в рамках приказа № 00447............... 198
Другие «контрреволюционные элементы»
Леонтьева Т. Г. Попы, церковники и сектанты в «большевистской
перестройке» в Калининской области 1937-1938 гг.............216
Нечаев М. Г., Уткин С. В. Исполнение приказа № 00447
в среде православных Пермской епархии.......................244
Цыков И. В. Православные монахи в репрессиях 1937-1938 гг.
в Калининской области........................................275
5
Колесников А. А. Преследование представителей
Русской Православной Церкви на Алтае........................283
Савин А. И. Репрессии в отношении евангельских верующих
в ходе «кулацкой операции» НКВД.............................303
Аблажей Н. Н. «Кулацкая» и «ровсовская» операции
по приказу № 00447............................................ 343
Волошенко В. А. Бывшие военнослужащие -противники большевиков в 1917-1920 гг. в Донбассе —
как целевая группа террора ....................................363
Шаповал Ю. И. «Украинские националисты» в рамках приказа
№ 00447 на примере Киевской области.........................386
Суворов В. П. Меньшевики и анархисты Калининской области
в терроре 1937-1938 гг.........................................401
Довбня О. А. Репрессии по партийной «окраске» в рамках «кулацкой операции» в Донецкой области......................421
«Уголовники»'
Юнге М., Биннер Р. От «социально близкого» до «социально опасного» элемента: преступники и социальная чистка советского
общества. 1918-1938 гг.........................................459
Иванов В. А. Преступники как целевая группа операции
по приказу № 00447 в Ленинградской области..................519
. Каратели Государственные органы
Тепляков А. Г. Органы НКВД Западной Сибири
в «кулацкой операции» 1937-1938 гг...........................536
Золотарев В. А. Особенности работы УНКВД
по Харьковской области во время проведения массовой операции
по приказу № 00447 ........................................... 572
Лейбович О. Л. «Кулацкая операция» на территории Прикамья
в 1937-1938 гг.................................................594
Юнге М., Биннер Р. Справки сельсовета как фактор
в осуждении крестьян..........................................613
Чащу хин А. В. Участие советских органов власти в проведении массовой операции
в Прикамье Свердловской области.............................624
Гридунова И. А. Роль прокуратуры в реабилитационных
мероприятиях 1939-1941 гг. на материалах Алтайского края
и Новосибирской области......................................647
Партийные органы
Колдушко А. А. Роль партийных органов в осуществлении массовых
репрессий в Свердловской области в 1937-1938 гг..............663
Смирнова И. Е. Отражение «кулацкой операции» в документах партийных органов Донецкой области..........................673
3. Региональные исследования Статистика
Жданова Г. Д. Статистический анализ реализации приказа № 00447
в Алтайском крае в октябре 1937 — марте 1938 г.................718
Патов С. А. Статистика приговоров тройки УНКВД
Западно-Сибирского края — Новосибирской области...........746
Никольский В. Н. «Кулацкая операция» НКВД 1937-1938 гг.
в украинском Донбассе и ее статистическая обработка...........785
Микроистория
Патов С. А. «Кулацкая операция» 1937-1938 гг. в Краснозерском
районе Западно-Сибирского края ..............................844
Шевырин С. А. Проведение «кулацкой операции» 1937-1938 гг.
в селе Кояново Пермского района Свердловской области.......861
Виноградова Е. Ю. «Кулацкая операция» в Вышневолоцком
и Фировском районах Калининской области ...................889
Об авторах
919
Памяти нашего друга и соавтора Рольфа Биннера мы посвящаем эту книгу.
Марк Юнге, Бернд Бонвеч и весь коллектив авторов
I. Оперативный приказ № 00447:
выполнение в провинции
Большой террор — или «большая чистка», как он именовался раньше в советском обиходе, — наложил свой отпечаток на восприятие сталинизма, начиная со времени московских показательных процессов 1936-1938 гг. При этом в центре внимания находились только преследования старых и новых партийно-государственных элит Советского государства1. Это было вполне понятно: именно представители элит выступали обвиняемыми не только на московских процессах, за которыми наблюдал весь мир, но и на других, едва ли замеченных внешним миром, показательных процессах и политических разбирательствах, состоявшихся на территории Советского Союза в 1936-1938 гг. На скамье подсудимых оказались тогда старые большевики и молодые партийные функционеры, руководители советской индустрии, транспорта и сельского хозяйства, государственные чиновники, военные, преподаватели вузов, инженеры, редакторы газет, писатели, представители интеллигенции в целом, которая тогда в большей или меньшей степени преследовалась открыто. Все они были осуждены по обвинению в мнимых антисоветских преступлениях — от государственной измены до антисоветской агитации — к расстрелу или лагерному заключению. Те из них, кому удалось выжить, своими воспоминаниями и рассказами создали для потомков картину Большого террора. В научных исследованиях видение Большого террора нашло отражение прежде всего в многократно издававшейся на многих языках работе Роберта Конквеста и было подкреплено в трудах Роя Медведева, Антона Антонова-Овсеенко и других советских историков2.
1 Использование термина «репрессии» вместо термина «преследования» должно рассматриваться критически, поскольку в этом случае как бы ретушируется активный аспект действий государства в пользу реактивного (ре-прессии).
Conquest R. The Great Terror, 1934-1938. London, 1968 (на немецком: Conquest R. Am Anfang starb Genosse Kirow. Diisseldorf, 1970; 2-е издание вышло в свет под заглавием «Der GroBe Теггог»: Munchen, 1992); Antonow-Owsejenko A. Stalin. Portrat einer Tyrannei. Munchen, 1984; Medvedev R. Let History Judge. The Origins and Consequences of Stalinism. Rev. ed. Oxford, 1989 (1-е издание на немецком: Medwedew R. A. Die Wahrheit ist unsere Starke. Geschichte und Folgen des Stalinismus / hrsg. von D. Joravsky, G. Haupt. Frankfurt, 1973).
13
Сложившаяся картина Большого террора теперь должна быть существенно дополнена так называемыми массовыми операциями 1937-1938 гг. Массовые операции (этот термин родился в стенах НКВД) из-за дефицита информации и узости источниковой базы были практически неизвестны вплоть до распада Советского Союза, поскольку осуществлялись в обстановке строжайшей тайны. К их числу относятся прежде всего «национальные операции», в ходе которых преследовались жившие в СССР иностранцы и представители национальных меньшинств — немцы, поляки, литовцы, греки и т.д.1, а также операции по выполнению приказа НКВД № 00447, т. е. репрессивная кампания против бывших «кулаков», уголовников и других так называемых антисоветских элементов, которая на жаргоне сотрудников НКВД именовалась «кулацкой операцией». Еще одно до сего момента практически не изученное звено массовых преследований, осуществленных внесудебными органами, образует деятельность «милицейских» троек. Они были созданы для «рассмотрения дел об уголовных и деклассированных элементах и о злостных нарушителях положения о паспортах» в мае 1935 г., но свою основную репрессивную активность начали проявлять начиная с августа 1937 г.2 Председателем «милицейской» тройки выступал обычно начальник соответствующего УНКВД или его заместитель, членами — областной прокурор, начальник УРКМ и начальники тех отделений милиции, которые готовили дела для
' Важнейшие публикации о преследовании национальностей: Охотин Н., Рогин-ский А. Из истории «немецкой операции» НКВД 1937-1938 гг. // Наказанный народ. Репрессии против российских немцев / ред.-сост. И. Л. Щербакова. М., 1999. С. 35-74; Петров Н. В., Рогинский А. Б. Польская операция НКВД 1937-1938 гг. // Репрессии против поляков и польских граждан / под ред. А. Э. Гурьянова. М., 1997. С. 22-43; Джуха И. Греческая операция. История репрессий против греков в СССР. СПб., 2006; Martin Т. The Affirmative Action Empire: Nations and Nationalism in the Soviet Union, 1923-1939. Ithaca, 2001.
2 См.: Rittersporn G. T. Extra-judicial Repression and the Courts: Their Relationship in the 1930s // Reformingjustice in Russia, 1864-1996. Power, Culture, and the Limits of Legal Order/ed. P. H. Solomon. New York, 1997. S. 207-227; ЮнгеМ., Биннер P. Милицейская тройка как социально-технологический фланг массовых репрессий // «Через трупы врага на благо народа». «Кулацкая» операция в Украине 1937-1938 гг. / сост. М. Юнге, Р. Биннер, С. Н. Богунов, Б. Бонвеч, О. А. Довбня, С. А. Кокин, Г. В. Смирнов, И. Е. Смирнова (готовится к изданию в 2009 г. в Киеве); История сталинского Гулага. Конец 1920-х — первая половина 1950-х годов. Т. 1: Массовые репрессии в СССР / отв. ред.: Н. Верт, С. В. Мироненко. М., 2004. С. 259-260; Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы: В 5 т. 1927-1939. Т. 5. Кн. 2: 1938-1939 / сост. В. Данилов, М. Кудюкина, Р. Ман-нинг и др. М., 2006. С. 556-557.
14
рассмотрения тройкой1. Максимальное наказание, которое имели право выносить милицейские тройки, составляло 5 лет лагерей.
Массовые преследования привели к тому, что отнюдь не представители элиты советского государства, а «простые» граждане, вплоть до членов маргинальных групп, численно составили самую значительную группу жертв Большого террора. Толчок к террору дал приказ № 00447 от 30 июля 1937 г. за подписью народного комиссара внутренних дел Н. И. Ежова. Это 15-страничный документ, который впервые с купюрами был опубликован в 1992 г. в профсоюзной газете «Труд» и «Московских новостях». Утвержденный Политбюро ЦК ВКП(б) 31 июля 1937 г., документ приказывал подвергнуть лагерному или тюремному заключению сроком на 8-10 лет или «высшей мере наказания» (расстрелу) бывших кулаков, уголовников, активистов религиозных общин, бывших членов политических партий, противников большевиков в Гражданской войне, а также казаков и бывших должностных лиц царской администрации. По сегодняшним оценкам, в рамках данной операции, продлившейся с августа 1937 г. до ноября 1938 г., осуждено почти 800 тыс. чел.: около половины — к расстрелу, другая половина — к длительным срокам заключения. Приговоры выносились в ускоренном порядке внесудебными органами — пресловутыми тройками, образованными на областном, краевом2 и республиканском уровнях. В их состав, как правило, входили начальник управления НКВД, первый секретарь обкома (крайкома) ВКП(б) или республиканского ЦК и областной (краевой, республиканский) прокурор.
Операция по приказу № 00447 вошла в число крупнейших бюрократически организованных государственных преступлений XX в.: с ее выполнением террор в Советском Союзе приобрел новое качество. Вместе с проводившимися сепаратно, но практически одновременно «национальными операциями», где в качестве внесудебной инстанции выступали так называемые двойки, и с деятельностью «милицейских» троек террор сделался поистине Большим3. Для изучения
Протокол милицейской тройки см. в книге: Массовые репрессии в Алтайском крае 1937-1938 / сост. Г. Д. Жданова, В. Н. Разгон, М. Юнге, Р. Биннер, Б. Бонвеч, В. И. Кутищев (готовится к изданию в 2009 г. в Барнауле). Очевидно, что функции председателя тройки могли быть возложены также на начальника краевого или областного управления милиции.
2 Край — термин, обычно применявшийся в СССР к областям, имевшим внешнюю границу, или к административно-территориальным единицам, включавшим автономные республики или области.
3 В случае с «двойкой» речь идет о комиссии из двух человек — начальника областного (краевого, республиканского) УНКВД и прокурора соответствующего административно-территориального образования. Важное формальное отличие «дво-
15
реализации приказа № 00447 авторы этой статьи несколько лет назад выступили инициаторами большого международного исследовательского проекта. Его цели и содержательные результаты представлены ниже.
1. Реализация приказа № 00447: исследовательский проект
Приказ № 00447 от 30 июля 1937 г. вверг Советский Союз в волны репрессий, которые, несмотря на большое число жертв, осуществлялись «при закрытых дверях», хотя их нельзя назвать и тайными в собственном смысле этого слова, так как имелось очень много посвященных лиц и соучастников преступления. Истинные причины осуществления этой «массовой акции» неясны. До сих пор отсутствуют источники, которые дали бы ответ о мотивах главных действующих лиц в Москве. Многие исследователи Советского Союза выбрали вполне легитимный путь и, опираясь на имеющиеся источники и известные факты, делают общие выводы о причинах и истинном смысле этого трудно поддающегося адекватной интерпретации явления. Авторы данного тома выбрали другой путь, направив свои усилия на изучение операции в более узком смысле: на основе многочисленных документов они попытались понять, каким образом операция, централизованно управляемая Политбюро и Народным комиссариатом внутренних дел СССР, реализовывалась подчиненными им учреждениями и органами на среднем и низшем уровнях, оставалась ли у чекистов собственная свобода действий, и если да, то по каким критериям и какими методами осуществляли они преследования и аресты, вели допросы и выносили приговоры, оказало ли это в какой-либо степени воздействие на результаты «массовой акции».
Авторы изучали пути и методы реализации приказа в различных регионах бывшего Советского Союза на основе предварительно выработанных одинаковых вопросов ко всем участникам проекта. В сферу исследования вошли Донецкая, Киевская, Калининская (Тверская), Новосибирская и Свердловская1 области, а также Алтайский край.
ек» от «троек» заключалось в том, что «двойки» не могли отдать приказ о приведении в исполнение их приговоров без предварительного одобрения последних т. н. Высшей двойкой, т. е. Комиссией НКВД и Прокурора СССР (наркомом внутренних дел СССР Н. И. Ежовым и Прокурором СССР А. Я. Вышинским). С этой целью в Москву на утверждение посылались т. н. альбомы, в которых так же, как и в протоколах «троек», содержались краткие обвинения в отношении обвиняемых и предложения о мере наказания.
1 Тематическая группа занималась изучением реализации приказа № 00447 преимущественно на территории Прикамья Свердловской области, т. е. на территории Пермской области, выделенной из состава Свердловской области в конце 1938 г.
16
Предполагалось, что такое географическое рассредоточение поможет высветить и региональную специфику, и общие черты изучаемого явления. Такой методологический подход предопределил сотрудничество с местными институтами и рабочими группами во всех исследуемых регионах. С украинской и российской стороны в осуществлении проекта были задействованы ученые восьми университетов и академических институтов1. При этом в проект были включены и архивы — не только как места хранения и поиска документов, но и в качестве исследовательских подразделений2. Таким образом, был найден способ, позволивший соединить в рамках регионов и за их пределами интересы исследователей и архивистов, плодотворно использовать специфические знания и опыт участников проекта.
Внимание акцентировалось на том, чтобы впервые систематически изучить историю организации и ход карательной акции: возникновение, проведение и завершение операции по приказу № 00447. Цель, которую проект не ставил и не мог поставить из-за дефицита источников, как уже говорилось выше, — исследовать причины, побудившие высшее политическое руководство СССР летом 1937 г. принять решение о проведении массовых преследований, а затем — 17 ноября 1938 г. — резко сменить курс и положить конец Большому террору. Для исследовательской стратегии проекта весьма важным был вопрос: повлияла ли специфика операции на местах (и насколько существенно в сравнении с намерениями московского центра) на ее результаты? Этот посыл исходил из рассуждений о том, что до сего времени интересы исследователей были направлены исключительно на рассмотрение приказа № 00447 из перспективы центральных руководящих инстанций партии и НКВД. Конкретное проведение акции оставалось неизученным, равно как в безвестности пребывали и ее жертвы. Таким образом, целью проекта стало изменение исследовательской перспективы, внимание исследователей заострялось
1 На Украине — Институт политических и этнографических исследований Национальной академии наук Украины (Киев) и Институт истории Украины Национальной академии наук Украины при Донецком национальном университете; в России — кафедра отечественной истории Тверского государственного университета, кафедра истории Гуманитарного республиканского института Санкт-Петербургского государственного университета, кафедра культурологии Пермского технического университета, Институт истории и археологии Уральского отделения Российской академии наук, Институт истории Сибирского отделения Российской академии наук (Новосибирск) и кафедра отечественной истории Алтайского государственного университета (Барнаул).
С украинской стороны в проекте приняли участие филиалы архива Службы безопасности Украины, с российской стороны — архив Информационного центра УВД Алтайского края, Отдел спецдокументации Управления архивного дела Алтайского края, архив Информационного центра УВД Кемеровской области и Государственный общественно-политический архив Пермской области.
17
на изучении реализации приказа и результатов акции «на местах», в провинциях Советского Союза. Это, в свою очередь, открывало возможность для того, чтобы освободить жертвы массовой операции от роли статистов, а голые цифры трансформировать в конкретных людей и человеческие коллективы. Перенесение центра тяжести исследования на изучение истории жертв в меньшей степени являлось актом исторического «пиетета», впрочем, вполне оправданного, если учесть, что речь шла о тысячах и тысячах репрессированных, находившихся в почти полном забвении. В большей степени подобный подход — необходимая предпосылка для анализа и понимания механизмов сталинского террора. В этом случае в поле зрения историка попадают и каратели1 приказа № 00447 или, по меньшей мере, их практические действия. Однако внимание в первую очередь уделялось не им.
При выборе регионов выдвигались определенные критерии: регионы должны были репрезентативно представлять «провинции» бывшего Советского Союза и отличаться друг от друга в экономическом, социально-демографическом, географическом и этническом отношении. Внимание обращалось на то, чтобы у исследуемых «провинций» был разный профиль: как места ссылки «кулаков» и других «врагов» советской власти, так и области, которые в меньшей степени затронуло это явление; промышленные и сельскохозяйственные области; центральные и приграничные местности СССР; регионы с национальными меньшинствами и без них. По меньшей мере одна область должна была относиться к европейской части РСФСР и одна — к «старому» промышленному району Урала2.
Рабочая гипотеза проекта выразилась в предположении, что при одинаковых исходных установках приказа центры тяжести при его выполнении в различных регионах были разными, иными словами: республиканские, краевые, областные и районные специфические осо
1 В немецкоязычной публикации материалов проекта используется введенный в научный оборот устоявшийся термин «Tater» (в английском языке: «perpetrators»). Данный термин в подобающей степени отображает активное и преступное участие в терроре «экзекуторов». Так как в русском языке нет аналогичного термина, для публикации на русском языке используется термин «каратели» (карательные органы), который до сих пор по идеологическим причинам применялся в СССР только в отношении карательных органов царской России и фашистской Германии. От использования терминов «исполнители» и «палачи» решено было отказаться, так как первый термин слишком подчеркивает исполнительный, а второй — эмоционально-моральный аспект.
2 При выборе «провинций» должны были учитываться и прагматические соображения. Так, к примеру, сложная общественно-политическая ситуация в мусульманских государствах — преемниках республик СССР — сделала проведение исследований в них весьма проблематичным. И в выбранных «провинциях» некоторые вопросы остались неизученными из-за ряда местных обстоятельств.
18
бенности существенно влияли на реализацию приказа и формирование групп репрессированных. В результате выбор пал на бывший Западно-Сибирский край, с 28 сентября 1937 г. разделенный на Новосибирскую область и Алтайский край1, Калининскую2 (Тверскую) и Свердловскую области3 в РСФСР, а также на Киевскую4 и Донецкую5 (Сталинскую) области соответственно в центральной и восточной Украине.
В каждом из выбранных для осуществления проекта регионе — республике, крае или области — была организована рабочая группа. Связь осуществлялась как между группами, так и между группами и центром руководства проектом (Москва и Бохум). Для всех рабочих групп был предложен широкий и устойчивый спектр тем, обязательный для исследования. Изучались категории преследуемых, роль партийных, советских и карательных органов, осуществлявших акцию:
1. бывшие «кулаки»;
2. «бывшие»: бывшие белые, царские чиновники, служащие царских карательных органов и жандармерии;
3. бывшие меньшевики, эсеры и анархисты;
4. заключенные тюрем и лагерей;
5. уголовные, «социально вредные» и «социально опасные» элементы;
6. члены религиозных общин;
7. участники локальных антикоммунистических восстаний 1918-1922 и 1930-1933 гг.;
8. каратели: органы НКВД, партия и прокуратура.
В сравнении с Калининской (Тверской) областью регион отличался малой плотностью населения, аграрный сектор существенно доминировал над находившейся еще на этапе становления индустрией (Кузбасс). К тому же Западная Сибирь являлась традиционным местом ссылки и отбывания наказания как для «кулаков», так и для политических заключенных. В Новосибирске находился административный центр края. Кроме того, Западно-Сибирский край и, соответственно, Алтайский край являлись ярко выраженными сельскохозяйственными, богатыми лесами, отдаленными регионами, а Алтайский край имел к тому же труднопроходимую границу с Монголией. 2
Калининская (Тверская) область, располагающаяся в непосредственной близости к Москве, имела большой аграрный сектор, выделялась наличием значительного комплекса военной промышленности. Традиционно на ее территории существовали сильные религиозные/церковные структуры. Область не была местом ссылки; являлась регионом коллективизации.
Свердловская область наряду с традиционной промышленностью имела сильно развитую химическую индустрию и являлась местом ссылки спецпереселенцев.
С 1934 г. административный центр Украины. Эта область имела большой аграрный сектор и значительную обрабатывающую промышленность, была центром Русской Православной Церкви Украины.
Донецкая (Сталинская) область была регионом развития тяжелой индустрии Украины (уголь и сталь), но также располагала значительным аграрным сектором.
19
Разработку тем взяли на себя члены рабочих групп, которые опирались на местные архивы и регулярно обменивались между собой информацией1. Через год была организована координационная встреча с участием немецкой стороны. После двух лет совместной работы во всех регионах, включенных в проект, прошли конференции с привлечением местных исследователей в качестве «супервизоров» и немецких историков. Подведение итогов состоялось на международной конференции 12-15 октября 2006 г. в Германском историческом институте (Москва) с участием всех рабочих групп и известных специалистов по Большому террору. На восьми секциях, работавших во время конференции, обсуждались проблемы, связанные с различными категориями преследуемых и ролью карательных органов. Деятельность каждой секции направлялась двумя историками, получившими международное признание: опираясь на собственные работы и различные методологические подходы, они критически анализировали доклады участников проекта, руководили отдельными рабочими группами и заключительной дискуссией. Их замечания нашли отражение в представленных в этом сборнике статьях2.
Результатом проекта стал ряд публикаций. Среди них выделяется сборник «Сталинизм в советской провинции, 1937-1938. Массовая операция на основе приказа № 00447». Во введении к сборнику подводятся общие результаты исследовательского проекта, основное место в книге занимают статьи участников рабочих групп из регионов осуществления проекта3. Этот сборник дополняют несколько томов документов, различных по тематике и географии.
Один из них — «Вертикаль Большого террора» — содержит важные документы, связанные с приказом № 00447: они извлечены из ранее изданных сборников и дополнены не публиковавшимися еще материалами из центральных и местных архивов. Опубликованные
1 Только рабочая группа в Перми предпочла работать по принципу вычленения социальных групп (рабочие и служащие).
2 В этой связи организаторы благодарят Сандру Дальке ( Sandra Dahlke) ( Гамбург), Михаэля Эллмана (Michael Ellman) (Амстердам), Грегори Фриза (Gregory Freeze) (Вальтхам, Массачусетс), Пола Грегори (Paul Gregory) (Хьюстон, Техас), Манфреда Хильдермейера (Manfred Hildermeier) (Геттинген), Марка Янсена (Marc Jansen) (Амстердам), Виктора Кириллова (Нижний Тагил), Сергея Кудряшова (Москва), Хироаки Куромия (Hiroaki Kuromiya) (Блумингтон, Индиана), Стефана Мерля (Stephan Merl) (Билефельд), Никиту Петрова (Москва), Стефана Плаггенборга (Stefan Plaggenborg) (Бохум), Лесли Энн Риммель (Lesley Ann Rimmel) (Стиллвотер, Оклахома), Давида Ширера (David Shearer) (Ньюарк, Делавэр) и Александра Ватлина (Москва).
Минимально сокращенное немецкое издание публикуется под заголовком: Stalinismus in der sowjetischen Provinz 1937-1938. Die Massenaktion aufgrund des operativen Befehls № 00447 / hg. von R. Binner, B. Bonwetsch, M. Junge (готовится к публикации в 2009 г.).
20
в этом томе сведения о подготовке, ходе и завершении операции в целях воссоздания максимально полной картины событий не ограничиваются только регионами, включенными в поле зрения проекта; введенные в научный оборот источники раскрывают механизм управления операцией со стороны московского партийного руководства и верхушки НКВД; так создается основа для более качественной оценки событий1.
Региональный уровень операции освещает подготовленный в Барнауле сборник под заглавием «Массовые репрессии в Алтайском крае»2. Здесь полностью представлены пять архивно-следственных дел3: речь идет о делах представителей важнейших целевых групп приказа № 00447 — «кулака», священника, уголовника, колхозника и рабочего. Другие документы сборника тематически подчинены этим делам.
Осуществление акции на Украине — на первом плане в сборнике «"Через трупы врага на благо народа". "Кулацкая операция" в Украине 1937-1938 гг.»4. Данный том, в название которого вынесены слова Н. С. Хрущева, произнесенные в 1937 г., — это обширное собрание ранее не публиковавшихся документов НКВД из архива Службы безопасности Украины. Чтобы читатель мог составить собственное мнение о ходе следствия, составители полностью публикуют два следственных дела, давая возможность на их примере понять механизм взаимодействия между центром и периферией, между республиканскими структурами и отдельными областями Украины — иногда вплоть до районного уровня. Завершает выпуск публикаций в рамках проекта сборник «Massenmord und Lagerhaft. Die andere Geschichte des Grofien Terrors»: это переведенные на немецкий язык важнейшие документы из трех вышеназванных документальных изданий5. В качестве самостоятельной работы, подготовленной в рамках проекта, вышла в свет книга Алексея Теплякова «Машина террора», в которой репрессии в Западной Сибири описываются в широком содержательном и временном контексте6.
1 Юнге М., Бордюгов Г. А., Биннер Р. Вертикаль Большого террора. История операции по приказу НКВД № 00447. М., 2008.
1 Массовые репрессии в Алтайском крае, 1937-1938 / сост. Г. Д. Жданова, В. Н. Разгон, М. Юнге, Р. Биннер, Б. Бонвеч, В. И. Кутищев (готовится к публикации в 2009 г. в Барнауле).
На основании нового архивного закона публикация архивно-следственных дел осуществлена без указания персоналий.
i «Через трупы врага на благо народа». «Кулацкая операция» в Украине 1937-1938 гг. / сост. М. Юнге, Р. Биннер, С. А. Кокин, Г. В. Смирнов, С. Н. Богунов, Б. Бонвеч, О. А. Довбня, И. Е. Смирнова (готовится к публикации в Киеве).
Binner R„ Bonwetsch В., Junge М. Massenmord und Lagerhaft. Die andere Geschichte des GroBen Terrors (готовится к публикации в 2009 г.).
Тепляков А. Г. Машина террора. ОГПУ-НКВД Сибири в 1929-1941 гг. М., 2008.
21
Инновацией проекта в отношении источников стало то, что реализация приказа № 00447 хорошо проиллюстрирована документами как в горизонтальной, так и в вертикальной перспективе. Это, конечно же, помогает читателям воспринимать весь материал, связанный с приказом № 00447, как «диалог», как взаимодействие центра и периферии, видеть события одновременно и «сверху», и «снизу», познавать характер действий участников операции и самого режима. «Финальные вопросы» о причинах и мотивах принятия на высшем уровне решений о начале и завершении операции, а также многочисленных решений, принятых в ее ходе, остаются без ответа, потому что в доступных исследователям документах они в лучшем случае затронуты лишь поверхностно. Несмотря на это, документы дают возможность узнать многое о характере действий участников операции, а также о характере самого режима.
Обычная метода публикации собраний документов заключается, как правило, в том, чтобы дать документам возможность «говорить самим за себя». Поэтому по сложившейся традиции документы лишь снабжаются скупым теоретическим введением и упорядочиваются хронологически в рамках определенной темы. Публикаторы выбрали для издания «своих» документов по Большому террору иной путь: хотя документы и упорядочены по тематико-хронологическому принципу, но каждая отдельная глава снабжена подробным введением, которое и позволяет документам «говорить». При этом авторы разъясняют исторический контекст обстоятельств, освещающихся в документах, устанавливают связи между отдельными источниками, указывают читателю на дополнительные архивные материалы и исследовательскую литературу, объясняют суть полемики в исследованиях. Целью здесь выступает не столько превалирование интерпретации, сколько достижение максимальной прозрачности.
2. Источники
Необходимой предпосылкой осуществления проекта были интенсивные архивные исследования. Тем не менее трудно переоценить значение для проекта в качестве информационной базы уже опубликованных, близких по теме собраний документов. Здесь необходимо указать на следующие многотомные сборники документов: «Трагедия советской деревни», «Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД...» и «История сталинского ГУЛАГа»1. Один
1 Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы: В 5 т. 1927-1939 / гл. ред. совет: В. Данилов, Р. Маннинг, Л. Виола и др. М., 1999-2006; Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД, 1937-1938. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государствен-
22
из томов «Трагедии советской деревни» содержит самое обширное собрание документов и статистику по «кулацкой операции». В весьма информативных комментариях сотрудники московского «Мемориала» Арсений Рогинский и Никита Охотин, много лет занимающиеся темой преследований, дополнительно ввели здесь в научный оборот ранее неизвестные архивные материалы, в то время как пионер историографии советского крестьянства Виктор Данилов во введении к многотомному исследованию разработал тему значения «кулацкой операции» для колхозной деревни1.
В случае с документами о приказе № 00447, уже опубликованными в вышеназванных сборниках, речь, как правило, идет о материалах московского центра. Отдельные документы с мест можно найти в региональных Книгах памяти жертв политических репрессий и зачастую в труднодоступных изданиях, опубликованных небольшими тиражами в республиках, краях и областях бывшего Советского Союза2. Большую помощь исследователям оказывают библиотеки общества «Мемориал» и Музея и общественного центра «Мир, прогресс, права человека» имени Андрея Сахарова (Москва), которые располагают почти полным комплектом Книг памяти и целенаправленно собирают местные публикации по интересующей нас теме3. Правда, уже вышедшие в свет документальные публикации содержат незначительное количество источников и информации об операции по приказу № 00447 на региональном и местном уровнях4, о взаимо
ной власти / сост. В. Н. Хаустов, В. П. Наумов, Н. С. Плотникова. М., 2004; Лубянка. Сталин и НКВД - НКГБ - ГУКР «Смерш». 1939 - март 1946. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти / сост. В. Н. Хаустов, В. П. Наумов, Н. С. Плотникова. М., 2006; История сталинского ГУЛАГа. Конец 1920-х — первая половина 1950-х годов. Т. 1. Массовые репрессии в СССР/ отв. ред. Н. Верт, С. В. Мироненко. М., 2004.
1 Речь идет о пятом томе, опубликованном в двух книгах.
2 Особенно содержательна публикация казанского историка Алексея Степанова: Расстрел по лимиту. Из истории политических репрессий в ТАССР в годы «ежовши-ны». Казань, 1999.
3 www.memo.ru; www.sakharov-center.ru. Перечень вышедших на местах публикаций (до 2003 г.) опубликован в составленной Р. Биннером, М. Юнге и Т. Мартином библиографии. См.: Юнге М., Биннер Р. Как террор стал «Большим». М., 2003. С. 322-348.
4 Для регионов осуществления проекта см.: Жертвы политических репрессий в Алтайском крае. Т. 3. Ч. 1-2: 1937 / сост. Ю. А. Вислогузов, Н. И. Разгон. С. Г. Щеглов, Г. Н. Безруков и др. Барнаул, 2002; Т. IV: 1938 - июнь 1941 / сост. Ю. А. Вислогузов, Н. И. Разгон. С. Г. Щеглов, Г. Н. Безруков и др. Барнаул, 2002; Т. VII: 1920-1965 / сост. П. К. Карасев, В. Н. Кутищев, Г. Н. Безруков и др. Барнаул, 2005; Книга памяти жертв политических репрессий в Новосибирской области. Вып. 1 / редкол.: В- Н. Денисов, С. А. Красильников, С. А. Папков и др. Новосибирск, 2005; Вып. 2 / °тв. ред. с. А. Папков. Новосибирск, 2008; Боль людская. Книга памяти томичей,
23
отношениях между центром и периферией1. Материалы же о жертвах даются лишь в извлечениях2.
Естественно, что настоятельной задачей всех участников проекта стала компенсация имеющегося дефицита источников. Для ее реализации были выбраны края и области, в которых архивы ФСБ уже передали значительную часть своих дел на хранение в государственные архивохранилища. Отсутствие же недоступных для исследователей документов, содержащих важнейшую информацию о приказе № 00447 и по-прежнему хранящихся в архивах ФСБ, было в определенной степени восполнено благодаря практически беспрепятственному доступу в архив Службы безопасности Украины (СБУ) и за счет использования отдельных документов из архивов ряда регионов бывшего СССР3.
Участвовавшие в проекте исследователи, без сомнения, использовали все виды опубликованных и неопубликованных источников для решения поставленных задач. В поле их зрения находились следственные дела, которые оформлялись органами НКВД на региональном и местном уровнях в рамках реализации приказа № 00447. В соответствии с положениями действующего в России с 2006 г. нового закона об архивах возможность получить доступ к этим делам практически сведена к нулю. Но так как исполнители проекта приступили к исследованиям по «кулацкой операции» еще в 2001 г., т. е. до вступления
репрессированных в 30-40-е и начале 50-х годов. Т. 1-5 / сост. В. Н. Уйманов. Томск, 1991-1999; Годы террора. Книга памяти жертв политических репрессий. Т. 1-4 / отв. за выпуск А. Суслов. Пермь, 2003-2005; Реабштоваш icTopieio. Донецька область. У двадцяти семи томах / ред. колепя Ю. 3. Тронько, Ю. 3. Данилюк, О. П. Реент. Кит; Донецьк, 2004.
1 Исключение для Тверской (Калининской) области составляет: Книга памяти жертв политических репрессий Калининской области. Мартиролог 1937-1938 / гл. ред. Е. И. Кравцова. Т. 1-2. Тверь, 2001; От ЧК до ФСБ. 1918-1998. Документы и материалы по истории органов госбезопасности Тверской области / сост. В. Л. Смирнов, Л. В. Борисов, М. В. Цветкова. Тверь, 1998. Для Алтайского края см.: Этноконфес-сия в советском государстве. Меннониты Сибири в 1920-1980-е годы. Аннот. перечень архивных документов и материалов. Избр. документы / сост. А. И. Савин. Новосибирск; СПб., 2006.
2 Политические репрессии в Прикамье. 1918-1980 гг. Сб. документов и материалов / сост. О. Л. Лейбович, М. А. Иванова, Л. А. Обухов, М. Г. Нечаев и др. Пермь, 2004; 1936-1937. Конвейер НКВД. Из хроники «большого террора» на томской земле. Сб. документов и материалов / сост. Б. П. Тренин. Томск, 2004; 1937-1938 гг. Операции НКВД. Из хроники «большого террора» на томской земле. Сб. документов и материалов / сост. Б. П. Тренин. Томск, 2006.
По состоянию на 2008 г. доступ в архивы ФСБ РФ для российских историков предоставляется только в исключительных случаях, для иностранных исследователей он практически невозможен.
24
в силу соответствующего закона, им удалось получить следственные дела жертв приказа № 00447. Количество сохранившихся в архивохранилищах бывшего СССР дел составляет многие сотни тысяч. На каждого человека, арестованного на основании приказа № 00447, как и в случае с «обычными» арестами, сотрудники НКВД или милиции должны были завести следственное дело. Дело — это своего рода иллюстрация процесса следствия — от ордера на арест, домашнего обыска и ареста до осуждения: оно содержит справки различных органов власти, прежде всего сельского совета или работодателя; в нем подшиты протоколы допросов, показания свидетелей, обвинительное заключение, приговор, справка о расстреле или заключении в лагерь.
Но история пожелала, чтобы на этом следственные дела жертв не были закончены. Они зачастую содержат, как уже упоминалось, документы более поздних реабилитационных процедур, большей частью протоколы допросов свидетелей и сотрудников карательных органов в «хрущевское» время. В редких случаях в делах можно найти документы о реабилитации или доследовании в 1939-1941 годах.
Строго говоря, в случае с архивно-следственными делами речь идет о документах, в которых жертвы рассматриваются преимущественно глазами карателей. Ведь жертвы операции были в основном «простыми» людьми, не получившими порой и минимального образования; только в исключительных случаях в делах зафиксированы их собственноручные автобиографические данные. Большинство осужденных вообще не имели возможности каким-либо образом высказать свое мнение. В делах нет личных писем, приватных бумаг, или же они не сохранились1. Тем не менее архивно-следственные дела содержат и правдивую информацию, которая, к примеру, наличествует в регулярно подшивавшихся к делу жалобах лагерников в прокуратуру. В них обстоятельства дела, как правило, описываются подробно, с деталями, содержатся просьбы о пересмотре. В делах есть и ходатайства членов семей, адресованные прокуратуре.
Архивно-следственные дела изучались участниками рабочих групп в соответствии с вышеназванными специфическими темами (целевые группы жертв и роль карателей). Для того чтобы в отношении каждой группы жертв получить дифференцированную и вместе с тем убедительную картину, каждым из членов рабочих групп исследо
В Книгах памяти опубликовано небольшое количество коротких воспоминании лиц, осужденных «кулацкой» тройкой. См.: Судьба человека, которому «везло». Воспоминания Дмитрия Павловича Белецкого о сталинских лагерях, записанные его бывшим односельчанином // Книга памяти жертв политических репрессий Амурской области. Т. 2. Благовещенск, 2003. С. 460-467. См. также: Мемуары о политических репрессиях в СССР, хранящиеся в архиве общества «Мемориал». Аннот. каталог. Вып. 1. М., 2007.
25
валось, с одной стороны, возможно большее количество архивно-следственных дел (не менее 50 по каждой группе); с другой стороны, путем равномерного распределения выборки дел на весь период осуществления преследований достигалась уверенность в том, что возможные изменения в ходе массовой операции не остались незамеченными. Изучение роли карателей осуществлялось как при помощи архивно-следственных дел, так и на основании других материалов НКВД, прокуратуры и партии, хранящихся в региональных и центральных архивах.
Применительно к процессу следствия был разработан ряд направляющих вопросов, которые легли в основу при обработке дел:
1. Что служило документальной базой для начала следствия: регистрационные записи и дела, уже имевшиеся в НКВД (учеты и дела-формуляры), специальные запросы НКВД и милиции в адрес различных учреждений, партийных инстанций и т. д. или доносы?
2. От кого исходила инициатива ареста?
3. Пользовались ли карательные органы и местные власти возможностью устранить с помощью приказа нарушителей общественного спокойствия или иных нежелательных личностей?
4. Какие стереотипы поведения можно установить на основе следственных дел, особенно применительно к бывшим «кулакам»? Как они попали после ссылки или заключения в свою бывшую деревню или в то место, где были арестованы? Каким был их социальный и профессиональный статус к моменту ареста? Какую роль играло в рамках преследований требование о возврате реквизированной собственности или предъявление претензий на восстановление в старых правах?
5. Как соотносились друг с другом субъективные и объективные причины преследований, т. е. принадлежность к определенной категории преследуемых или к социальной категории и поведение, заслуживающее — по советским критериям — наказания?
6. Были ли аресты целенаправленными?
7. В какой степени были формализованы следственные процедуры?
8. Есть ли доказательства манипулирования протоколами допросов и показаниями свидетелей?
9. В чем проявлялось сотрудничество НКВД, местных элит и населения?
10. Было ли признание вины арестованными предпосылкой осуждения, какую роль играли пытки как средство достижения признания?
26
11. Кто выступал свидетелем против обвиняемого/подсудимого, были ли «купленные» или «штатные» свидетели, которые — по каким бы то ни было причинам — выступали регулярно по разным делам?
12. Что можно сказать о сотрудниках НКВД, которые вели следствие?
13. Есть ли различия в оформлении следственных дел в разных регионах?
Эти «направляющие» вопросы помогли участникам рабочих групп сравнить и обобщить полученные ими результаты обработки источников. Правда, в источниках не было ответов на все вопросы. Так, своеобразный дефицит источников проявился в том, что они практически не содержали достоверной информации о событиях, приведших к аресту. Только в отношении следствия, уже после ареста, дела начинают «говорить». Тем не менее авторы надеются, что сделанные ими обобщения опираются на достоверный документальный фундамент.
3. «Обвинительный материал» против НКВД
Наиболее используемыми источниками для реконструкции и оценки массовых преследований в исследованиях традиционно выступают следственные материалы прокуратуры, протоколы допросов и очных ставок чекистов, а также приговоры в отношении сотрудников НКВД, вынесенные Военной коллегией Верховного суда СССР или военными трибуналами войск НКВД соответствующих республик, краев и областей в 1938-1941 гг. и в ходе хрущевской десталинизации. К ним следует добавить оправдательные письма и жалобы чекистов и милиционеров, адресованные партийному руководству и прокуратуре и зачастую направленные уже из заключения. Для реконструкции событий привлекаются и материалы собраний ячеек ВКП(б) органов госбезопасности и милиции, состоявшихся после ноября 1938 года1.
Эти источники содержат ценную информацию о структуре и фактическом ходе массовых операций. Такие материалы возникли в два различных, но связанных между собой периода времени. Сначала речь шла об уголовном расследовании мнимого заговора и преступлений народного комиссара внутренних дел Ежова и его многочисленных «сообщников» в органах НКВД и милиции различного уровня. Эти
См. протоколы собраний сотрудников УНКВД в Сталино, Харькове, Киеве и Молдавской АССР, а также отсылки на другие архивные документы, опубликованные в сборнике «Через трупы врага на благо народа».
27
следственные процедуры начались сразу же по завершении массовых операций 17 ноября 1938 г.1 После нападения Германии на Советский Союз 22 июня 1941 г. они были до известной степени прекращены. Арестованные сотрудники НКВД, как правило, освобождались с обоснованием, что в военных условиях уголовное преследование в их отношении является «нецелесообразным», и направлялись на фронт в разведывательно-диверсионные группы и штрафные роты2.
* Большое количество подобных допросов и выдержек из материалов следствия, относящихся к первому периоду, опубл.: Этноконфессия в советском государстве. С. 430-483; Массовые репрессии в Алтайском крае, 1937-1938. См. также: Протокол очной ставки между бывшим начальником УНКВД УССР по Винницкой области Ко-раблевым и свидетелем Л. Н. Шириным. 20 сентября 1940 г. // «Через трупы врага на благо народа». Материалы приговоров в отношении сотрудников НКВД и милиции периода массовой операции до сего момента могут быть доступны исследователям только в исключительных случаях. См.: Приказ № 211 народного комиссара внутренних дел УССР о приговоре военного трибунала по делу группы работников Чигирин-ской раймилиции Чижова и других. 27 августа 1938 г. // «Через трупы врага на благо народа».
2 См., к примеру, биографию Иванова Федора Николаевича (1905-?). Полковник (1948). Чл. компартии в 1930-1953 гг. Уроженец Томской губ. Из крестьян, русский, образование среднее. Техник-товаровед, в 1930-1931 гг. зав. торготделом новосибирского горпотребсоюза, зав. ОК Союзмаслопрома. В 1931-1936 гг. работник ЭКО ПП ОГПУ - УНКВД ЗСК. 19 декабря 1932 г. награжден браунингом от ЗСКИК, в 1933 г. «за беспощадную борьбу с контрреволюцией» награжден наганом. С 1936 г. нач. ЭКО Сталинского ГО УНКВД ЗСК, мл. лейтенант ГБ. С июня 1937 г. нач. 6-го отделения и одновременно зам. нач. КРО УНКВД ЗСК, с августа 1937 по январь 1941 г. врид нач. и нач. КРО УНКВД НСО, ст. лейтенант ГБ. 19 апреля 1941 г. арестован за нарушения законности. Освобожден 26 июля 1941 г. «по мотивам нецелесообразности привлечения к уголовной ответственности в условиях военного времени». Отправлен на фронт, где был нач. особого отдела НКВД 22-й танковой бригады; участник обороны Москвы. В 1942-1946 гг. нач. особого отдела и отделения контрразведки Смерш Томского гарнизона, подполковник; активно фабриковал дела на военнослужащих. За «извращения в агентурно-следственной работе» руководство Смерш 3CBO в 1944 г. несколько раз ставило перед В. С. Абакумовым вопрос об увольнении Иванова, но без успеха. В 1946-1950 гг. нач. КРО УМГБ по Саратовской обл., полковник. С 1950 г. нач. отдела охраны МГБ ст. Львов Львовской ж. д., уволен из МГБ 8 октября 1952 г. по служебному несоответствию. Инженер паровозной службы в управлении Львовской ж. д., арестован 10 октября 1955 г. и 19 апреля 1958 г. ВТ СибВО в Новосибирске осужден по ст. 58-7 УК за участие в репрессиях на 10 лет ИТЛ (только по 42 сфабрикованным Ивановым в 1937-1938 гг. делам было выявлено 1 226 незаконно арестованных, из которых 1 110 расстреляно). Сведения А. Г. Теплякова. Но компрометирующая информация в отношении освобожденных чекистов собиралась и далее. См.: Письмо быв. заместителя нач. Бийского городского отдела НКВД Ф. Н. Крюкова зам. нач. отдела кадров УНКВД по Алтайскому краю С. Е. Самойлику по вопросу руководства массовыми операциями против к-р. кулацкого и другого к-р. элемента. 6 сентября 1941 г. // Отдел спецдокументации
28
Существовал ли официальный приказ, который требовал прекращения преследований в отношении проштрафившихся чекистов и сотрудников милиции, неизвестно1. Возможно, здесь, как и во многих других случаях, действия предпринимались на основании «сигналов» сверху, без какого-либо прямого приказа.
Допросы и осуждения сотрудников НКВД в довоенный период осуществлялись военными трибуналами войск НКВД соответствующих краев и областей и, как правило, основывались на расследованиях прокуратуры по фактам нарушения «социалистической законности». Напротив, арестованный руководящий персонал краевых и областных управлений НКВД осуждался в Москве Военной коллегией Верховного суда СССР2.
Многие чекисты, попавшие под подозрение или уже осужденные, направляли письма в высокие инстанции или непосредственно руководителям партии и правительства с просьбой о помиловании. Один из наиболее известных примеров подобной практики — письмо П. А. Егорова, адресованное в декабре 1938 г. И. В. Сталину3. Егоров
управления архивного дела администрации Алтайского края (далее — ОСД У АД АК). Ф. Р. 2. On. 7. Д. 8155/1. Л. 79-80; Очная ставка Перминов - Юркин от 21 ноября 1941 г. о телеграмме Ежова о ликвидации эсеровского подполья. 21 ноября 1941 г. // ОСД УАД АК. Ф. Р. 2. Оп. 7. Д. 5700/8. Л. 189-192. Благодарим Андрея Савина за указание на последний документ. См. также: Протокол допроса свидетеля Васильева Ивана Михайловича от 3 февраля 1945 г. // ОСД УАД АК. Ф. Р. 2. Оп. 7. Д. 8155/1. Л. 76-77. См. также соответствующие материалы: Массовые репрессии в Алтайском крае, 1937-1938.
1 Известно, что в декабре 1941 г. Л. П. Берия обратился к Сталину с просьбой в связи с нехваткой кадров на фронтах освободить из заключения 1 610 чекистов, отбывавших наказание главным образом за нарушения законности. См.: Лубянка. Сталин и НКВД — НКГБ — ГУКР «Смерш». С. 563. (Указание на документ А. Г. Теп-лякова.)
2 Персональный состав военных трибуналов войск НКВД состоял из одного профессионального юриста из структуры НКВД, двух заседателей — также из НКВД — и секретаря. См.: Копия приговора в отношении И. В. Овчинникова [быв. начальника Прокопьевского, затем Томского ГО НКВД]. Приговор именем СССР. 24 марта 1941 г.// Боль людская. Т. 5. Томск, 1999. С. 150-152. По вопросу осуждения руководящего персонала НКВД см.: Показания бывших сотрудников УНКВД по Алтайскому краю при рассмотрении их дел Военной коллегией Верховного суда СССР от 27-29 мая 1941 г. // ОСД УАД АК. Ф. Р. 2. Оп. 7. Д. 5700/8. Л. 288-290. (Указание на документ А. И. Савина.)
Арестованный уже в январе 1938 г. и впоследствии осужденный Егоров после 17 ноября 1938 г. быстро сориентировался в том, что царит новая политическая конъюнктура. Кроме того, его информация была использована для того, чтобы устранить других сотрудников НКВД, к которым также относился И. В. Овчинников. См. предыдущие сноски.
29
с начала операции по приказу № 00447 был начальником Особого отдела 78-й стрелковой дивизии в Томске и одновременно начальником Особого отдела Томского ГО НКВД1.
Второй период расследований и осуждений персонала НКВД охватывает время десталинизации, начавшейся после смерти Сталина в марте 1953 г. и закончившейся со смещением Н. С. Хрущева в октябре 1964 г. В это время проводилась реабилитация осужденных в 1937-1938 гг., в связи с чем прокуратура провела новые допросы сотрудников НКВД, часть из них была отдана под суд2. Документы реабилитационных процедур вошли в следственные дела в качестве приложений. Среди них, но только в извлечениях, — материалы судебных разбирательств и допросов сотрудников НКВД3. Полные материалы военных трибуналов войск НКВД по-прежнему под замком, доступ к ним может быть получен только в порядке исключения.
С помощью названных документов возможно получить информацию о внутреннем состоянии органов НКВД, иерархии инстанций и сотрудников, степени взаимовлияния центра и периферии, а также о механизме арестов и ведения следствия. У этой источниковой базы существенный недостаток: ее документы представляют версию событий, изложенную сотрудниками карательных органов, зачастую
1 Письмо бывшего чекиста, заключенного Усть-Вымского ИТЛ П. А. Егорова И. В. Сталину с просьбой о помиловании. 20 декабря 1938 г. // История сталинского ГУЛАГа. Т. 1. Массовые репрессии в СССР. М., 2004. С. 313-325. Особые отделы при воинских частях в 1930-е гг. «обслуживали» исключительно военнослужащих данной части, следя за их благонадежностью, настроениями, антисоветскими проявлениями, а также собирали данные об их быте, недостатках в снабжении, военной подготовке и пр. Территориальные особые отделы наблюдали не только за гарнизоном в данном городе, но и за контрреволюционными «повстанческими» проявлениями гражданского населения, а также за военизированными структурами: милицией, пожарными, Осоавиа-химом и т. д., вербуя среди них агентуру. (Данные А. Теплякова и В. Золотарева.)
2 О том, в каких масштабах при Хрущеве осуществлялись допросы и проводились судебные разбирательства в отношении сотрудников НКВД, — см. данные КГБ СССР, обнародованные В. А. Крючковым 14 июля 1989 г. на сессии Верховного Совета СССР. В 1954-1957 гг. за грубые нарушения законности были привлечены к уголовной ответственности 1 342 сотрудника НКВД — МГБ (из них небольшое число руководящих работников расстреляно), а 2 370 чел. понесли наказание по административной и партийной линии. См.: КГБ лицом к народу: Сб. интервью и материалов выступлений председателя и заместителей председателя КГБ СССР. М., 1990. С. 30. (Сведения А. Г. Теплякова.)
3 Выписка из протокола судебного заседания военного трибунала войск НКВД Киевского округа по делу бывшего начальника IV отдела УНКВД по Одесской области В. Ф. Калюжного. 23-26 декабря 1940 г. // Одесский мартиролог. Т. 3 / сост. Л. Г. Белоусова, Е. М. Голубовский, А. В. Гонтар и др. Одесса, 2005. С. 616-617; Заключение НКВД УССР по делу бывшего начальника Зельского РО НКВД Л. С. Леонтьева и оперуполномоченного В. А. Балабина // Там же. С. 614-616.
30
ставшими уже жертвами1. Без критического подхода к такой группе источников и без использования дополнительных документальных материалов, позволяющих внести коррективы прежде всего в следственные дела, исследователи зачастую рискуют сделать недифференцированные и ложные выводы2. Это касается в особенности двух утверждений, широко распространенных в литературе: 1) следственные дела, как правило, фальсифицировались, а показания от арестованных добывались под пытками3; 2) в аппарате НКВД не верили всерьез, что аресту подвергаются истинные шпионы и вредители, и были принуждены проводить бессистемные аресты4.
Материалы следственных дел и расследований преступлений НКВД, предпринятых прокуратурой после 17 ноября 1938 г., а также противоречивая информация из показаний сотрудников НКВД дают основание усомниться в однозначности первого тезиса5. Возможно, в отношении «мелких рыбешек», «низовки» операции по приказу № 00447, в зависимости от принадлежности к целевой группе, фальсификация и пытки применялись гораздо в меньшей степени, чем это было принято считать до сих пор6. Нельзя забывать и о региональной специфике. Так, при изучении около 100 следственных дел в архивах Калининской области возникает впечатление, что существовала определенная иерархия жертв операции. В случае с «церковниками», членами бывших социалистических партий или же им симпатизирующими и «белыми» пытки и фальсификации применялись в боль
1 Это также касается материалов партийных собраний сотрудников областных управлений НКВД.
2 Размышления по поводу критики источников см. в настоящем томе: Суслов А. Б. Трудпоселенцы — жертвы «кулацкой операции» НКВД в Пермском районе Свердловской области.
3 См.: Лейбович О. Л. «Кулацкая операция» на территории Прикамья в 1937— 1938 гг. // «...Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937-1938 гг. / сост. О. Л. Лейбович, А. И. Казанков, А. Н. Кабацков. Пермь, 2006. С. 15-60; Станков-ская Г. Ф., Лейбович О. Л. Роль НКВД в массовой операции и в проведении «кулацкой операции» в Прикамье // Там же. С. 239-276; Хаустов В., Самуэльсон Л. Сталин, НКВД и репрессии 1936-1938 гг. М., 2009. С. 277.
4 Ватлин А. Ю. Террор районного масштаба: «массовые операции» НКВД в Кунцевском районе Московской области 1937-1938 гг. М., 2003. С. 110-119.
5 См. в особенности: Письмо В. Д. Качуровского секретарю Новосибирского обкома ВКП(б) Г. А. Боркову о проведении массовых операций в Новосибирской области. 14 апреля 1939 г. // Юнге М., Бордюгов Г. А., Биннер Р. Вертикаль Большого террора. С. 449.
6 См., в частности, подробно комментированное следственное дело: Юнге М., Бордюгов Г. А., Биннер Р. Вертикаль Большого террора. С. 352. Также см. разбор дела приходского священника Михаила Александровича Козухина: Binner R., Junge М. Vernichtung der orthodoxen Geistlichen in der Sowjetunion in den Massenoperationen des GroBen Terrors 1937-1938 //Jahrbucher for Geschichte Osteuropas. 2004. Bd. 52. № 4. S. 526-531.
31
шей мере, чем в случае с «кулаками», колхозниками, служащими и уголовниками, которые и составляли большую часть арестованных и осужденных. То обстоятельство, что в Калининской области и Молдавской АССР от жертв не добивались в обязательном порядке признательных показаний, подчеркивает необходимость дифференцированного подхода к оценке материалов.
Что касается второго тезиса о том, что сотрудники НКВД оказались марионетками и жертвами центрального руководства, — материалы, имеющиеся в распоряжении российских и украинских участников проекта Алексея Теплякова, Вадима Золотарева и Олега Лейбовича, свидетельствуют: аппарат НКВД также действовал в полном сознании того, что он служит на благо системы1. Подобную позицию можно охарактеризовать скорее как «каратели по убеждению», но не как «каратели по принуждению». «...Мы — я, весь основной состав, работали не покладая рук, с чувством гордости и понимания того, что на нас была возложена великая историческая миссия расчистить путь к коммунизму от шпионского, право-троцкистского мусора», — писал с обезоруживающей открытостью В. Д. Качуровский, сотрудник УНКВД по Новосибирской области, позже уволенный из органов НКВД за «перегибы»2.
Сотрудники НКВД использовали зачастую с большим энтузиазмом, как свидетельствуют документы, предоставленный им карт-бланш наконец-то посчитаться с теми «элементами», которых до «кулацкой операции» им не так-то легко было привлечь к ответственности. Качуровский формулирует это так: «Воодушевленный общим настроением, мне хотелось быть в шеренге передовых, быть таким же орлом»3. При этом в массовом порядке осуждались люди, чья вина не была доказана, как это установила прокуратура в ходе расследования 1939 г.4 Факторами, способствовавшими формированию «палачей-энтузиастов», как подчеркивают Александр Ватлин и Алексей Тепляков, были низкий
Объяснение начальника Первомайского районного отдела НКВД Я. В. Зисли-на на имя заместителя начальника отдела кадров УНКВД по Одесской области Бенде от 29 января 1938 г. // Золотарев В. А. Особенности работы УНКВД по Харьковской области во время проведения массовой операции согласно приказу НКВД СССР № 00447 в 1937 г. (см. его статью в настоящем сборнике); Протокол очной ставки бывшего нач. УНКВД по Винницкой области И. М. Кораблева и Л. Н. Ширина. 20 сентября 1940 г. // «Через трупы врага на благо народа».
2 Письмо В. Д. Качуровского секретарю Новосибирского обкома ВКП(б) Г. А. Бор-кову о проведении массовых операций в Новосибирской области. 14 апреля 1939 г. // Юнге М, Бордюгов Г. А., Биннер Р. Вертикаль Большого террора. С. 449.
3 Там же.
i Докладная записка военного прокурора войск НКВД Туркменского погранокру-га Кошарского. 23 сентября 1939 г. // Там же.
32
уровень образования, привычка к абсолютному послушанию, страх быть самим репрессированными, т. е. прессинг и приспособление, психические девиации, безнаказанность, система привилегий, клано-вость чекистов и длительная традиция репрессивной практики1.
Вышеназванные источники необходимо использовать с осторожностью еще и потому, что они в большой степени подверглись ин-струментализации и воздействию со стороны государства: партийная и государственная верхушка использовала в конце 1930-х гг. огульные обвинения в массовых пытках, фальсификациях и «арестах ни в чем не повинных людей», как гласила стандартная формулировка, для того чтобы возложить единоличную ответственность за «перегибы» и «нарушение социалистической законности» исключительно на НКВД и тем самым замаскировать главную роль партии и государства в репрессиях. Таким образом, речь в первую очередь шла о политической легитимации мероприятий, направленных против НКВД, а не о расследовании собственно преступлений. При этом здесь ни в коем случае не оспаривается факт применения пыток и фальсификаций в ходе «кулацкой операции», тем более что даже угроза применения пыток и обычные для периода операции нечеловеческие условия содержания арестованных в переполненных тюрьмах с полным правом также могут расцениваться как пытки. Речь идет лишь о том, чтобы обратить внимание на то, что обвинение в пытках и фальсификациях также использовалось как инструмент, чтобы переложить всю вину за преступления на карательные органы. До сего момента это обстоятельство не находило своего отражения в исследованиях из-за специфической источниковой базы, или же ему уделялось недостаточное внимание. Показания сотрудников НКВД практически никогда не подвергались проверке на достоверность. К сожалению, в исследованиях зачастую с этими показаниями обходятся так, будто только благодаря им теперь становится известна истинная правда о деятельности НКВД — такая, как аресты по данным адресных бюро и т. д.2
Некритичное восприятие показаний чекистов, позиций НКВД и прокуратуры таит в себе еще одну опасность, а именно упустить из виду другую, замаскированную, цель массовых преследований, конкретнее — то, что в 1937-1938 гг. смертью и длительным лагерным заключением каралось повторное незначительное отклонение от трактуемого все более узко кредо лояльности по отношению к режиму. Таким образом, органам НКВД часто совсем не требовались фальси
Ватлин А. Ю. Террор районного масштаба. С. 110-119. См. статью в настоящем
сборнике: Тепляков А. Г. Органы НКВД Западной Сибири в «кулацкой операции»
1937-1938 гг. 2
Ватлин А. Ю. Следственные дела 1937-1938 гг. // Бутовский полигон. Книга памяти жертв политических репрессий. М., 2004. С. 184.
33
фикация и пытки для того, чтобы установить наличие состава преступления. В материалах прокуратуры только мимоходом указывается на то, что для ареста и осуждения на смерть или длительное лагерное заключение отдельных людей или целых групп было достаточно минимального компрометирующего материала. Исходя из этого, можно сделать вывод: и после прекращения массовых операций органы власти не видели действительной проблемы в применении преступных следственных методов и процедур. Поэтому следует признать как само собой разумеющееся, что показания чекистов, арестованных после окончания массовых операций, в которых изобличались преступления органов НКВД в ходе «кулацкой операции», в принципе получались теми же самыми методами, как и показания тех людей, которых те же самые чекисты незадолго перед этим арестовывали, допрашивали и приговаривали. Одно лишь то, что жертвы массовых преследований реабилитировались или амнистировались в 1939-1941 гг. только спорадически, обязывает нас быть объективными и не освобождать от ответственности за содеянное ни НКВД, ни партию и государство, ни общество.
Итак, как правило, в случае с имеющимися источниками о нарушениях «социалистической законности» речь идет о таких документах, в которых события описываются с точки зрения карателей, и они требуют соответствующего подхода. Доступ же к источникам, в которых сильнее отражено видение событий с точки зрения жертв, напротив, становится все проблематичней. Это касается в особенности следственных дел людей, осужденных в рамках приказа № 00447. Такие документальные свидетельства государственного насилия в последние годы были доступны лишь в немногих государственных архивах и сейчас снова оказались «защищенными» от исследователей высокими бюрократическими барьерами. Гораздо большая часть подобных документов по-прежнему хранится в архивах ФСБ, недоступная общественности.
Еще в 1957 г. заведующий Отделом агитации и пропаганды ЦК КПСС Д. Т. Шепилов выдвинул лозунг, актуальный и поныне: «Самое важное, что партия практически уже устранила беззакония, исправила допущенные нарушения. Сейчас надо не писать историю, а делать ее»1. Полностью в соответствии с этой установкой в 2006 г. Министерством юстиции Российской Федерации был разработан и зарегистрирован архивный закон, который под предлогом «защиты тайны личной жизни» препятствует научному использованию архивно
1 Последняя «антипартийная» группа. Стенографический отчет июньского (1957 г.) Пленума ЦК КПСС // Исторический архив. 1993. № 3-6. С. 44. См. по поводу контекста: Юнге М. Страх перед прошлым. Реабилитация Н. И. Бухарина от Хрущева до Горбачева. М, 2003. С. 69.
34
следственных дел жертв массовых преследований. Документы могут быть доступны для научной работы только по прошествии 75 лет1. При этом речь идет лишь о небольшой части дел, не хранящихся в архивах спецслужб. Работа со следственными делами в полном объеме возможна только в том случае, если получено юридически подтвержденное согласие родственников или потомков жертвы, которых в большинстве случаев найти очень трудно, а чаще вообще невозможно. Фактически этот регламент противоречит указу бывшего Президента Российской Федерации Б. Ельцина от 23 июня 1992 г.2 Новый закон не защищает права жертв, а лишь затягивает научное выяснение обстоятельств массовых преступлений, совершенных государством, и препятствует получению ответа на вопрос о технологии преследований и об их участниках помимо сотрудников НКВД. Однако именно профессиональный анализ следственных дел мог бы помочь не только потомкам жертв, но и обществу в постижении механизмов следствия НКВД и объяснить, как, например, удалось вынудить их отцов и дедов, совершенно нормальных людей, дать ложные показания или подписать фантастические признания, выступить в качестве свидетелей против соседей, коллег и знакомых.
4. Случай и произвол: тезисы исследований
Историческое изучение и оценка массовых преследований 1930-х гг. продолжаются в настоящее время3. В отличие от девяностых годов двадцатого столетия, теперь в центре дискуссий в меньшей степени причины начала Большого террора, которые О. Хлевнюк еще раз систематизировал в следующем виде: усиление личной власти Сталина, уничтожение потенциальной «пятой колонны» перед лицом
1 Положение о порядке доступа к материалам, хранящимся в государственных архивах и архивах государственных органов РФ, прекращенных уголовных и административных дел в отношении лиц, подвергшихся политическим репрессиям, а также фильтрационно-проверочных дел — утверждено приказом Министерства культуры и массовых коммуникаций РФ, Министерства внутренних дел РФ и Федеральной службы безопасности РФ от 25.07.2006 г. // Российская газета. Федеральный выпуск.
2006. №4178. 22 сент.
2
Указ Президента Российской Федерации от 23 июня 1992 г. № 658 «О снятии ограничительных грифов с законодательных и иных актов, служивших основанием Для массовых репрессий и посягательств на права человека» // Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий. М., 1993. С. 5-6.
О дискуссии в исследованиях о приказе № 00447 до 2003 г. см.: Binner R., Junge М. «S etoj publikoj ceremonit'sja ne sleduet*. Die Zielgruppen des Befehls 00447 und der «Сгобе Теггог» aus der Sicht des Befehls 00447 // Cahiers du Monde russe. 2002. Vol. 43. № 1. P. 181-228; Юнге M., Биннер P. Как террор стал «Большим». С. 205-259.
35
военной опасности, решение проблемы бывших, возвратившихся из мест ссылки «кулаков», борьба против все еще сильной религиозности населения и религии как конкурирующей идеологии, ликвидация преступности1. В большей степени речь сегодня идет об общей оценке террора применительно к характеру сталинской системы, об установлении его масштабов, о реконструкции его реализации и о констатации воздействия террора на жертвы.
Но прежде всего исследователи озабочены вопросом рациональности или иррациональности, произвола и случайности в качестве главной отличительной черты применения насилия и массовых преследований. Общество «Мемориал», которое, как никто другой в России, прилагает большие усилия для раскрытия преступлений сталинского времени и добилось на этом пути признания и успехов, в своих тезисах, сформулированных в 2007 г. по поводу 70-летия Большого террора, отразило эту контроверзу: речь в них идет о «почти мистической непостижимости происходящего». Для большинства населения «логика арестов казалась загадочной и необъяснимой, не вяжущейся со здравым смыслом», поистине «гигантской лотереей». Возможность ареста обуславливалась принадлежностью «к любой категории населения», названной в одном из оперативных приказов, или «связями — служебными, родственными, дружескими — с людьми, арестованными ранее». 1937 год принес с собой «неизвестные до тех пор мировой истории масштабы фальсификации обвинений». Выдвигались «произвольные» и «фантастические» обвинения в контрреволюционном заговоре, шпионаже, подготовке террористических актов, диверсий и т. д. Предварительное расследование представляло собой, по мнению «Мемориала», «возрождение в XX веке норм средневекового инквизиционного процесса»: приговоры, выносимые без присутствия обвиняемого, судебные псевдопроцессы, отсутствие защиты и фактическое объединение ролей следователя, обвинителя, судьи и палача в одном лице. Признание вины было главным доказательством, а пытки применялись в массовом масштабе2.
Эти высказывания характеризуют государственное насилие 1937-1938 гг. как акт хаотического произвола и слепой случайности. Подобную точку зрения можно найти также у ряда исследователей, примеру у А. Ватлина (Московский государственный университет), который,
1 См. в первую очередь: Chlevnjuk О. The Objectives of the Great Terror, 1937— 1938// Soviet History, 1917-53. Essays in Honour of R.W. Davies / ed. by J. Cooper, M.Perrie, E. A. Rees. London, 1995. P. 158-176; ChlewnjukO. Das Politburo. Mechanismen der Macht in der Sowjetunion der dreiBiger Jahre. Hamburg, 1998. S. 246-269.
2 См.: Щербакова И. 1937 год и современность. Тезисы «Мемориала» // 30 октября. 2007. № 74. С. 1-2; Scerbakova I. Das Jahr 1937 und die Gegenwart. Thesen von ^Memorials. // Russlandanalysen. 2007. № 133. S. 6-11.
36
фокусируясь на региональном аспекте репрессий и на тех, кто совершал преступления на местах, пишет: «Именно здесь [на районном уровне в Московской обл.] абсурдность сталинских репрессий достигла своего абсолюта, торжествовал анкетный принцип и произвол слепого случая»1.
Действительно, случай и произвол были важными отличительными чертами событий 1937-1938 гг. Тот, кто считает иначе, ставит себя в сложное положение. Но нельзя не признавать того, что — во многом из-за дефицита источников — восприятие террора репрессированными элитами и официальная версия показательных процессов были непосредственно перенесены на характеристику всех событий Большого террора2. Подобное видение отображено и в суждении Карла Шлегеля о всех жертвах Большого террора: «Только немногие из тех, кого преследовали и казнили, знали, почему они были выбраны»3. Но при более пристальном рассмотрении, напротив, выявляется, что по меньшей мере в случае с «массовыми операциями» «слепой случай» едва ли может быть охарактеризован как главенствующий элемент. И в конце концов, из исследования А. Ватлина также следует, что решающую роль играл отнюдь не «произвол слепого случая». Точное описание Ватлиным проведения массовых преследований, в том числе выбора жертв и участия в репрессиях различных учреждений и организаций, демонстрирует, что произвол и лотерея имели свою внутреннюю логику и методу. Ватлин констатирует, что в авральных условиях работы органов (штурмовщины) летом 1937 г. не было времени для агентурной работы. Только участие институтов государства и партии в отборе будущих жертв позволило обеспечить массовый и всеобъемлющий характер карательной акции. При выборе жертв пользовались списками неблагонадежных сотрудников предприятий и учреждений, а также обращались к спискам исключенных из партии. Даже информация из справочных бюро была задействована органами для выявления потенциальных жертв4. В конце концов Ватлин констатирует, что существовали некоторые группы населения, «безусловно» относившиеся к жертвам5. Из описанных автором случаев становится к тому же ясно, что наряду с социальным и политическим происхождением влияние на выбор жертв имели и конкретные причины: несчастные случаи на производстве, критиче
Ватлин А. Ю. Следственные дела 1937-1938 гг. С. 183. Курсив издателей.
2 Например, см.: Bonwetsch В. «Der GroBe Terror* — 70 Jahre danach// Zeitschrift fur Weltgeschichte. 2008. Bd. 9. № 1.
3 Schlegel K. Terror und Traum. Moskau 1937. Munchen, 2008. S. 21.
4 Ватлин А. Ю. Следственные дела 1937-1938 гг. С. 184.
5 Ватлин А. Ю. Террор районного масштаба. С. 130.
37
ские высказывания, контакты с иностранцами, отказ подписаться на государственные займы, доносы1. Однако даже тем историкам, которые отводят случаю и произволу решающую роль в преследованиях 1937-1938 гг., таким, как исследователи «Мемориала» и другие, в равной степени свойственно осознание того, что наряду с «кажущейся бесцельностью» совершенно очевидно имелись определенные «группы риска», которые преследовались особенно, как это констатирует Карл Шлегель2. Так, Никита Охотин и Арсений Рогинский из «Мемориала» пишут в своей работе, посвященной «немецкой операции» НКВД: «Само собой разумеется, массовые репрессии 1937-1938 гг. были беспримерными не только в отношении их масштабов, а также в отношении их жестокости. Но они имели свою собственную логику, свои структуры и свои правила, которые, несмотря на многочисленные нарушения, гарантировали высокую степень управляемости процессом репрессий»3.
Новой тенденцией исследований является интерпретация террора, отрицающая толкование его как «слепого», «произвольного» и «беспорядочного». Напротив, она предполагает наличие у его инициаторов определенных рациональных целей и намерений, которые, однако, касаются не каких-либо конкретных действий в отдельных случаях, а общества в целом4. В центре подобных рассуждений находятся концепции, опирающиеся на идею Зыгмунта Баумана (Zygmunt Baumann) о «создании однозначности» в этническом, политическом и социальном смыслах, или, как это формулируют Баберовски и Деринг-Мантейфель, достижении «порядка через террор»5. Но для этих авторов также очевидно, что применение безудержного террора как средства достижения цели стало самоцелью6. В результате Боль
1 Ватлин А. Ю. Террор районного масштаба. С. 157-213; Он же. Следственные дела 1937-1938 гг. С. 196.
2 Schlfigel К. Terror und Traum. S. 627-628.
3 Ochotin N., Roginskij A. Zur Geschichte der deutschen Operation des NKWD 1937-1938 //Jahrbuch fur Historische Kommunismusforschung. 2000/2001. S. 121.
4 См., в частности: Binner R., Junge M. «S etoj publikoj ceremonit'sja ne sleduet». S. 181-228; Юнге M., Биннер R. Как террор стал «Большим». С. 221-225.
5 Baberowski J., Doering-Manteuffel A. Ordnung durch Terror. Gewaltexzesse und Vernichtung im nationalsozialistischen und im stalinistischen Imperium. Berlin, 2006; Baberowski J. Der rote Terror. Die Geschichte des Stalinismus. Munchen, 2003.
6 О сталинизме как об истории насилия см. также: Plaggenborg S. Stalinismus als Gewaltgeschichte // Stalinismus. Neue Forschungen und Konzepte / hg. S. Plaggenborg. Berlin, 1998. S. 71-112; об интерпретации роли террора для сталинизма: Bonwetsch В. Der Stalinismus der Sowjetunion der dreiBiger Jahre. Zur Deformation einer Gesellschaft // Verbrechen im Namen der Idee. Terror im Kommunismus 1936-1938 / hg. H. Weber, U. Mahlert. Berlin, 2007. S. 11-41.
38
шой террор характеризуется как «вакханалия убийств» или очередной «вал развязанного государством насилия», которое оказалось невозможно контролировать и которое в конце концов — особенно в том, что касается конкретных арестов и расследований, — приобрело совершенно незапланированное развитие. Именно такой вывод сделал Бернд Бонвеч, подчеркнув последний аспект1. Недостаточный, а в конце и полностью утраченный контроль описывается следующим топос, заимствованным у Моше Левина: «Политика Москвы в главном заключалась в том, чтобы "открыть шлюзы". Но вырвавшиеся из них потоки она не смогла контролировать»2. Аналогичным образом Баберовски и Деринг-Мантейфель пишут о «динамике безграничного отправления насилия», что привело к тому, что «террор стал самостоятельным явлением, а его первоначальный мотив оказался предан забвению»3. Леонид Наумов и Виктор Данилов также отказываются признавать за центральным механизмом распределения лимитов, т. е. за механизмом выделения московским центром квот преследования местным управлениям НКВД в рамках приказа № 00447, какие-либо реальные функции контроля или управления ходом операции. Лимиты трактуются ими не как высшие границы репрессивной активности, а как ее минимумы4. Все вышеприведенные характеристики действительно охватывают ряд существенных аспектов реальности 1937-1938 гг. Но они не объясняют в той мере, в какой это возможно и необходимо сделать с опорой на новые источники, соотношения случайности, произвола, планомерности и предвидения в рамках Большого террора.
В ряду других исследований истории массовых операций все снова и снова заявляет о себе позиция сотрудников спецслужб. Но систематическое изложение своей точки зрения удалось пока только Олегу Мозохину, сотруднику Центрального архива ФСБ и члену российского «Общества изучения истории отечественных спец
1 Bonwetsch В. «Der GroBe Теггог». S. 126, 136; Holm К. Bacchanal des Totens. Stalins Terror in der Provinz. Eine Moskauer Tagung // Frankfurter Allgemeine Zeitung. 2006. № 248. S. 44. В тезисах общества «Мемориал» массовые преследования также квалифицируются как «вакханалия террора». См.: Щербакова И. 1937 год и современность. С. 1-2. В «Der rote Теггог» Й. Баберовски подробно развивает эту концепцию, давая свою трактовку феномена Большого террора. Для Карла Шлегеля, который опирается на Алека Ноува, массовые операции представляются «эксцессом в эксцессе». См.: Schlogel К. Теггог und Traum. S. 639.
2 Bonwetsch В. «Der GroBe Теггог». S. 139.
Baberowski J., Doering-Manteuffel A. Ordnung durch Terror. S. 12. 4 Данилов В. П. Советская деревня в годы «Большого террора» // Трагедия советской деревни. Т. 5. Кн. 1. С. 45; Наумов Л. Сталин и НКВД. М„ 2007. С. 326,355.
39
служб». Он прежде всего предпринимает попытку спасти честь мундира тайной полиции, что находится в полном созвучии с наметившейся тенденцией реабилитации осужденных сотрудников НКВД1. В полном соответствии с названием своей книги «Право на репрессии» Мозохин выступает против недопустимой, с его точки зрения, криминализации советской тайной полиции. «Внесудебные полномочия» были делегированы органам НКВД высшим законодательным органом страны2. Таким образом, Мозохин сводит роль органов тайной полиции к чисто исполнительным функциям: «...ни одно решение не принималось органами безопасности и прокуратуры самостоятельно. Политбюро жестко контролировало деятельность этих ведомств, периодически заменяя руководящий кадровый состав партийными работниками... Все вопросы репрессивной политики государственных органов рассматривались, организовывались и направлялись через Политбюро»3.
Если дальше следовать аргументации Мозохина, то исключительную ответственность за Большой террор несет не НКВД, а Политбюро. Не без основания он выводит создание внесудебных органов, таких, как Особое совещание, «двойки» и «тройки», в которых НКВД играл доминирующую роль, из законов и постановлений Политбюро. То же самое справедливо для сферы компетенции этих органов, а также в отношении многочисленных приказов, директив и инструкций, которыми направлялась и сопровождалась их деятельность. Тем не менее, описывая деятельность НКВД в период Большого террора, Мозохин все же слишком явно защищает органы государственной безопасности от возможной критики. По его мнению, как прелюдия к массовым операциям, так и непосредственно Большой террор в первую очередь являлись немного неадекватной, но в своей основе вполне легитимной реакцией политического руководства СССР на внешнеполитические и глобальные экономические угрозы и только во вторую — реакцией на борьбу за власть внутри политической элиты (левый и правый «уклоны»)4. Подоплеку репрессий составляли психическая предрасположенность Сталина, его борьба за личную власть, а также его стремление внедрить бюрократическую систему. Уже для 1934 г. Мозохин констатирует: «Внешнее давление блокировало
1 О реабилитации некоторых сотрудников НКВД, принимавших участие в массовых преследованиях, см. статью в настоящем сборнике: Тепляков А. Г. Органы НКВД Западной Сибири в «кулацкой операции» 1937-1938 гг.
2 Мозохин О. Б. Право на репрессии: внесудебные полномочия органов государственной безопасности. М., 2006. С. 20-22.
3 Там же. С. 193-194.
4 Там же. С. 14-15,17.
40
тенденцию к некоторому смягчению карательной политики Советского государства, наметившуюся в это время»1. И в 1937-1938 гг. доминирующую роль при выборе главного направления массовых репрессий также сыграли военная опасность, обеспечение безопасности границ и гарантирование выпуска соответствующей промышленной продукции2. В качестве важнейшей целевой группы преследований в этот период выступают бывшие идейные противники И. В. Сталина, располагавшие политическим опытом и влиянием в партии и государстве3.
Очевидные внутриполитические факторы, включая охранительную и террористическую повседневность, рассматриваются Мозохиным только мимоходом. Практически без внимания остаются собственные предложения НКВД, направленные на борьбу с «недостатками», равно как стиль и методы этой борьбы. Таким образом, из поля зрения выводятся как собственная заинтересованность и свобода действий НКВД в репрессиях, так и солидарная ответственность органов тайной полиции за преступления. Если же обсуждения темы все же невозможно избежать, как в случае с приказом № 00447, органы НКВД оправдываются тем, что на них оказывалось давление, они науськивались, их вводили в заблуждение и не в последнюю очередь «притесняли» как их собственное высшее руководство, так и политики4. Мозохин демонстрирует свою принципиальную незаинтересованность в дискуссии: анализ других исследований у него полностью отсутствует, он использует и парафразирует исключительно и эксклюзивно только «объективные» материалы из Архива Президента Российской Федерации и Центрального архива ФСБ.
Другая форма оправдания НКВД наблюдается у В. П. Данилова, который стремился найти среди сотрудников органов госбезопасности противников подготовки и реализации массовых операций. Данилов объясняет факт ареста в июле 1937 г. ряда высокопоставленных сотрудников НКВД (А. Б. Розанов, И. M. Блат, П. Г. Соколов, П. Б. Рудь, Р. И. Аустрин) их неприятием массовых репрессий, в основе которого — личный негативный опыт, связанный с коллективизацией и индустриализацией 1928-1933 гг. Кроме того, утверждается, что вызванное 16 июля 1937 г. в Москву для инструктажа «руководство местных органов НКВД встретило директиву от 2 июля нега
Мозохин О. Б. Право на репрессии. С. 14.
2 Там же. С. 141,151,155,159-160,166-169,172,177,182.
3 Там же. С. 15.
4 Там же. С. 146,158,161,171.
41
тивно [...] в этой среде было нежелание участия в кровавой расправе с тысячами невинных людей»1.
Другие авторы констатируют, что даже на низшем уровне в НКВД существовало критическое отношение к террору и способность дистанцироваться от требуемых свыше карательных мероприятий. Такая позиция объясняется точным знанием как ситуации на местах, так и «врагов», скорее оцениваемых чекистами как безвредные. Эта исследовательская позиция создает впечатление, что карательные органы на местах адекватно оценивали ситуацию, но ничего не могли противопоставить предписанным сверху карательным мероприятиям2.
Одним из вариантов данной интерпретации являются дискутируемые харьковским историком Вадимом Золотаревым высказывания ряда сотрудников УНКВД по Харьковской области, согласно которым операция сначала протекала «нормально» и только под давлением центра, оказанным во время командировки заместителя народного комиссара внутренних дел Л. Н. Вельского в начале августа 1937 г., в отдельных областях Украины произошли эксцессы3. Начальник одного из Особых отделов УНКВД по Западно-Сибирскому краю Егоров полагал, что операция вышла из-под контроля уже после октября 1937 г., причем Егоров также следует образцу, согласно которому это произошло в результате негативных инструкций и приказов московского руководства НКВД4. Пикантным образом сотрудники НКВД разделили такую оценку ситуации с заместителем народного комиссара внутренних дел СССР М. П. Фриновским, который в своем заявлении от 13 апреля 1939 г. о проведении приказа № 00447 в масштабах Советского Союза утверждал, уже находясь под арестом, что карательные мероприятия «в первые месяцы [...] протекали нормально»5.
1 Данилов В. П. Советская деревня в годы «Большого террора». С. 34-35,43.
2 Карманов В. Чекистская междоусобка // Кузбасс (Кемерово). 1997. 13 нояб.; Онищенко В., Павлов С. Глас вопиющего... в застенках НКВД // Юрга. 2004. 15 дек. С. 5; Ватлин А. Ю. Террор районного масштаба. С. 110-119; Лейбович О. Сотрудники НКВД в Прикамье в 1937-1938 гг. (неопубликованное выступление на конференции «Les mecanismes de la terreur*. 9-11 декабря 2007 г., Париж).
3 См. статью В. А. Золотарева «Особенности работы УНКВД по Харьковской области во время проведения массовой операции по приказу № 00447» в настоящем сборнике.
4 Письмо бывшего чекиста, заключенного Усть-Вымского ИТЛ П. А. Егорова И. В. Сталину с просьбой о помиловании. 20 декабря 1938 г. // История сталинского ГУЛАГа. Т. 1.С. 313-325.
5 См.: Спецсообщение Л. П. Берии И. В. Сталину с приложением заявления М. П. Фриновского. 13 апреля 1939 г. // Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД, 1937-1938. С. 48; Мозохин О. Б. Право на репрессии. С. 212.
42
В новейшей публикации «Сталин, НКВД и репрессии 1936-1938 гг.» ее авторы — начальник кафедры истории отечества и органов безопасности Академии ФСБ РФ Владимир Николаевич Хаустов и сотрудник Института истории экономики Стокгольмской школы экономики Леннарт Самуэльсон (Stockholm School of Economics, Institut for Research in Economic History) — в первую очередь интересуются ролью Сталина в осуществлении массовых репрессий, при этом под массовыми репрессиями подразумевается также преследование элит1. Их вывод в отношении массовых операций (приказ № 00447 и «национальные» операции) гласит, что Сталин здесь, в отличие от широкого и детального участия в акции против элит, вмешался только в двух случаях, а именно в начале 1938 г., «расширив сферу применения внесудебных репрессий» и направив их против служащих железных дорог и бывших политических конкурентов большевиков — эсеров, анархистов, меньшевиков и т. д.2 В общем и целом, по их мнению, осуществление массовых операций было поручено местному партийному и чекистскому руководству. Сталин не вмешивался в их проведение, «ограничиваясь общими указаниями об увеличении лимитов, поощряя усердие НКВД»3.
Из этих рамок полностью выпадает интерпретация Виктором Даниловым «кулацкой операции» как составной части политики «кнута и пряника» в отношении сельскохозяйственного сектора. Согласно его аргументации, в качестве «кнута» операция по приказу № 00447 должна была оказать давление на сельское население, а другие мероприятия, такие, как облегчение процедуры для вступления единоличников в колхозы, снижение налогов и плановых цифр заготовок, напротив, должны были сигнализировать населению о готовности государства пойти навстречу деревне4. Но и в данном случае в первую очередь речь идет о мотивах и причинах операции в целом и почти не затрагивается вопрос о соразмерности и логике ее проведения, впрочем, как и в большинстве интерпретаций террора.
5. Реализация приказа № 00447: сводный итог
В работе над проектом «Большой террор в советской провинции 1937-1938 гг.» последовательно исследовалась перспектива конкретного проведения самой массовой операции, систематически докумен
1 Хаустов В., Самуэльсон Л. Сталин, НКВД и репрессии 1936-1938 гг. М, 2008. С. 6.
2 Там же. С. 273-274, 282.
3 Там же. С. 281, 286,328.
4 Данилов В. П. Советская деревня в годы «Большого террора». С. 40-42.
43
тировались и анализировались все ее этапы. Основные результаты проекта, изложенные в вышеупомянутых документальных изданиях и в ряде статей данного тома, собранные воедино, способны воссоздать общую картину.
Основополагающий методологический посыл проекта — выбор исследуемых регионов по определенным критериям — привел к следующему выводу: в рамках приказа № 00447 произошел широкий перенос полномочий и компетенции от московского партийного и чекистского центра к подчиненным органам НКВД республиканского, краевого, областного и районного уровня. Это важнейшее отличие «кулацкой операции» в сравнении с остальными операциями, включая преследования элит в «нормальном» судебном порядке. Как симптоматический можно оценить уже зафиксированный в приказе № 00447 принцип действия, в соответствии с которым приговоры тройки не нуждались в предварительном одобрении Москвы. Напротив, протоколы троек, следственные дела и регистрационные карты посылались в НКВД, в Москву, лишь тогда, когда приговоры уже были вынесены и зачастую приведены в исполнение. Только начиная с 15 сентября 1938 г. такое же перенесение компетенции стало практиковаться в ходе «национальных операций», а соответствующий контингент стал осуждаться так называемыми национальными или особыми тройками. До этого момента «двойки» должны были получить подтверждение своего решения в Москве.
Именно в предоставлении регионам этого собственного «пространства действия» заключается одна из важных причин, обусловивших серьезные различия в конкретном проведении приказа инстанциями и местными сотрудниками НКВД. С одобрения свыше специфику проведения операции и основные ее моменты определяли как локальные проблемы, нужды и предпосылки (географическое положение, социальная и этническая структура, соотношение городского и сельского населения, уровень индустриализации и коллективизации, исторические предпосылки), так и предпочтения и стиль соответствующего управления НКВД.
Это в особенности касается пяти сфер: 1) количество осужденных, включая соотношение вынесенных приговоров к смертной казни и к лагерному заключению; 2) длительность проведения операции в отдельных регионах; 3) выбор и «обработка» целевых групп в рамках задач, поставленных московским центром; 4) технология осуждения через тройку; 5) различия в составлении и ведении следственных дел, которые очевидны, но, вероятно, имеют второстепенное значение. По меньшей мере, никаких прямых последствий этих различий установить не удалось.
44
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АРХИВ Российской ФЕДЕРАЦИИ
ФОНД ПЕРВОГО ПРЕЗИДЕНТА России Б.Н. ЕЛЬЦИНА
ИЗДАТЕЛЬСТВО
«РОССИЙСКАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ»
МЕЖДУНАРОДНОЕ ИСТОРИКО-ПРОСВЕТИТЕЛЬСКОЕ, БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОЕ И ПРАВОЗАЩИТНОЕ ОБЩЕСТВО «МЕМОРИАЛ»
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ РАН
Редакционный совет серии:
Й.Баберовски (JorgBaberowski),
Л. Виола (Lynn Viola),
А. Грациози {Andrea Graziosi),
A. А. Дроздов,
. Каррер Д'Анкосс (Helene Carrere D'Encausse),
B. П.Лукин,
C. В. Мироненко, Ю. С. Пивоваров, А. Б. Рогинский,
Р. Сервис (Robert Service),
Л. Самуэльсон (Lennart Samuelson),
А. К. Сорокин,
Ш. Фицпатрик (Sheila Fitzpatrick), О. В. Хлевнюк
СТАЛИНИЗМ
В СОВЕТСКОЙ ПРОВИНЦИИ:
1937-1938 гг.
МАССОВАЯ ОПЕРАЦИЯ
РОССПЭН Москва 2009
https://docs.google.com/file/d/0B96SnjoTQuH_NlF3ejU3VkFsaEk/edit?usp=sharing
УДК323(47+57)(082.1) ББК 63.3(2)6-4 С75
Издание осуществлено при поддержке фонда Фрица Тиссена (Fritz-Thyssen-Stiftung), Германия
Составители:
М. Юнге, Б. Бонвеч, Р. Биннер
Рецензенты: к. и. н. А. И. Савин, А. Г. Тепляков
Сталинизм в советской провинции: 1937-1938 гг. Массовая С75 операция на основе приказа № 00447 / [сост.: М. Юнге, Б. Бонвеч, Р. Биннер]. — М. : Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН) ; Германский исторический институт в Москве, 2009. — 927 с.: табл., диагр. — (История сталинизма).
ISBN 978-5-8243-1242-3
Авторы книги — историки России, Украины и Германии, — основываясь на архивных изысканиях, проведенных в ряде регионов бывшего Советского Союза, существенно расширяют картину Большого террора. В поле их зрения находится самая массовая операция 1937-1938 гг. — «кулацкая», сигналом к проведению которой послужил приказ НКВД № 00447. В центре изучения оказались судьбы тысяч людей — бывших «кулаков», белых офицеров и царских чиновников, меньшевиков, эсеров и анархистов, заключенных тюрем и лагерей, уголовников, членов религиозных общин, участников локальных восстаний, а также самих карателей.
УДК 323(47+57) (082.1) ББК 63.3(2)6-4
ISBN 978-5-8243-1242-3 © Германский исторический институт
в Москве, 2009 © Издательство «Российская политическая энциклопедия», 2009
ОГЛАВЛЕНИЕ
I. Оперативный приказ № 00447: выполнение в провинции
1. Реализация приказа № 00447: исследовательский проект.......16
2. Источники....................................................22
3. «Обвинительный материал» против НКВД....................27
4. Случай и произвол: тезисы исследований......................35
5. Реализация приказа № 00447: сводный итог...................43
П. Реализация приказа № 00447: региональные перспективы 1. Жертвы
«Кулаки»
Разгон В. Н. Репрессии против бывших «кулаков» в Алтайском крае
в 1937-1938 гг..................................................82
Шабалин В. В. Сельское население Прикамья как жертва массовой
операции по приказу № 00447.................................. 104
Юсупова Е. Р. Преследование участников Сорокинского восстания
1921 г. в Алтайском крае........................................116
Суслов А. Б. Трудпоселенцы — жертвы «кулацкой операции» НКВД
в Пермском районе Свердловской области .....................132
Серегина И. Г. Крестьянство Калининской области
в Большом терроре: следственные дела бывших кулаков
как исторический источник....................................151
Рабочие и служащие
Кабацкое А. Я. Репрессии 1937-1938 гг. против рабочих Прикамья
Свердловской области в рамках приказа № 00447............... 177
Кимерлинг А. С. Репрессии 1937-1938 гг. против служащих Прикамья Свердловской области в рамках приказа № 00447............... 198
Другие «контрреволюционные элементы»
Леонтьева Т. Г. Попы, церковники и сектанты в «большевистской
перестройке» в Калининской области 1937-1938 гг.............216
Нечаев М. Г., Уткин С. В. Исполнение приказа № 00447
в среде православных Пермской епархии.......................244
Цыков И. В. Православные монахи в репрессиях 1937-1938 гг.
в Калининской области........................................275
5
Колесников А. А. Преследование представителей
Русской Православной Церкви на Алтае........................283
Савин А. И. Репрессии в отношении евангельских верующих
в ходе «кулацкой операции» НКВД.............................303
Аблажей Н. Н. «Кулацкая» и «ровсовская» операции
по приказу № 00447............................................ 343
Волошенко В. А. Бывшие военнослужащие -противники большевиков в 1917-1920 гг. в Донбассе —
как целевая группа террора ....................................363
Шаповал Ю. И. «Украинские националисты» в рамках приказа
№ 00447 на примере Киевской области.........................386
Суворов В. П. Меньшевики и анархисты Калининской области
в терроре 1937-1938 гг.........................................401
Довбня О. А. Репрессии по партийной «окраске» в рамках «кулацкой операции» в Донецкой области......................421
«Уголовники»'
Юнге М., Биннер Р. От «социально близкого» до «социально опасного» элемента: преступники и социальная чистка советского
общества. 1918-1938 гг.........................................459
Иванов В. А. Преступники как целевая группа операции
по приказу № 00447 в Ленинградской области..................519
. Каратели Государственные органы
Тепляков А. Г. Органы НКВД Западной Сибири
в «кулацкой операции» 1937-1938 гг...........................536
Золотарев В. А. Особенности работы УНКВД
по Харьковской области во время проведения массовой операции
по приказу № 00447 ........................................... 572
Лейбович О. Л. «Кулацкая операция» на территории Прикамья
в 1937-1938 гг.................................................594
Юнге М., Биннер Р. Справки сельсовета как фактор
в осуждении крестьян..........................................613
Чащу хин А. В. Участие советских органов власти в проведении массовой операции
в Прикамье Свердловской области.............................624
Гридунова И. А. Роль прокуратуры в реабилитационных
мероприятиях 1939-1941 гг. на материалах Алтайского края
и Новосибирской области......................................647
Партийные органы
Колдушко А. А. Роль партийных органов в осуществлении массовых
репрессий в Свердловской области в 1937-1938 гг..............663
Смирнова И. Е. Отражение «кулацкой операции» в документах партийных органов Донецкой области..........................673
3. Региональные исследования Статистика
Жданова Г. Д. Статистический анализ реализации приказа № 00447
в Алтайском крае в октябре 1937 — марте 1938 г.................718
Патов С. А. Статистика приговоров тройки УНКВД
Западно-Сибирского края — Новосибирской области...........746
Никольский В. Н. «Кулацкая операция» НКВД 1937-1938 гг.
в украинском Донбассе и ее статистическая обработка...........785
Микроистория
Патов С. А. «Кулацкая операция» 1937-1938 гг. в Краснозерском
районе Западно-Сибирского края ..............................844
Шевырин С. А. Проведение «кулацкой операции» 1937-1938 гг.
в селе Кояново Пермского района Свердловской области.......861
Виноградова Е. Ю. «Кулацкая операция» в Вышневолоцком
и Фировском районах Калининской области ...................889
Об авторах
919
Памяти нашего друга и соавтора Рольфа Биннера мы посвящаем эту книгу.
Марк Юнге, Бернд Бонвеч и весь коллектив авторов
I. Оперативный приказ № 00447:
выполнение в провинции
Большой террор — или «большая чистка», как он именовался раньше в советском обиходе, — наложил свой отпечаток на восприятие сталинизма, начиная со времени московских показательных процессов 1936-1938 гг. При этом в центре внимания находились только преследования старых и новых партийно-государственных элит Советского государства1. Это было вполне понятно: именно представители элит выступали обвиняемыми не только на московских процессах, за которыми наблюдал весь мир, но и на других, едва ли замеченных внешним миром, показательных процессах и политических разбирательствах, состоявшихся на территории Советского Союза в 1936-1938 гг. На скамье подсудимых оказались тогда старые большевики и молодые партийные функционеры, руководители советской индустрии, транспорта и сельского хозяйства, государственные чиновники, военные, преподаватели вузов, инженеры, редакторы газет, писатели, представители интеллигенции в целом, которая тогда в большей или меньшей степени преследовалась открыто. Все они были осуждены по обвинению в мнимых антисоветских преступлениях — от государственной измены до антисоветской агитации — к расстрелу или лагерному заключению. Те из них, кому удалось выжить, своими воспоминаниями и рассказами создали для потомков картину Большого террора. В научных исследованиях видение Большого террора нашло отражение прежде всего в многократно издававшейся на многих языках работе Роберта Конквеста и было подкреплено в трудах Роя Медведева, Антона Антонова-Овсеенко и других советских историков2.
1 Использование термина «репрессии» вместо термина «преследования» должно рассматриваться критически, поскольку в этом случае как бы ретушируется активный аспект действий государства в пользу реактивного (ре-прессии).
Conquest R. The Great Terror, 1934-1938. London, 1968 (на немецком: Conquest R. Am Anfang starb Genosse Kirow. Diisseldorf, 1970; 2-е издание вышло в свет под заглавием «Der GroBe Теггог»: Munchen, 1992); Antonow-Owsejenko A. Stalin. Portrat einer Tyrannei. Munchen, 1984; Medvedev R. Let History Judge. The Origins and Consequences of Stalinism. Rev. ed. Oxford, 1989 (1-е издание на немецком: Medwedew R. A. Die Wahrheit ist unsere Starke. Geschichte und Folgen des Stalinismus / hrsg. von D. Joravsky, G. Haupt. Frankfurt, 1973).
13
Сложившаяся картина Большого террора теперь должна быть существенно дополнена так называемыми массовыми операциями 1937-1938 гг. Массовые операции (этот термин родился в стенах НКВД) из-за дефицита информации и узости источниковой базы были практически неизвестны вплоть до распада Советского Союза, поскольку осуществлялись в обстановке строжайшей тайны. К их числу относятся прежде всего «национальные операции», в ходе которых преследовались жившие в СССР иностранцы и представители национальных меньшинств — немцы, поляки, литовцы, греки и т.д.1, а также операции по выполнению приказа НКВД № 00447, т. е. репрессивная кампания против бывших «кулаков», уголовников и других так называемых антисоветских элементов, которая на жаргоне сотрудников НКВД именовалась «кулацкой операцией». Еще одно до сего момента практически не изученное звено массовых преследований, осуществленных внесудебными органами, образует деятельность «милицейских» троек. Они были созданы для «рассмотрения дел об уголовных и деклассированных элементах и о злостных нарушителях положения о паспортах» в мае 1935 г., но свою основную репрессивную активность начали проявлять начиная с августа 1937 г.2 Председателем «милицейской» тройки выступал обычно начальник соответствующего УНКВД или его заместитель, членами — областной прокурор, начальник УРКМ и начальники тех отделений милиции, которые готовили дела для
' Важнейшие публикации о преследовании национальностей: Охотин Н., Рогин-ский А. Из истории «немецкой операции» НКВД 1937-1938 гг. // Наказанный народ. Репрессии против российских немцев / ред.-сост. И. Л. Щербакова. М., 1999. С. 35-74; Петров Н. В., Рогинский А. Б. Польская операция НКВД 1937-1938 гг. // Репрессии против поляков и польских граждан / под ред. А. Э. Гурьянова. М., 1997. С. 22-43; Джуха И. Греческая операция. История репрессий против греков в СССР. СПб., 2006; Martin Т. The Affirmative Action Empire: Nations and Nationalism in the Soviet Union, 1923-1939. Ithaca, 2001.
2 См.: Rittersporn G. T. Extra-judicial Repression and the Courts: Their Relationship in the 1930s // Reformingjustice in Russia, 1864-1996. Power, Culture, and the Limits of Legal Order/ed. P. H. Solomon. New York, 1997. S. 207-227; ЮнгеМ., Биннер P. Милицейская тройка как социально-технологический фланг массовых репрессий // «Через трупы врага на благо народа». «Кулацкая» операция в Украине 1937-1938 гг. / сост. М. Юнге, Р. Биннер, С. Н. Богунов, Б. Бонвеч, О. А. Довбня, С. А. Кокин, Г. В. Смирнов, И. Е. Смирнова (готовится к изданию в 2009 г. в Киеве); История сталинского Гулага. Конец 1920-х — первая половина 1950-х годов. Т. 1: Массовые репрессии в СССР / отв. ред.: Н. Верт, С. В. Мироненко. М., 2004. С. 259-260; Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы: В 5 т. 1927-1939. Т. 5. Кн. 2: 1938-1939 / сост. В. Данилов, М. Кудюкина, Р. Ман-нинг и др. М., 2006. С. 556-557.
14
рассмотрения тройкой1. Максимальное наказание, которое имели право выносить милицейские тройки, составляло 5 лет лагерей.
Массовые преследования привели к тому, что отнюдь не представители элиты советского государства, а «простые» граждане, вплоть до членов маргинальных групп, численно составили самую значительную группу жертв Большого террора. Толчок к террору дал приказ № 00447 от 30 июля 1937 г. за подписью народного комиссара внутренних дел Н. И. Ежова. Это 15-страничный документ, который впервые с купюрами был опубликован в 1992 г. в профсоюзной газете «Труд» и «Московских новостях». Утвержденный Политбюро ЦК ВКП(б) 31 июля 1937 г., документ приказывал подвергнуть лагерному или тюремному заключению сроком на 8-10 лет или «высшей мере наказания» (расстрелу) бывших кулаков, уголовников, активистов религиозных общин, бывших членов политических партий, противников большевиков в Гражданской войне, а также казаков и бывших должностных лиц царской администрации. По сегодняшним оценкам, в рамках данной операции, продлившейся с августа 1937 г. до ноября 1938 г., осуждено почти 800 тыс. чел.: около половины — к расстрелу, другая половина — к длительным срокам заключения. Приговоры выносились в ускоренном порядке внесудебными органами — пресловутыми тройками, образованными на областном, краевом2 и республиканском уровнях. В их состав, как правило, входили начальник управления НКВД, первый секретарь обкома (крайкома) ВКП(б) или республиканского ЦК и областной (краевой, республиканский) прокурор.
Операция по приказу № 00447 вошла в число крупнейших бюрократически организованных государственных преступлений XX в.: с ее выполнением террор в Советском Союзе приобрел новое качество. Вместе с проводившимися сепаратно, но практически одновременно «национальными операциями», где в качестве внесудебной инстанции выступали так называемые двойки, и с деятельностью «милицейских» троек террор сделался поистине Большим3. Для изучения
Протокол милицейской тройки см. в книге: Массовые репрессии в Алтайском крае 1937-1938 / сост. Г. Д. Жданова, В. Н. Разгон, М. Юнге, Р. Биннер, Б. Бонвеч, В. И. Кутищев (готовится к изданию в 2009 г. в Барнауле). Очевидно, что функции председателя тройки могли быть возложены также на начальника краевого или областного управления милиции.
2 Край — термин, обычно применявшийся в СССР к областям, имевшим внешнюю границу, или к административно-территориальным единицам, включавшим автономные республики или области.
3 В случае с «двойкой» речь идет о комиссии из двух человек — начальника областного (краевого, республиканского) УНКВД и прокурора соответствующего административно-территориального образования. Важное формальное отличие «дво-
15
реализации приказа № 00447 авторы этой статьи несколько лет назад выступили инициаторами большого международного исследовательского проекта. Его цели и содержательные результаты представлены ниже.
1. Реализация приказа № 00447: исследовательский проект
Приказ № 00447 от 30 июля 1937 г. вверг Советский Союз в волны репрессий, которые, несмотря на большое число жертв, осуществлялись «при закрытых дверях», хотя их нельзя назвать и тайными в собственном смысле этого слова, так как имелось очень много посвященных лиц и соучастников преступления. Истинные причины осуществления этой «массовой акции» неясны. До сих пор отсутствуют источники, которые дали бы ответ о мотивах главных действующих лиц в Москве. Многие исследователи Советского Союза выбрали вполне легитимный путь и, опираясь на имеющиеся источники и известные факты, делают общие выводы о причинах и истинном смысле этого трудно поддающегося адекватной интерпретации явления. Авторы данного тома выбрали другой путь, направив свои усилия на изучение операции в более узком смысле: на основе многочисленных документов они попытались понять, каким образом операция, централизованно управляемая Политбюро и Народным комиссариатом внутренних дел СССР, реализовывалась подчиненными им учреждениями и органами на среднем и низшем уровнях, оставалась ли у чекистов собственная свобода действий, и если да, то по каким критериям и какими методами осуществляли они преследования и аресты, вели допросы и выносили приговоры, оказало ли это в какой-либо степени воздействие на результаты «массовой акции».
Авторы изучали пути и методы реализации приказа в различных регионах бывшего Советского Союза на основе предварительно выработанных одинаковых вопросов ко всем участникам проекта. В сферу исследования вошли Донецкая, Киевская, Калининская (Тверская), Новосибирская и Свердловская1 области, а также Алтайский край.
ек» от «троек» заключалось в том, что «двойки» не могли отдать приказ о приведении в исполнение их приговоров без предварительного одобрения последних т. н. Высшей двойкой, т. е. Комиссией НКВД и Прокурора СССР (наркомом внутренних дел СССР Н. И. Ежовым и Прокурором СССР А. Я. Вышинским). С этой целью в Москву на утверждение посылались т. н. альбомы, в которых так же, как и в протоколах «троек», содержались краткие обвинения в отношении обвиняемых и предложения о мере наказания.
1 Тематическая группа занималась изучением реализации приказа № 00447 преимущественно на территории Прикамья Свердловской области, т. е. на территории Пермской области, выделенной из состава Свердловской области в конце 1938 г.
16
Предполагалось, что такое географическое рассредоточение поможет высветить и региональную специфику, и общие черты изучаемого явления. Такой методологический подход предопределил сотрудничество с местными институтами и рабочими группами во всех исследуемых регионах. С украинской и российской стороны в осуществлении проекта были задействованы ученые восьми университетов и академических институтов1. При этом в проект были включены и архивы — не только как места хранения и поиска документов, но и в качестве исследовательских подразделений2. Таким образом, был найден способ, позволивший соединить в рамках регионов и за их пределами интересы исследователей и архивистов, плодотворно использовать специфические знания и опыт участников проекта.
Внимание акцентировалось на том, чтобы впервые систематически изучить историю организации и ход карательной акции: возникновение, проведение и завершение операции по приказу № 00447. Цель, которую проект не ставил и не мог поставить из-за дефицита источников, как уже говорилось выше, — исследовать причины, побудившие высшее политическое руководство СССР летом 1937 г. принять решение о проведении массовых преследований, а затем — 17 ноября 1938 г. — резко сменить курс и положить конец Большому террору. Для исследовательской стратегии проекта весьма важным был вопрос: повлияла ли специфика операции на местах (и насколько существенно в сравнении с намерениями московского центра) на ее результаты? Этот посыл исходил из рассуждений о том, что до сего времени интересы исследователей были направлены исключительно на рассмотрение приказа № 00447 из перспективы центральных руководящих инстанций партии и НКВД. Конкретное проведение акции оставалось неизученным, равно как в безвестности пребывали и ее жертвы. Таким образом, целью проекта стало изменение исследовательской перспективы, внимание исследователей заострялось
1 На Украине — Институт политических и этнографических исследований Национальной академии наук Украины (Киев) и Институт истории Украины Национальной академии наук Украины при Донецком национальном университете; в России — кафедра отечественной истории Тверского государственного университета, кафедра истории Гуманитарного республиканского института Санкт-Петербургского государственного университета, кафедра культурологии Пермского технического университета, Институт истории и археологии Уральского отделения Российской академии наук, Институт истории Сибирского отделения Российской академии наук (Новосибирск) и кафедра отечественной истории Алтайского государственного университета (Барнаул).
С украинской стороны в проекте приняли участие филиалы архива Службы безопасности Украины, с российской стороны — архив Информационного центра УВД Алтайского края, Отдел спецдокументации Управления архивного дела Алтайского края, архив Информационного центра УВД Кемеровской области и Государственный общественно-политический архив Пермской области.
17
на изучении реализации приказа и результатов акции «на местах», в провинциях Советского Союза. Это, в свою очередь, открывало возможность для того, чтобы освободить жертвы массовой операции от роли статистов, а голые цифры трансформировать в конкретных людей и человеческие коллективы. Перенесение центра тяжести исследования на изучение истории жертв в меньшей степени являлось актом исторического «пиетета», впрочем, вполне оправданного, если учесть, что речь шла о тысячах и тысячах репрессированных, находившихся в почти полном забвении. В большей степени подобный подход — необходимая предпосылка для анализа и понимания механизмов сталинского террора. В этом случае в поле зрения историка попадают и каратели1 приказа № 00447 или, по меньшей мере, их практические действия. Однако внимание в первую очередь уделялось не им.
При выборе регионов выдвигались определенные критерии: регионы должны были репрезентативно представлять «провинции» бывшего Советского Союза и отличаться друг от друга в экономическом, социально-демографическом, географическом и этническом отношении. Внимание обращалось на то, чтобы у исследуемых «провинций» был разный профиль: как места ссылки «кулаков» и других «врагов» советской власти, так и области, которые в меньшей степени затронуло это явление; промышленные и сельскохозяйственные области; центральные и приграничные местности СССР; регионы с национальными меньшинствами и без них. По меньшей мере одна область должна была относиться к европейской части РСФСР и одна — к «старому» промышленному району Урала2.
Рабочая гипотеза проекта выразилась в предположении, что при одинаковых исходных установках приказа центры тяжести при его выполнении в различных регионах были разными, иными словами: республиканские, краевые, областные и районные специфические осо
1 В немецкоязычной публикации материалов проекта используется введенный в научный оборот устоявшийся термин «Tater» (в английском языке: «perpetrators»). Данный термин в подобающей степени отображает активное и преступное участие в терроре «экзекуторов». Так как в русском языке нет аналогичного термина, для публикации на русском языке используется термин «каратели» (карательные органы), который до сих пор по идеологическим причинам применялся в СССР только в отношении карательных органов царской России и фашистской Германии. От использования терминов «исполнители» и «палачи» решено было отказаться, так как первый термин слишком подчеркивает исполнительный, а второй — эмоционально-моральный аспект.
2 При выборе «провинций» должны были учитываться и прагматические соображения. Так, к примеру, сложная общественно-политическая ситуация в мусульманских государствах — преемниках республик СССР — сделала проведение исследований в них весьма проблематичным. И в выбранных «провинциях» некоторые вопросы остались неизученными из-за ряда местных обстоятельств.
18
бенности существенно влияли на реализацию приказа и формирование групп репрессированных. В результате выбор пал на бывший Западно-Сибирский край, с 28 сентября 1937 г. разделенный на Новосибирскую область и Алтайский край1, Калининскую2 (Тверскую) и Свердловскую области3 в РСФСР, а также на Киевскую4 и Донецкую5 (Сталинскую) области соответственно в центральной и восточной Украине.
В каждом из выбранных для осуществления проекта регионе — республике, крае или области — была организована рабочая группа. Связь осуществлялась как между группами, так и между группами и центром руководства проектом (Москва и Бохум). Для всех рабочих групп был предложен широкий и устойчивый спектр тем, обязательный для исследования. Изучались категории преследуемых, роль партийных, советских и карательных органов, осуществлявших акцию:
1. бывшие «кулаки»;
2. «бывшие»: бывшие белые, царские чиновники, служащие царских карательных органов и жандармерии;
3. бывшие меньшевики, эсеры и анархисты;
4. заключенные тюрем и лагерей;
5. уголовные, «социально вредные» и «социально опасные» элементы;
6. члены религиозных общин;
7. участники локальных антикоммунистических восстаний 1918-1922 и 1930-1933 гг.;
8. каратели: органы НКВД, партия и прокуратура.
В сравнении с Калининской (Тверской) областью регион отличался малой плотностью населения, аграрный сектор существенно доминировал над находившейся еще на этапе становления индустрией (Кузбасс). К тому же Западная Сибирь являлась традиционным местом ссылки и отбывания наказания как для «кулаков», так и для политических заключенных. В Новосибирске находился административный центр края. Кроме того, Западно-Сибирский край и, соответственно, Алтайский край являлись ярко выраженными сельскохозяйственными, богатыми лесами, отдаленными регионами, а Алтайский край имел к тому же труднопроходимую границу с Монголией. 2
Калининская (Тверская) область, располагающаяся в непосредственной близости к Москве, имела большой аграрный сектор, выделялась наличием значительного комплекса военной промышленности. Традиционно на ее территории существовали сильные религиозные/церковные структуры. Область не была местом ссылки; являлась регионом коллективизации.
Свердловская область наряду с традиционной промышленностью имела сильно развитую химическую индустрию и являлась местом ссылки спецпереселенцев.
С 1934 г. административный центр Украины. Эта область имела большой аграрный сектор и значительную обрабатывающую промышленность, была центром Русской Православной Церкви Украины.
Донецкая (Сталинская) область была регионом развития тяжелой индустрии Украины (уголь и сталь), но также располагала значительным аграрным сектором.
19
Разработку тем взяли на себя члены рабочих групп, которые опирались на местные архивы и регулярно обменивались между собой информацией1. Через год была организована координационная встреча с участием немецкой стороны. После двух лет совместной работы во всех регионах, включенных в проект, прошли конференции с привлечением местных исследователей в качестве «супервизоров» и немецких историков. Подведение итогов состоялось на международной конференции 12-15 октября 2006 г. в Германском историческом институте (Москва) с участием всех рабочих групп и известных специалистов по Большому террору. На восьми секциях, работавших во время конференции, обсуждались проблемы, связанные с различными категориями преследуемых и ролью карательных органов. Деятельность каждой секции направлялась двумя историками, получившими международное признание: опираясь на собственные работы и различные методологические подходы, они критически анализировали доклады участников проекта, руководили отдельными рабочими группами и заключительной дискуссией. Их замечания нашли отражение в представленных в этом сборнике статьях2.
Результатом проекта стал ряд публикаций. Среди них выделяется сборник «Сталинизм в советской провинции, 1937-1938. Массовая операция на основе приказа № 00447». Во введении к сборнику подводятся общие результаты исследовательского проекта, основное место в книге занимают статьи участников рабочих групп из регионов осуществления проекта3. Этот сборник дополняют несколько томов документов, различных по тематике и географии.
Один из них — «Вертикаль Большого террора» — содержит важные документы, связанные с приказом № 00447: они извлечены из ранее изданных сборников и дополнены не публиковавшимися еще материалами из центральных и местных архивов. Опубликованные
1 Только рабочая группа в Перми предпочла работать по принципу вычленения социальных групп (рабочие и служащие).
2 В этой связи организаторы благодарят Сандру Дальке ( Sandra Dahlke) ( Гамбург), Михаэля Эллмана (Michael Ellman) (Амстердам), Грегори Фриза (Gregory Freeze) (Вальтхам, Массачусетс), Пола Грегори (Paul Gregory) (Хьюстон, Техас), Манфреда Хильдермейера (Manfred Hildermeier) (Геттинген), Марка Янсена (Marc Jansen) (Амстердам), Виктора Кириллова (Нижний Тагил), Сергея Кудряшова (Москва), Хироаки Куромия (Hiroaki Kuromiya) (Блумингтон, Индиана), Стефана Мерля (Stephan Merl) (Билефельд), Никиту Петрова (Москва), Стефана Плаггенборга (Stefan Plaggenborg) (Бохум), Лесли Энн Риммель (Lesley Ann Rimmel) (Стиллвотер, Оклахома), Давида Ширера (David Shearer) (Ньюарк, Делавэр) и Александра Ватлина (Москва).
Минимально сокращенное немецкое издание публикуется под заголовком: Stalinismus in der sowjetischen Provinz 1937-1938. Die Massenaktion aufgrund des operativen Befehls № 00447 / hg. von R. Binner, B. Bonwetsch, M. Junge (готовится к публикации в 2009 г.).
20
в этом томе сведения о подготовке, ходе и завершении операции в целях воссоздания максимально полной картины событий не ограничиваются только регионами, включенными в поле зрения проекта; введенные в научный оборот источники раскрывают механизм управления операцией со стороны московского партийного руководства и верхушки НКВД; так создается основа для более качественной оценки событий1.
Региональный уровень операции освещает подготовленный в Барнауле сборник под заглавием «Массовые репрессии в Алтайском крае»2. Здесь полностью представлены пять архивно-следственных дел3: речь идет о делах представителей важнейших целевых групп приказа № 00447 — «кулака», священника, уголовника, колхозника и рабочего. Другие документы сборника тематически подчинены этим делам.
Осуществление акции на Украине — на первом плане в сборнике «"Через трупы врага на благо народа". "Кулацкая операция" в Украине 1937-1938 гг.»4. Данный том, в название которого вынесены слова Н. С. Хрущева, произнесенные в 1937 г., — это обширное собрание ранее не публиковавшихся документов НКВД из архива Службы безопасности Украины. Чтобы читатель мог составить собственное мнение о ходе следствия, составители полностью публикуют два следственных дела, давая возможность на их примере понять механизм взаимодействия между центром и периферией, между республиканскими структурами и отдельными областями Украины — иногда вплоть до районного уровня. Завершает выпуск публикаций в рамках проекта сборник «Massenmord und Lagerhaft. Die andere Geschichte des Grofien Terrors»: это переведенные на немецкий язык важнейшие документы из трех вышеназванных документальных изданий5. В качестве самостоятельной работы, подготовленной в рамках проекта, вышла в свет книга Алексея Теплякова «Машина террора», в которой репрессии в Западной Сибири описываются в широком содержательном и временном контексте6.
1 Юнге М., Бордюгов Г. А., Биннер Р. Вертикаль Большого террора. История операции по приказу НКВД № 00447. М., 2008.
1 Массовые репрессии в Алтайском крае, 1937-1938 / сост. Г. Д. Жданова, В. Н. Разгон, М. Юнге, Р. Биннер, Б. Бонвеч, В. И. Кутищев (готовится к публикации в 2009 г. в Барнауле).
На основании нового архивного закона публикация архивно-следственных дел осуществлена без указания персоналий.
i «Через трупы врага на благо народа». «Кулацкая операция» в Украине 1937-1938 гг. / сост. М. Юнге, Р. Биннер, С. А. Кокин, Г. В. Смирнов, С. Н. Богунов, Б. Бонвеч, О. А. Довбня, И. Е. Смирнова (готовится к публикации в Киеве).
Binner R„ Bonwetsch В., Junge М. Massenmord und Lagerhaft. Die andere Geschichte des GroBen Terrors (готовится к публикации в 2009 г.).
Тепляков А. Г. Машина террора. ОГПУ-НКВД Сибири в 1929-1941 гг. М., 2008.
21
Инновацией проекта в отношении источников стало то, что реализация приказа № 00447 хорошо проиллюстрирована документами как в горизонтальной, так и в вертикальной перспективе. Это, конечно же, помогает читателям воспринимать весь материал, связанный с приказом № 00447, как «диалог», как взаимодействие центра и периферии, видеть события одновременно и «сверху», и «снизу», познавать характер действий участников операции и самого режима. «Финальные вопросы» о причинах и мотивах принятия на высшем уровне решений о начале и завершении операции, а также многочисленных решений, принятых в ее ходе, остаются без ответа, потому что в доступных исследователям документах они в лучшем случае затронуты лишь поверхностно. Несмотря на это, документы дают возможность узнать многое о характере действий участников операции, а также о характере самого режима.
Обычная метода публикации собраний документов заключается, как правило, в том, чтобы дать документам возможность «говорить самим за себя». Поэтому по сложившейся традиции документы лишь снабжаются скупым теоретическим введением и упорядочиваются хронологически в рамках определенной темы. Публикаторы выбрали для издания «своих» документов по Большому террору иной путь: хотя документы и упорядочены по тематико-хронологическому принципу, но каждая отдельная глава снабжена подробным введением, которое и позволяет документам «говорить». При этом авторы разъясняют исторический контекст обстоятельств, освещающихся в документах, устанавливают связи между отдельными источниками, указывают читателю на дополнительные архивные материалы и исследовательскую литературу, объясняют суть полемики в исследованиях. Целью здесь выступает не столько превалирование интерпретации, сколько достижение максимальной прозрачности.
2. Источники
Необходимой предпосылкой осуществления проекта были интенсивные архивные исследования. Тем не менее трудно переоценить значение для проекта в качестве информационной базы уже опубликованных, близких по теме собраний документов. Здесь необходимо указать на следующие многотомные сборники документов: «Трагедия советской деревни», «Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД...» и «История сталинского ГУЛАГа»1. Один
1 Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы: В 5 т. 1927-1939 / гл. ред. совет: В. Данилов, Р. Маннинг, Л. Виола и др. М., 1999-2006; Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД, 1937-1938. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государствен-
22
из томов «Трагедии советской деревни» содержит самое обширное собрание документов и статистику по «кулацкой операции». В весьма информативных комментариях сотрудники московского «Мемориала» Арсений Рогинский и Никита Охотин, много лет занимающиеся темой преследований, дополнительно ввели здесь в научный оборот ранее неизвестные архивные материалы, в то время как пионер историографии советского крестьянства Виктор Данилов во введении к многотомному исследованию разработал тему значения «кулацкой операции» для колхозной деревни1.
В случае с документами о приказе № 00447, уже опубликованными в вышеназванных сборниках, речь, как правило, идет о материалах московского центра. Отдельные документы с мест можно найти в региональных Книгах памяти жертв политических репрессий и зачастую в труднодоступных изданиях, опубликованных небольшими тиражами в республиках, краях и областях бывшего Советского Союза2. Большую помощь исследователям оказывают библиотеки общества «Мемориал» и Музея и общественного центра «Мир, прогресс, права человека» имени Андрея Сахарова (Москва), которые располагают почти полным комплектом Книг памяти и целенаправленно собирают местные публикации по интересующей нас теме3. Правда, уже вышедшие в свет документальные публикации содержат незначительное количество источников и информации об операции по приказу № 00447 на региональном и местном уровнях4, о взаимо
ной власти / сост. В. Н. Хаустов, В. П. Наумов, Н. С. Плотникова. М., 2004; Лубянка. Сталин и НКВД - НКГБ - ГУКР «Смерш». 1939 - март 1946. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти / сост. В. Н. Хаустов, В. П. Наумов, Н. С. Плотникова. М., 2006; История сталинского ГУЛАГа. Конец 1920-х — первая половина 1950-х годов. Т. 1. Массовые репрессии в СССР/ отв. ред. Н. Верт, С. В. Мироненко. М., 2004.
1 Речь идет о пятом томе, опубликованном в двух книгах.
2 Особенно содержательна публикация казанского историка Алексея Степанова: Расстрел по лимиту. Из истории политических репрессий в ТАССР в годы «ежовши-ны». Казань, 1999.
3 www.memo.ru; www.sakharov-center.ru. Перечень вышедших на местах публикаций (до 2003 г.) опубликован в составленной Р. Биннером, М. Юнге и Т. Мартином библиографии. См.: Юнге М., Биннер Р. Как террор стал «Большим». М., 2003. С. 322-348.
4 Для регионов осуществления проекта см.: Жертвы политических репрессий в Алтайском крае. Т. 3. Ч. 1-2: 1937 / сост. Ю. А. Вислогузов, Н. И. Разгон. С. Г. Щеглов, Г. Н. Безруков и др. Барнаул, 2002; Т. IV: 1938 - июнь 1941 / сост. Ю. А. Вислогузов, Н. И. Разгон. С. Г. Щеглов, Г. Н. Безруков и др. Барнаул, 2002; Т. VII: 1920-1965 / сост. П. К. Карасев, В. Н. Кутищев, Г. Н. Безруков и др. Барнаул, 2005; Книга памяти жертв политических репрессий в Новосибирской области. Вып. 1 / редкол.: В- Н. Денисов, С. А. Красильников, С. А. Папков и др. Новосибирск, 2005; Вып. 2 / °тв. ред. с. А. Папков. Новосибирск, 2008; Боль людская. Книга памяти томичей,
23
отношениях между центром и периферией1. Материалы же о жертвах даются лишь в извлечениях2.
Естественно, что настоятельной задачей всех участников проекта стала компенсация имеющегося дефицита источников. Для ее реализации были выбраны края и области, в которых архивы ФСБ уже передали значительную часть своих дел на хранение в государственные архивохранилища. Отсутствие же недоступных для исследователей документов, содержащих важнейшую информацию о приказе № 00447 и по-прежнему хранящихся в архивах ФСБ, было в определенной степени восполнено благодаря практически беспрепятственному доступу в архив Службы безопасности Украины (СБУ) и за счет использования отдельных документов из архивов ряда регионов бывшего СССР3.
Участвовавшие в проекте исследователи, без сомнения, использовали все виды опубликованных и неопубликованных источников для решения поставленных задач. В поле их зрения находились следственные дела, которые оформлялись органами НКВД на региональном и местном уровнях в рамках реализации приказа № 00447. В соответствии с положениями действующего в России с 2006 г. нового закона об архивах возможность получить доступ к этим делам практически сведена к нулю. Но так как исполнители проекта приступили к исследованиям по «кулацкой операции» еще в 2001 г., т. е. до вступления
репрессированных в 30-40-е и начале 50-х годов. Т. 1-5 / сост. В. Н. Уйманов. Томск, 1991-1999; Годы террора. Книга памяти жертв политических репрессий. Т. 1-4 / отв. за выпуск А. Суслов. Пермь, 2003-2005; Реабштоваш icTopieio. Донецька область. У двадцяти семи томах / ред. колепя Ю. 3. Тронько, Ю. 3. Данилюк, О. П. Реент. Кит; Донецьк, 2004.
1 Исключение для Тверской (Калининской) области составляет: Книга памяти жертв политических репрессий Калининской области. Мартиролог 1937-1938 / гл. ред. Е. И. Кравцова. Т. 1-2. Тверь, 2001; От ЧК до ФСБ. 1918-1998. Документы и материалы по истории органов госбезопасности Тверской области / сост. В. Л. Смирнов, Л. В. Борисов, М. В. Цветкова. Тверь, 1998. Для Алтайского края см.: Этноконфес-сия в советском государстве. Меннониты Сибири в 1920-1980-е годы. Аннот. перечень архивных документов и материалов. Избр. документы / сост. А. И. Савин. Новосибирск; СПб., 2006.
2 Политические репрессии в Прикамье. 1918-1980 гг. Сб. документов и материалов / сост. О. Л. Лейбович, М. А. Иванова, Л. А. Обухов, М. Г. Нечаев и др. Пермь, 2004; 1936-1937. Конвейер НКВД. Из хроники «большого террора» на томской земле. Сб. документов и материалов / сост. Б. П. Тренин. Томск, 2004; 1937-1938 гг. Операции НКВД. Из хроники «большого террора» на томской земле. Сб. документов и материалов / сост. Б. П. Тренин. Томск, 2006.
По состоянию на 2008 г. доступ в архивы ФСБ РФ для российских историков предоставляется только в исключительных случаях, для иностранных исследователей он практически невозможен.
24
в силу соответствующего закона, им удалось получить следственные дела жертв приказа № 00447. Количество сохранившихся в архивохранилищах бывшего СССР дел составляет многие сотни тысяч. На каждого человека, арестованного на основании приказа № 00447, как и в случае с «обычными» арестами, сотрудники НКВД или милиции должны были завести следственное дело. Дело — это своего рода иллюстрация процесса следствия — от ордера на арест, домашнего обыска и ареста до осуждения: оно содержит справки различных органов власти, прежде всего сельского совета или работодателя; в нем подшиты протоколы допросов, показания свидетелей, обвинительное заключение, приговор, справка о расстреле или заключении в лагерь.
Но история пожелала, чтобы на этом следственные дела жертв не были закончены. Они зачастую содержат, как уже упоминалось, документы более поздних реабилитационных процедур, большей частью протоколы допросов свидетелей и сотрудников карательных органов в «хрущевское» время. В редких случаях в делах можно найти документы о реабилитации или доследовании в 1939-1941 годах.
Строго говоря, в случае с архивно-следственными делами речь идет о документах, в которых жертвы рассматриваются преимущественно глазами карателей. Ведь жертвы операции были в основном «простыми» людьми, не получившими порой и минимального образования; только в исключительных случаях в делах зафиксированы их собственноручные автобиографические данные. Большинство осужденных вообще не имели возможности каким-либо образом высказать свое мнение. В делах нет личных писем, приватных бумаг, или же они не сохранились1. Тем не менее архивно-следственные дела содержат и правдивую информацию, которая, к примеру, наличествует в регулярно подшивавшихся к делу жалобах лагерников в прокуратуру. В них обстоятельства дела, как правило, описываются подробно, с деталями, содержатся просьбы о пересмотре. В делах есть и ходатайства членов семей, адресованные прокуратуре.
Архивно-следственные дела изучались участниками рабочих групп в соответствии с вышеназванными специфическими темами (целевые группы жертв и роль карателей). Для того чтобы в отношении каждой группы жертв получить дифференцированную и вместе с тем убедительную картину, каждым из членов рабочих групп исследо
В Книгах памяти опубликовано небольшое количество коротких воспоминании лиц, осужденных «кулацкой» тройкой. См.: Судьба человека, которому «везло». Воспоминания Дмитрия Павловича Белецкого о сталинских лагерях, записанные его бывшим односельчанином // Книга памяти жертв политических репрессий Амурской области. Т. 2. Благовещенск, 2003. С. 460-467. См. также: Мемуары о политических репрессиях в СССР, хранящиеся в архиве общества «Мемориал». Аннот. каталог. Вып. 1. М., 2007.
25
валось, с одной стороны, возможно большее количество архивно-следственных дел (не менее 50 по каждой группе); с другой стороны, путем равномерного распределения выборки дел на весь период осуществления преследований достигалась уверенность в том, что возможные изменения в ходе массовой операции не остались незамеченными. Изучение роли карателей осуществлялось как при помощи архивно-следственных дел, так и на основании других материалов НКВД, прокуратуры и партии, хранящихся в региональных и центральных архивах.
Применительно к процессу следствия был разработан ряд направляющих вопросов, которые легли в основу при обработке дел:
1. Что служило документальной базой для начала следствия: регистрационные записи и дела, уже имевшиеся в НКВД (учеты и дела-формуляры), специальные запросы НКВД и милиции в адрес различных учреждений, партийных инстанций и т. д. или доносы?
2. От кого исходила инициатива ареста?
3. Пользовались ли карательные органы и местные власти возможностью устранить с помощью приказа нарушителей общественного спокойствия или иных нежелательных личностей?
4. Какие стереотипы поведения можно установить на основе следственных дел, особенно применительно к бывшим «кулакам»? Как они попали после ссылки или заключения в свою бывшую деревню или в то место, где были арестованы? Каким был их социальный и профессиональный статус к моменту ареста? Какую роль играло в рамках преследований требование о возврате реквизированной собственности или предъявление претензий на восстановление в старых правах?
5. Как соотносились друг с другом субъективные и объективные причины преследований, т. е. принадлежность к определенной категории преследуемых или к социальной категории и поведение, заслуживающее — по советским критериям — наказания?
6. Были ли аресты целенаправленными?
7. В какой степени были формализованы следственные процедуры?
8. Есть ли доказательства манипулирования протоколами допросов и показаниями свидетелей?
9. В чем проявлялось сотрудничество НКВД, местных элит и населения?
10. Было ли признание вины арестованными предпосылкой осуждения, какую роль играли пытки как средство достижения признания?
26
11. Кто выступал свидетелем против обвиняемого/подсудимого, были ли «купленные» или «штатные» свидетели, которые — по каким бы то ни было причинам — выступали регулярно по разным делам?
12. Что можно сказать о сотрудниках НКВД, которые вели следствие?
13. Есть ли различия в оформлении следственных дел в разных регионах?
Эти «направляющие» вопросы помогли участникам рабочих групп сравнить и обобщить полученные ими результаты обработки источников. Правда, в источниках не было ответов на все вопросы. Так, своеобразный дефицит источников проявился в том, что они практически не содержали достоверной информации о событиях, приведших к аресту. Только в отношении следствия, уже после ареста, дела начинают «говорить». Тем не менее авторы надеются, что сделанные ими обобщения опираются на достоверный документальный фундамент.
3. «Обвинительный материал» против НКВД
Наиболее используемыми источниками для реконструкции и оценки массовых преследований в исследованиях традиционно выступают следственные материалы прокуратуры, протоколы допросов и очных ставок чекистов, а также приговоры в отношении сотрудников НКВД, вынесенные Военной коллегией Верховного суда СССР или военными трибуналами войск НКВД соответствующих республик, краев и областей в 1938-1941 гг. и в ходе хрущевской десталинизации. К ним следует добавить оправдательные письма и жалобы чекистов и милиционеров, адресованные партийному руководству и прокуратуре и зачастую направленные уже из заключения. Для реконструкции событий привлекаются и материалы собраний ячеек ВКП(б) органов госбезопасности и милиции, состоявшихся после ноября 1938 года1.
Эти источники содержат ценную информацию о структуре и фактическом ходе массовых операций. Такие материалы возникли в два различных, но связанных между собой периода времени. Сначала речь шла об уголовном расследовании мнимого заговора и преступлений народного комиссара внутренних дел Ежова и его многочисленных «сообщников» в органах НКВД и милиции различного уровня. Эти
См. протоколы собраний сотрудников УНКВД в Сталино, Харькове, Киеве и Молдавской АССР, а также отсылки на другие архивные документы, опубликованные в сборнике «Через трупы врага на благо народа».
27
следственные процедуры начались сразу же по завершении массовых операций 17 ноября 1938 г.1 После нападения Германии на Советский Союз 22 июня 1941 г. они были до известной степени прекращены. Арестованные сотрудники НКВД, как правило, освобождались с обоснованием, что в военных условиях уголовное преследование в их отношении является «нецелесообразным», и направлялись на фронт в разведывательно-диверсионные группы и штрафные роты2.
* Большое количество подобных допросов и выдержек из материалов следствия, относящихся к первому периоду, опубл.: Этноконфессия в советском государстве. С. 430-483; Массовые репрессии в Алтайском крае, 1937-1938. См. также: Протокол очной ставки между бывшим начальником УНКВД УССР по Винницкой области Ко-раблевым и свидетелем Л. Н. Шириным. 20 сентября 1940 г. // «Через трупы врага на благо народа». Материалы приговоров в отношении сотрудников НКВД и милиции периода массовой операции до сего момента могут быть доступны исследователям только в исключительных случаях. См.: Приказ № 211 народного комиссара внутренних дел УССР о приговоре военного трибунала по делу группы работников Чигирин-ской раймилиции Чижова и других. 27 августа 1938 г. // «Через трупы врага на благо народа».
2 См., к примеру, биографию Иванова Федора Николаевича (1905-?). Полковник (1948). Чл. компартии в 1930-1953 гг. Уроженец Томской губ. Из крестьян, русский, образование среднее. Техник-товаровед, в 1930-1931 гг. зав. торготделом новосибирского горпотребсоюза, зав. ОК Союзмаслопрома. В 1931-1936 гг. работник ЭКО ПП ОГПУ - УНКВД ЗСК. 19 декабря 1932 г. награжден браунингом от ЗСКИК, в 1933 г. «за беспощадную борьбу с контрреволюцией» награжден наганом. С 1936 г. нач. ЭКО Сталинского ГО УНКВД ЗСК, мл. лейтенант ГБ. С июня 1937 г. нач. 6-го отделения и одновременно зам. нач. КРО УНКВД ЗСК, с августа 1937 по январь 1941 г. врид нач. и нач. КРО УНКВД НСО, ст. лейтенант ГБ. 19 апреля 1941 г. арестован за нарушения законности. Освобожден 26 июля 1941 г. «по мотивам нецелесообразности привлечения к уголовной ответственности в условиях военного времени». Отправлен на фронт, где был нач. особого отдела НКВД 22-й танковой бригады; участник обороны Москвы. В 1942-1946 гг. нач. особого отдела и отделения контрразведки Смерш Томского гарнизона, подполковник; активно фабриковал дела на военнослужащих. За «извращения в агентурно-следственной работе» руководство Смерш 3CBO в 1944 г. несколько раз ставило перед В. С. Абакумовым вопрос об увольнении Иванова, но без успеха. В 1946-1950 гг. нач. КРО УМГБ по Саратовской обл., полковник. С 1950 г. нач. отдела охраны МГБ ст. Львов Львовской ж. д., уволен из МГБ 8 октября 1952 г. по служебному несоответствию. Инженер паровозной службы в управлении Львовской ж. д., арестован 10 октября 1955 г. и 19 апреля 1958 г. ВТ СибВО в Новосибирске осужден по ст. 58-7 УК за участие в репрессиях на 10 лет ИТЛ (только по 42 сфабрикованным Ивановым в 1937-1938 гг. делам было выявлено 1 226 незаконно арестованных, из которых 1 110 расстреляно). Сведения А. Г. Теплякова. Но компрометирующая информация в отношении освобожденных чекистов собиралась и далее. См.: Письмо быв. заместителя нач. Бийского городского отдела НКВД Ф. Н. Крюкова зам. нач. отдела кадров УНКВД по Алтайскому краю С. Е. Самойлику по вопросу руководства массовыми операциями против к-р. кулацкого и другого к-р. элемента. 6 сентября 1941 г. // Отдел спецдокументации
28
Существовал ли официальный приказ, который требовал прекращения преследований в отношении проштрафившихся чекистов и сотрудников милиции, неизвестно1. Возможно, здесь, как и во многих других случаях, действия предпринимались на основании «сигналов» сверху, без какого-либо прямого приказа.
Допросы и осуждения сотрудников НКВД в довоенный период осуществлялись военными трибуналами войск НКВД соответствующих краев и областей и, как правило, основывались на расследованиях прокуратуры по фактам нарушения «социалистической законности». Напротив, арестованный руководящий персонал краевых и областных управлений НКВД осуждался в Москве Военной коллегией Верховного суда СССР2.
Многие чекисты, попавшие под подозрение или уже осужденные, направляли письма в высокие инстанции или непосредственно руководителям партии и правительства с просьбой о помиловании. Один из наиболее известных примеров подобной практики — письмо П. А. Егорова, адресованное в декабре 1938 г. И. В. Сталину3. Егоров
управления архивного дела администрации Алтайского края (далее — ОСД У АД АК). Ф. Р. 2. On. 7. Д. 8155/1. Л. 79-80; Очная ставка Перминов - Юркин от 21 ноября 1941 г. о телеграмме Ежова о ликвидации эсеровского подполья. 21 ноября 1941 г. // ОСД УАД АК. Ф. Р. 2. Оп. 7. Д. 5700/8. Л. 189-192. Благодарим Андрея Савина за указание на последний документ. См. также: Протокол допроса свидетеля Васильева Ивана Михайловича от 3 февраля 1945 г. // ОСД УАД АК. Ф. Р. 2. Оп. 7. Д. 8155/1. Л. 76-77. См. также соответствующие материалы: Массовые репрессии в Алтайском крае, 1937-1938.
1 Известно, что в декабре 1941 г. Л. П. Берия обратился к Сталину с просьбой в связи с нехваткой кадров на фронтах освободить из заключения 1 610 чекистов, отбывавших наказание главным образом за нарушения законности. См.: Лубянка. Сталин и НКВД — НКГБ — ГУКР «Смерш». С. 563. (Указание на документ А. Г. Теп-лякова.)
2 Персональный состав военных трибуналов войск НКВД состоял из одного профессионального юриста из структуры НКВД, двух заседателей — также из НКВД — и секретаря. См.: Копия приговора в отношении И. В. Овчинникова [быв. начальника Прокопьевского, затем Томского ГО НКВД]. Приговор именем СССР. 24 марта 1941 г.// Боль людская. Т. 5. Томск, 1999. С. 150-152. По вопросу осуждения руководящего персонала НКВД см.: Показания бывших сотрудников УНКВД по Алтайскому краю при рассмотрении их дел Военной коллегией Верховного суда СССР от 27-29 мая 1941 г. // ОСД УАД АК. Ф. Р. 2. Оп. 7. Д. 5700/8. Л. 288-290. (Указание на документ А. И. Савина.)
Арестованный уже в январе 1938 г. и впоследствии осужденный Егоров после 17 ноября 1938 г. быстро сориентировался в том, что царит новая политическая конъюнктура. Кроме того, его информация была использована для того, чтобы устранить других сотрудников НКВД, к которым также относился И. В. Овчинников. См. предыдущие сноски.
29
с начала операции по приказу № 00447 был начальником Особого отдела 78-й стрелковой дивизии в Томске и одновременно начальником Особого отдела Томского ГО НКВД1.
Второй период расследований и осуждений персонала НКВД охватывает время десталинизации, начавшейся после смерти Сталина в марте 1953 г. и закончившейся со смещением Н. С. Хрущева в октябре 1964 г. В это время проводилась реабилитация осужденных в 1937-1938 гг., в связи с чем прокуратура провела новые допросы сотрудников НКВД, часть из них была отдана под суд2. Документы реабилитационных процедур вошли в следственные дела в качестве приложений. Среди них, но только в извлечениях, — материалы судебных разбирательств и допросов сотрудников НКВД3. Полные материалы военных трибуналов войск НКВД по-прежнему под замком, доступ к ним может быть получен только в порядке исключения.
С помощью названных документов возможно получить информацию о внутреннем состоянии органов НКВД, иерархии инстанций и сотрудников, степени взаимовлияния центра и периферии, а также о механизме арестов и ведения следствия. У этой источниковой базы существенный недостаток: ее документы представляют версию событий, изложенную сотрудниками карательных органов, зачастую
1 Письмо бывшего чекиста, заключенного Усть-Вымского ИТЛ П. А. Егорова И. В. Сталину с просьбой о помиловании. 20 декабря 1938 г. // История сталинского ГУЛАГа. Т. 1. Массовые репрессии в СССР. М., 2004. С. 313-325. Особые отделы при воинских частях в 1930-е гг. «обслуживали» исключительно военнослужащих данной части, следя за их благонадежностью, настроениями, антисоветскими проявлениями, а также собирали данные об их быте, недостатках в снабжении, военной подготовке и пр. Территориальные особые отделы наблюдали не только за гарнизоном в данном городе, но и за контрреволюционными «повстанческими» проявлениями гражданского населения, а также за военизированными структурами: милицией, пожарными, Осоавиа-химом и т. д., вербуя среди них агентуру. (Данные А. Теплякова и В. Золотарева.)
2 О том, в каких масштабах при Хрущеве осуществлялись допросы и проводились судебные разбирательства в отношении сотрудников НКВД, — см. данные КГБ СССР, обнародованные В. А. Крючковым 14 июля 1989 г. на сессии Верховного Совета СССР. В 1954-1957 гг. за грубые нарушения законности были привлечены к уголовной ответственности 1 342 сотрудника НКВД — МГБ (из них небольшое число руководящих работников расстреляно), а 2 370 чел. понесли наказание по административной и партийной линии. См.: КГБ лицом к народу: Сб. интервью и материалов выступлений председателя и заместителей председателя КГБ СССР. М., 1990. С. 30. (Сведения А. Г. Теплякова.)
3 Выписка из протокола судебного заседания военного трибунала войск НКВД Киевского округа по делу бывшего начальника IV отдела УНКВД по Одесской области В. Ф. Калюжного. 23-26 декабря 1940 г. // Одесский мартиролог. Т. 3 / сост. Л. Г. Белоусова, Е. М. Голубовский, А. В. Гонтар и др. Одесса, 2005. С. 616-617; Заключение НКВД УССР по делу бывшего начальника Зельского РО НКВД Л. С. Леонтьева и оперуполномоченного В. А. Балабина // Там же. С. 614-616.
30
ставшими уже жертвами1. Без критического подхода к такой группе источников и без использования дополнительных документальных материалов, позволяющих внести коррективы прежде всего в следственные дела, исследователи зачастую рискуют сделать недифференцированные и ложные выводы2. Это касается в особенности двух утверждений, широко распространенных в литературе: 1) следственные дела, как правило, фальсифицировались, а показания от арестованных добывались под пытками3; 2) в аппарате НКВД не верили всерьез, что аресту подвергаются истинные шпионы и вредители, и были принуждены проводить бессистемные аресты4.
Материалы следственных дел и расследований преступлений НКВД, предпринятых прокуратурой после 17 ноября 1938 г., а также противоречивая информация из показаний сотрудников НКВД дают основание усомниться в однозначности первого тезиса5. Возможно, в отношении «мелких рыбешек», «низовки» операции по приказу № 00447, в зависимости от принадлежности к целевой группе, фальсификация и пытки применялись гораздо в меньшей степени, чем это было принято считать до сих пор6. Нельзя забывать и о региональной специфике. Так, при изучении около 100 следственных дел в архивах Калининской области возникает впечатление, что существовала определенная иерархия жертв операции. В случае с «церковниками», членами бывших социалистических партий или же им симпатизирующими и «белыми» пытки и фальсификации применялись в боль
1 Это также касается материалов партийных собраний сотрудников областных управлений НКВД.
2 Размышления по поводу критики источников см. в настоящем томе: Суслов А. Б. Трудпоселенцы — жертвы «кулацкой операции» НКВД в Пермском районе Свердловской области.
3 См.: Лейбович О. Л. «Кулацкая операция» на территории Прикамья в 1937— 1938 гг. // «...Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937-1938 гг. / сост. О. Л. Лейбович, А. И. Казанков, А. Н. Кабацков. Пермь, 2006. С. 15-60; Станков-ская Г. Ф., Лейбович О. Л. Роль НКВД в массовой операции и в проведении «кулацкой операции» в Прикамье // Там же. С. 239-276; Хаустов В., Самуэльсон Л. Сталин, НКВД и репрессии 1936-1938 гг. М., 2009. С. 277.
4 Ватлин А. Ю. Террор районного масштаба: «массовые операции» НКВД в Кунцевском районе Московской области 1937-1938 гг. М., 2003. С. 110-119.
5 См. в особенности: Письмо В. Д. Качуровского секретарю Новосибирского обкома ВКП(б) Г. А. Боркову о проведении массовых операций в Новосибирской области. 14 апреля 1939 г. // Юнге М., Бордюгов Г. А., Биннер Р. Вертикаль Большого террора. С. 449.
6 См., в частности, подробно комментированное следственное дело: Юнге М., Бордюгов Г. А., Биннер Р. Вертикаль Большого террора. С. 352. Также см. разбор дела приходского священника Михаила Александровича Козухина: Binner R., Junge М. Vernichtung der orthodoxen Geistlichen in der Sowjetunion in den Massenoperationen des GroBen Terrors 1937-1938 //Jahrbucher for Geschichte Osteuropas. 2004. Bd. 52. № 4. S. 526-531.
31
шей мере, чем в случае с «кулаками», колхозниками, служащими и уголовниками, которые и составляли большую часть арестованных и осужденных. То обстоятельство, что в Калининской области и Молдавской АССР от жертв не добивались в обязательном порядке признательных показаний, подчеркивает необходимость дифференцированного подхода к оценке материалов.
Что касается второго тезиса о том, что сотрудники НКВД оказались марионетками и жертвами центрального руководства, — материалы, имеющиеся в распоряжении российских и украинских участников проекта Алексея Теплякова, Вадима Золотарева и Олега Лейбовича, свидетельствуют: аппарат НКВД также действовал в полном сознании того, что он служит на благо системы1. Подобную позицию можно охарактеризовать скорее как «каратели по убеждению», но не как «каратели по принуждению». «...Мы — я, весь основной состав, работали не покладая рук, с чувством гордости и понимания того, что на нас была возложена великая историческая миссия расчистить путь к коммунизму от шпионского, право-троцкистского мусора», — писал с обезоруживающей открытостью В. Д. Качуровский, сотрудник УНКВД по Новосибирской области, позже уволенный из органов НКВД за «перегибы»2.
Сотрудники НКВД использовали зачастую с большим энтузиазмом, как свидетельствуют документы, предоставленный им карт-бланш наконец-то посчитаться с теми «элементами», которых до «кулацкой операции» им не так-то легко было привлечь к ответственности. Качуровский формулирует это так: «Воодушевленный общим настроением, мне хотелось быть в шеренге передовых, быть таким же орлом»3. При этом в массовом порядке осуждались люди, чья вина не была доказана, как это установила прокуратура в ходе расследования 1939 г.4 Факторами, способствовавшими формированию «палачей-энтузиастов», как подчеркивают Александр Ватлин и Алексей Тепляков, были низкий
Объяснение начальника Первомайского районного отдела НКВД Я. В. Зисли-на на имя заместителя начальника отдела кадров УНКВД по Одесской области Бенде от 29 января 1938 г. // Золотарев В. А. Особенности работы УНКВД по Харьковской области во время проведения массовой операции согласно приказу НКВД СССР № 00447 в 1937 г. (см. его статью в настоящем сборнике); Протокол очной ставки бывшего нач. УНКВД по Винницкой области И. М. Кораблева и Л. Н. Ширина. 20 сентября 1940 г. // «Через трупы врага на благо народа».
2 Письмо В. Д. Качуровского секретарю Новосибирского обкома ВКП(б) Г. А. Бор-кову о проведении массовых операций в Новосибирской области. 14 апреля 1939 г. // Юнге М, Бордюгов Г. А., Биннер Р. Вертикаль Большого террора. С. 449.
3 Там же.
i Докладная записка военного прокурора войск НКВД Туркменского погранокру-га Кошарского. 23 сентября 1939 г. // Там же.
32
уровень образования, привычка к абсолютному послушанию, страх быть самим репрессированными, т. е. прессинг и приспособление, психические девиации, безнаказанность, система привилегий, клано-вость чекистов и длительная традиция репрессивной практики1.
Вышеназванные источники необходимо использовать с осторожностью еще и потому, что они в большой степени подверглись ин-струментализации и воздействию со стороны государства: партийная и государственная верхушка использовала в конце 1930-х гг. огульные обвинения в массовых пытках, фальсификациях и «арестах ни в чем не повинных людей», как гласила стандартная формулировка, для того чтобы возложить единоличную ответственность за «перегибы» и «нарушение социалистической законности» исключительно на НКВД и тем самым замаскировать главную роль партии и государства в репрессиях. Таким образом, речь в первую очередь шла о политической легитимации мероприятий, направленных против НКВД, а не о расследовании собственно преступлений. При этом здесь ни в коем случае не оспаривается факт применения пыток и фальсификаций в ходе «кулацкой операции», тем более что даже угроза применения пыток и обычные для периода операции нечеловеческие условия содержания арестованных в переполненных тюрьмах с полным правом также могут расцениваться как пытки. Речь идет лишь о том, чтобы обратить внимание на то, что обвинение в пытках и фальсификациях также использовалось как инструмент, чтобы переложить всю вину за преступления на карательные органы. До сего момента это обстоятельство не находило своего отражения в исследованиях из-за специфической источниковой базы, или же ему уделялось недостаточное внимание. Показания сотрудников НКВД практически никогда не подвергались проверке на достоверность. К сожалению, в исследованиях зачастую с этими показаниями обходятся так, будто только благодаря им теперь становится известна истинная правда о деятельности НКВД — такая, как аресты по данным адресных бюро и т. д.2
Некритичное восприятие показаний чекистов, позиций НКВД и прокуратуры таит в себе еще одну опасность, а именно упустить из виду другую, замаскированную, цель массовых преследований, конкретнее — то, что в 1937-1938 гг. смертью и длительным лагерным заключением каралось повторное незначительное отклонение от трактуемого все более узко кредо лояльности по отношению к режиму. Таким образом, органам НКВД часто совсем не требовались фальси
Ватлин А. Ю. Террор районного масштаба. С. 110-119. См. статью в настоящем
сборнике: Тепляков А. Г. Органы НКВД Западной Сибири в «кулацкой операции»
1937-1938 гг. 2
Ватлин А. Ю. Следственные дела 1937-1938 гг. // Бутовский полигон. Книга памяти жертв политических репрессий. М., 2004. С. 184.
33
фикация и пытки для того, чтобы установить наличие состава преступления. В материалах прокуратуры только мимоходом указывается на то, что для ареста и осуждения на смерть или длительное лагерное заключение отдельных людей или целых групп было достаточно минимального компрометирующего материала. Исходя из этого, можно сделать вывод: и после прекращения массовых операций органы власти не видели действительной проблемы в применении преступных следственных методов и процедур. Поэтому следует признать как само собой разумеющееся, что показания чекистов, арестованных после окончания массовых операций, в которых изобличались преступления органов НКВД в ходе «кулацкой операции», в принципе получались теми же самыми методами, как и показания тех людей, которых те же самые чекисты незадолго перед этим арестовывали, допрашивали и приговаривали. Одно лишь то, что жертвы массовых преследований реабилитировались или амнистировались в 1939-1941 гг. только спорадически, обязывает нас быть объективными и не освобождать от ответственности за содеянное ни НКВД, ни партию и государство, ни общество.
Итак, как правило, в случае с имеющимися источниками о нарушениях «социалистической законности» речь идет о таких документах, в которых события описываются с точки зрения карателей, и они требуют соответствующего подхода. Доступ же к источникам, в которых сильнее отражено видение событий с точки зрения жертв, напротив, становится все проблематичней. Это касается в особенности следственных дел людей, осужденных в рамках приказа № 00447. Такие документальные свидетельства государственного насилия в последние годы были доступны лишь в немногих государственных архивах и сейчас снова оказались «защищенными» от исследователей высокими бюрократическими барьерами. Гораздо большая часть подобных документов по-прежнему хранится в архивах ФСБ, недоступная общественности.
Еще в 1957 г. заведующий Отделом агитации и пропаганды ЦК КПСС Д. Т. Шепилов выдвинул лозунг, актуальный и поныне: «Самое важное, что партия практически уже устранила беззакония, исправила допущенные нарушения. Сейчас надо не писать историю, а делать ее»1. Полностью в соответствии с этой установкой в 2006 г. Министерством юстиции Российской Федерации был разработан и зарегистрирован архивный закон, который под предлогом «защиты тайны личной жизни» препятствует научному использованию архивно
1 Последняя «антипартийная» группа. Стенографический отчет июньского (1957 г.) Пленума ЦК КПСС // Исторический архив. 1993. № 3-6. С. 44. См. по поводу контекста: Юнге М. Страх перед прошлым. Реабилитация Н. И. Бухарина от Хрущева до Горбачева. М, 2003. С. 69.
34
следственных дел жертв массовых преследований. Документы могут быть доступны для научной работы только по прошествии 75 лет1. При этом речь идет лишь о небольшой части дел, не хранящихся в архивах спецслужб. Работа со следственными делами в полном объеме возможна только в том случае, если получено юридически подтвержденное согласие родственников или потомков жертвы, которых в большинстве случаев найти очень трудно, а чаще вообще невозможно. Фактически этот регламент противоречит указу бывшего Президента Российской Федерации Б. Ельцина от 23 июня 1992 г.2 Новый закон не защищает права жертв, а лишь затягивает научное выяснение обстоятельств массовых преступлений, совершенных государством, и препятствует получению ответа на вопрос о технологии преследований и об их участниках помимо сотрудников НКВД. Однако именно профессиональный анализ следственных дел мог бы помочь не только потомкам жертв, но и обществу в постижении механизмов следствия НКВД и объяснить, как, например, удалось вынудить их отцов и дедов, совершенно нормальных людей, дать ложные показания или подписать фантастические признания, выступить в качестве свидетелей против соседей, коллег и знакомых.
4. Случай и произвол: тезисы исследований
Историческое изучение и оценка массовых преследований 1930-х гг. продолжаются в настоящее время3. В отличие от девяностых годов двадцатого столетия, теперь в центре дискуссий в меньшей степени причины начала Большого террора, которые О. Хлевнюк еще раз систематизировал в следующем виде: усиление личной власти Сталина, уничтожение потенциальной «пятой колонны» перед лицом
1 Положение о порядке доступа к материалам, хранящимся в государственных архивах и архивах государственных органов РФ, прекращенных уголовных и административных дел в отношении лиц, подвергшихся политическим репрессиям, а также фильтрационно-проверочных дел — утверждено приказом Министерства культуры и массовых коммуникаций РФ, Министерства внутренних дел РФ и Федеральной службы безопасности РФ от 25.07.2006 г. // Российская газета. Федеральный выпуск.
2006. №4178. 22 сент.
2
Указ Президента Российской Федерации от 23 июня 1992 г. № 658 «О снятии ограничительных грифов с законодательных и иных актов, служивших основанием Для массовых репрессий и посягательств на права человека» // Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий. М., 1993. С. 5-6.
О дискуссии в исследованиях о приказе № 00447 до 2003 г. см.: Binner R., Junge М. «S etoj publikoj ceremonit'sja ne sleduet*. Die Zielgruppen des Befehls 00447 und der «Сгобе Теггог» aus der Sicht des Befehls 00447 // Cahiers du Monde russe. 2002. Vol. 43. № 1. P. 181-228; Юнге M., Биннер P. Как террор стал «Большим». С. 205-259.
35
военной опасности, решение проблемы бывших, возвратившихся из мест ссылки «кулаков», борьба против все еще сильной религиозности населения и религии как конкурирующей идеологии, ликвидация преступности1. В большей степени речь сегодня идет об общей оценке террора применительно к характеру сталинской системы, об установлении его масштабов, о реконструкции его реализации и о констатации воздействия террора на жертвы.
Но прежде всего исследователи озабочены вопросом рациональности или иррациональности, произвола и случайности в качестве главной отличительной черты применения насилия и массовых преследований. Общество «Мемориал», которое, как никто другой в России, прилагает большие усилия для раскрытия преступлений сталинского времени и добилось на этом пути признания и успехов, в своих тезисах, сформулированных в 2007 г. по поводу 70-летия Большого террора, отразило эту контроверзу: речь в них идет о «почти мистической непостижимости происходящего». Для большинства населения «логика арестов казалась загадочной и необъяснимой, не вяжущейся со здравым смыслом», поистине «гигантской лотереей». Возможность ареста обуславливалась принадлежностью «к любой категории населения», названной в одном из оперативных приказов, или «связями — служебными, родственными, дружескими — с людьми, арестованными ранее». 1937 год принес с собой «неизвестные до тех пор мировой истории масштабы фальсификации обвинений». Выдвигались «произвольные» и «фантастические» обвинения в контрреволюционном заговоре, шпионаже, подготовке террористических актов, диверсий и т. д. Предварительное расследование представляло собой, по мнению «Мемориала», «возрождение в XX веке норм средневекового инквизиционного процесса»: приговоры, выносимые без присутствия обвиняемого, судебные псевдопроцессы, отсутствие защиты и фактическое объединение ролей следователя, обвинителя, судьи и палача в одном лице. Признание вины было главным доказательством, а пытки применялись в массовом масштабе2.
Эти высказывания характеризуют государственное насилие 1937-1938 гг. как акт хаотического произвола и слепой случайности. Подобную точку зрения можно найти также у ряда исследователей, примеру у А. Ватлина (Московский государственный университет), который,
1 См. в первую очередь: Chlevnjuk О. The Objectives of the Great Terror, 1937— 1938// Soviet History, 1917-53. Essays in Honour of R.W. Davies / ed. by J. Cooper, M.Perrie, E. A. Rees. London, 1995. P. 158-176; ChlewnjukO. Das Politburo. Mechanismen der Macht in der Sowjetunion der dreiBiger Jahre. Hamburg, 1998. S. 246-269.
2 См.: Щербакова И. 1937 год и современность. Тезисы «Мемориала» // 30 октября. 2007. № 74. С. 1-2; Scerbakova I. Das Jahr 1937 und die Gegenwart. Thesen von ^Memorials. // Russlandanalysen. 2007. № 133. S. 6-11.
36
фокусируясь на региональном аспекте репрессий и на тех, кто совершал преступления на местах, пишет: «Именно здесь [на районном уровне в Московской обл.] абсурдность сталинских репрессий достигла своего абсолюта, торжествовал анкетный принцип и произвол слепого случая»1.
Действительно, случай и произвол были важными отличительными чертами событий 1937-1938 гг. Тот, кто считает иначе, ставит себя в сложное положение. Но нельзя не признавать того, что — во многом из-за дефицита источников — восприятие террора репрессированными элитами и официальная версия показательных процессов были непосредственно перенесены на характеристику всех событий Большого террора2. Подобное видение отображено и в суждении Карла Шлегеля о всех жертвах Большого террора: «Только немногие из тех, кого преследовали и казнили, знали, почему они были выбраны»3. Но при более пристальном рассмотрении, напротив, выявляется, что по меньшей мере в случае с «массовыми операциями» «слепой случай» едва ли может быть охарактеризован как главенствующий элемент. И в конце концов, из исследования А. Ватлина также следует, что решающую роль играл отнюдь не «произвол слепого случая». Точное описание Ватлиным проведения массовых преследований, в том числе выбора жертв и участия в репрессиях различных учреждений и организаций, демонстрирует, что произвол и лотерея имели свою внутреннюю логику и методу. Ватлин констатирует, что в авральных условиях работы органов (штурмовщины) летом 1937 г. не было времени для агентурной работы. Только участие институтов государства и партии в отборе будущих жертв позволило обеспечить массовый и всеобъемлющий характер карательной акции. При выборе жертв пользовались списками неблагонадежных сотрудников предприятий и учреждений, а также обращались к спискам исключенных из партии. Даже информация из справочных бюро была задействована органами для выявления потенциальных жертв4. В конце концов Ватлин констатирует, что существовали некоторые группы населения, «безусловно» относившиеся к жертвам5. Из описанных автором случаев становится к тому же ясно, что наряду с социальным и политическим происхождением влияние на выбор жертв имели и конкретные причины: несчастные случаи на производстве, критиче
Ватлин А. Ю. Следственные дела 1937-1938 гг. С. 183. Курсив издателей.
2 Например, см.: Bonwetsch В. «Der GroBe Terror* — 70 Jahre danach// Zeitschrift fur Weltgeschichte. 2008. Bd. 9. № 1.
3 Schlegel K. Terror und Traum. Moskau 1937. Munchen, 2008. S. 21.
4 Ватлин А. Ю. Следственные дела 1937-1938 гг. С. 184.
5 Ватлин А. Ю. Террор районного масштаба. С. 130.
37
ские высказывания, контакты с иностранцами, отказ подписаться на государственные займы, доносы1. Однако даже тем историкам, которые отводят случаю и произволу решающую роль в преследованиях 1937-1938 гг., таким, как исследователи «Мемориала» и другие, в равной степени свойственно осознание того, что наряду с «кажущейся бесцельностью» совершенно очевидно имелись определенные «группы риска», которые преследовались особенно, как это констатирует Карл Шлегель2. Так, Никита Охотин и Арсений Рогинский из «Мемориала» пишут в своей работе, посвященной «немецкой операции» НКВД: «Само собой разумеется, массовые репрессии 1937-1938 гг. были беспримерными не только в отношении их масштабов, а также в отношении их жестокости. Но они имели свою собственную логику, свои структуры и свои правила, которые, несмотря на многочисленные нарушения, гарантировали высокую степень управляемости процессом репрессий»3.
Новой тенденцией исследований является интерпретация террора, отрицающая толкование его как «слепого», «произвольного» и «беспорядочного». Напротив, она предполагает наличие у его инициаторов определенных рациональных целей и намерений, которые, однако, касаются не каких-либо конкретных действий в отдельных случаях, а общества в целом4. В центре подобных рассуждений находятся концепции, опирающиеся на идею Зыгмунта Баумана (Zygmunt Baumann) о «создании однозначности» в этническом, политическом и социальном смыслах, или, как это формулируют Баберовски и Деринг-Мантейфель, достижении «порядка через террор»5. Но для этих авторов также очевидно, что применение безудержного террора как средства достижения цели стало самоцелью6. В результате Боль
1 Ватлин А. Ю. Террор районного масштаба. С. 157-213; Он же. Следственные дела 1937-1938 гг. С. 196.
2 Schlfigel К. Terror und Traum. S. 627-628.
3 Ochotin N., Roginskij A. Zur Geschichte der deutschen Operation des NKWD 1937-1938 //Jahrbuch fur Historische Kommunismusforschung. 2000/2001. S. 121.
4 См., в частности: Binner R., Junge M. «S etoj publikoj ceremonit'sja ne sleduet». S. 181-228; Юнге M., Биннер R. Как террор стал «Большим». С. 221-225.
5 Baberowski J., Doering-Manteuffel A. Ordnung durch Terror. Gewaltexzesse und Vernichtung im nationalsozialistischen und im stalinistischen Imperium. Berlin, 2006; Baberowski J. Der rote Terror. Die Geschichte des Stalinismus. Munchen, 2003.
6 О сталинизме как об истории насилия см. также: Plaggenborg S. Stalinismus als Gewaltgeschichte // Stalinismus. Neue Forschungen und Konzepte / hg. S. Plaggenborg. Berlin, 1998. S. 71-112; об интерпретации роли террора для сталинизма: Bonwetsch В. Der Stalinismus der Sowjetunion der dreiBiger Jahre. Zur Deformation einer Gesellschaft // Verbrechen im Namen der Idee. Terror im Kommunismus 1936-1938 / hg. H. Weber, U. Mahlert. Berlin, 2007. S. 11-41.
38
шой террор характеризуется как «вакханалия убийств» или очередной «вал развязанного государством насилия», которое оказалось невозможно контролировать и которое в конце концов — особенно в том, что касается конкретных арестов и расследований, — приобрело совершенно незапланированное развитие. Именно такой вывод сделал Бернд Бонвеч, подчеркнув последний аспект1. Недостаточный, а в конце и полностью утраченный контроль описывается следующим топос, заимствованным у Моше Левина: «Политика Москвы в главном заключалась в том, чтобы "открыть шлюзы". Но вырвавшиеся из них потоки она не смогла контролировать»2. Аналогичным образом Баберовски и Деринг-Мантейфель пишут о «динамике безграничного отправления насилия», что привело к тому, что «террор стал самостоятельным явлением, а его первоначальный мотив оказался предан забвению»3. Леонид Наумов и Виктор Данилов также отказываются признавать за центральным механизмом распределения лимитов, т. е. за механизмом выделения московским центром квот преследования местным управлениям НКВД в рамках приказа № 00447, какие-либо реальные функции контроля или управления ходом операции. Лимиты трактуются ими не как высшие границы репрессивной активности, а как ее минимумы4. Все вышеприведенные характеристики действительно охватывают ряд существенных аспектов реальности 1937-1938 гг. Но они не объясняют в той мере, в какой это возможно и необходимо сделать с опорой на новые источники, соотношения случайности, произвола, планомерности и предвидения в рамках Большого террора.
В ряду других исследований истории массовых операций все снова и снова заявляет о себе позиция сотрудников спецслужб. Но систематическое изложение своей точки зрения удалось пока только Олегу Мозохину, сотруднику Центрального архива ФСБ и члену российского «Общества изучения истории отечественных спец
1 Bonwetsch В. «Der GroBe Теггог». S. 126, 136; Holm К. Bacchanal des Totens. Stalins Terror in der Provinz. Eine Moskauer Tagung // Frankfurter Allgemeine Zeitung. 2006. № 248. S. 44. В тезисах общества «Мемориал» массовые преследования также квалифицируются как «вакханалия террора». См.: Щербакова И. 1937 год и современность. С. 1-2. В «Der rote Теггог» Й. Баберовски подробно развивает эту концепцию, давая свою трактовку феномена Большого террора. Для Карла Шлегеля, который опирается на Алека Ноува, массовые операции представляются «эксцессом в эксцессе». См.: Schlogel К. Теггог und Traum. S. 639.
2 Bonwetsch В. «Der GroBe Теггог». S. 139.
Baberowski J., Doering-Manteuffel A. Ordnung durch Terror. S. 12. 4 Данилов В. П. Советская деревня в годы «Большого террора» // Трагедия советской деревни. Т. 5. Кн. 1. С. 45; Наумов Л. Сталин и НКВД. М„ 2007. С. 326,355.
39
служб». Он прежде всего предпринимает попытку спасти честь мундира тайной полиции, что находится в полном созвучии с наметившейся тенденцией реабилитации осужденных сотрудников НКВД1. В полном соответствии с названием своей книги «Право на репрессии» Мозохин выступает против недопустимой, с его точки зрения, криминализации советской тайной полиции. «Внесудебные полномочия» были делегированы органам НКВД высшим законодательным органом страны2. Таким образом, Мозохин сводит роль органов тайной полиции к чисто исполнительным функциям: «...ни одно решение не принималось органами безопасности и прокуратуры самостоятельно. Политбюро жестко контролировало деятельность этих ведомств, периодически заменяя руководящий кадровый состав партийными работниками... Все вопросы репрессивной политики государственных органов рассматривались, организовывались и направлялись через Политбюро»3.
Если дальше следовать аргументации Мозохина, то исключительную ответственность за Большой террор несет не НКВД, а Политбюро. Не без основания он выводит создание внесудебных органов, таких, как Особое совещание, «двойки» и «тройки», в которых НКВД играл доминирующую роль, из законов и постановлений Политбюро. То же самое справедливо для сферы компетенции этих органов, а также в отношении многочисленных приказов, директив и инструкций, которыми направлялась и сопровождалась их деятельность. Тем не менее, описывая деятельность НКВД в период Большого террора, Мозохин все же слишком явно защищает органы государственной безопасности от возможной критики. По его мнению, как прелюдия к массовым операциям, так и непосредственно Большой террор в первую очередь являлись немного неадекватной, но в своей основе вполне легитимной реакцией политического руководства СССР на внешнеполитические и глобальные экономические угрозы и только во вторую — реакцией на борьбу за власть внутри политической элиты (левый и правый «уклоны»)4. Подоплеку репрессий составляли психическая предрасположенность Сталина, его борьба за личную власть, а также его стремление внедрить бюрократическую систему. Уже для 1934 г. Мозохин констатирует: «Внешнее давление блокировало
1 О реабилитации некоторых сотрудников НКВД, принимавших участие в массовых преследованиях, см. статью в настоящем сборнике: Тепляков А. Г. Органы НКВД Западной Сибири в «кулацкой операции» 1937-1938 гг.
2 Мозохин О. Б. Право на репрессии: внесудебные полномочия органов государственной безопасности. М., 2006. С. 20-22.
3 Там же. С. 193-194.
4 Там же. С. 14-15,17.
40
тенденцию к некоторому смягчению карательной политики Советского государства, наметившуюся в это время»1. И в 1937-1938 гг. доминирующую роль при выборе главного направления массовых репрессий также сыграли военная опасность, обеспечение безопасности границ и гарантирование выпуска соответствующей промышленной продукции2. В качестве важнейшей целевой группы преследований в этот период выступают бывшие идейные противники И. В. Сталина, располагавшие политическим опытом и влиянием в партии и государстве3.
Очевидные внутриполитические факторы, включая охранительную и террористическую повседневность, рассматриваются Мозохиным только мимоходом. Практически без внимания остаются собственные предложения НКВД, направленные на борьбу с «недостатками», равно как стиль и методы этой борьбы. Таким образом, из поля зрения выводятся как собственная заинтересованность и свобода действий НКВД в репрессиях, так и солидарная ответственность органов тайной полиции за преступления. Если же обсуждения темы все же невозможно избежать, как в случае с приказом № 00447, органы НКВД оправдываются тем, что на них оказывалось давление, они науськивались, их вводили в заблуждение и не в последнюю очередь «притесняли» как их собственное высшее руководство, так и политики4. Мозохин демонстрирует свою принципиальную незаинтересованность в дискуссии: анализ других исследований у него полностью отсутствует, он использует и парафразирует исключительно и эксклюзивно только «объективные» материалы из Архива Президента Российской Федерации и Центрального архива ФСБ.
Другая форма оправдания НКВД наблюдается у В. П. Данилова, который стремился найти среди сотрудников органов госбезопасности противников подготовки и реализации массовых операций. Данилов объясняет факт ареста в июле 1937 г. ряда высокопоставленных сотрудников НКВД (А. Б. Розанов, И. M. Блат, П. Г. Соколов, П. Б. Рудь, Р. И. Аустрин) их неприятием массовых репрессий, в основе которого — личный негативный опыт, связанный с коллективизацией и индустриализацией 1928-1933 гг. Кроме того, утверждается, что вызванное 16 июля 1937 г. в Москву для инструктажа «руководство местных органов НКВД встретило директиву от 2 июля нега
Мозохин О. Б. Право на репрессии. С. 14.
2 Там же. С. 141,151,155,159-160,166-169,172,177,182.
3 Там же. С. 15.
4 Там же. С. 146,158,161,171.
41
тивно [...] в этой среде было нежелание участия в кровавой расправе с тысячами невинных людей»1.
Другие авторы констатируют, что даже на низшем уровне в НКВД существовало критическое отношение к террору и способность дистанцироваться от требуемых свыше карательных мероприятий. Такая позиция объясняется точным знанием как ситуации на местах, так и «врагов», скорее оцениваемых чекистами как безвредные. Эта исследовательская позиция создает впечатление, что карательные органы на местах адекватно оценивали ситуацию, но ничего не могли противопоставить предписанным сверху карательным мероприятиям2.
Одним из вариантов данной интерпретации являются дискутируемые харьковским историком Вадимом Золотаревым высказывания ряда сотрудников УНКВД по Харьковской области, согласно которым операция сначала протекала «нормально» и только под давлением центра, оказанным во время командировки заместителя народного комиссара внутренних дел Л. Н. Вельского в начале августа 1937 г., в отдельных областях Украины произошли эксцессы3. Начальник одного из Особых отделов УНКВД по Западно-Сибирскому краю Егоров полагал, что операция вышла из-под контроля уже после октября 1937 г., причем Егоров также следует образцу, согласно которому это произошло в результате негативных инструкций и приказов московского руководства НКВД4. Пикантным образом сотрудники НКВД разделили такую оценку ситуации с заместителем народного комиссара внутренних дел СССР М. П. Фриновским, который в своем заявлении от 13 апреля 1939 г. о проведении приказа № 00447 в масштабах Советского Союза утверждал, уже находясь под арестом, что карательные мероприятия «в первые месяцы [...] протекали нормально»5.
1 Данилов В. П. Советская деревня в годы «Большого террора». С. 34-35,43.
2 Карманов В. Чекистская междоусобка // Кузбасс (Кемерово). 1997. 13 нояб.; Онищенко В., Павлов С. Глас вопиющего... в застенках НКВД // Юрга. 2004. 15 дек. С. 5; Ватлин А. Ю. Террор районного масштаба. С. 110-119; Лейбович О. Сотрудники НКВД в Прикамье в 1937-1938 гг. (неопубликованное выступление на конференции «Les mecanismes de la terreur*. 9-11 декабря 2007 г., Париж).
3 См. статью В. А. Золотарева «Особенности работы УНКВД по Харьковской области во время проведения массовой операции по приказу № 00447» в настоящем сборнике.
4 Письмо бывшего чекиста, заключенного Усть-Вымского ИТЛ П. А. Егорова И. В. Сталину с просьбой о помиловании. 20 декабря 1938 г. // История сталинского ГУЛАГа. Т. 1.С. 313-325.
5 См.: Спецсообщение Л. П. Берии И. В. Сталину с приложением заявления М. П. Фриновского. 13 апреля 1939 г. // Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД, 1937-1938. С. 48; Мозохин О. Б. Право на репрессии. С. 212.
42
В новейшей публикации «Сталин, НКВД и репрессии 1936-1938 гг.» ее авторы — начальник кафедры истории отечества и органов безопасности Академии ФСБ РФ Владимир Николаевич Хаустов и сотрудник Института истории экономики Стокгольмской школы экономики Леннарт Самуэльсон (Stockholm School of Economics, Institut for Research in Economic History) — в первую очередь интересуются ролью Сталина в осуществлении массовых репрессий, при этом под массовыми репрессиями подразумевается также преследование элит1. Их вывод в отношении массовых операций (приказ № 00447 и «национальные» операции) гласит, что Сталин здесь, в отличие от широкого и детального участия в акции против элит, вмешался только в двух случаях, а именно в начале 1938 г., «расширив сферу применения внесудебных репрессий» и направив их против служащих железных дорог и бывших политических конкурентов большевиков — эсеров, анархистов, меньшевиков и т. д.2 В общем и целом, по их мнению, осуществление массовых операций было поручено местному партийному и чекистскому руководству. Сталин не вмешивался в их проведение, «ограничиваясь общими указаниями об увеличении лимитов, поощряя усердие НКВД»3.
Из этих рамок полностью выпадает интерпретация Виктором Даниловым «кулацкой операции» как составной части политики «кнута и пряника» в отношении сельскохозяйственного сектора. Согласно его аргументации, в качестве «кнута» операция по приказу № 00447 должна была оказать давление на сельское население, а другие мероприятия, такие, как облегчение процедуры для вступления единоличников в колхозы, снижение налогов и плановых цифр заготовок, напротив, должны были сигнализировать населению о готовности государства пойти навстречу деревне4. Но и в данном случае в первую очередь речь идет о мотивах и причинах операции в целом и почти не затрагивается вопрос о соразмерности и логике ее проведения, впрочем, как и в большинстве интерпретаций террора.
5. Реализация приказа № 00447: сводный итог
В работе над проектом «Большой террор в советской провинции 1937-1938 гг.» последовательно исследовалась перспектива конкретного проведения самой массовой операции, систематически докумен
1 Хаустов В., Самуэльсон Л. Сталин, НКВД и репрессии 1936-1938 гг. М, 2008. С. 6.
2 Там же. С. 273-274, 282.
3 Там же. С. 281, 286,328.
4 Данилов В. П. Советская деревня в годы «Большого террора». С. 40-42.
43
тировались и анализировались все ее этапы. Основные результаты проекта, изложенные в вышеупомянутых документальных изданиях и в ряде статей данного тома, собранные воедино, способны воссоздать общую картину.
Основополагающий методологический посыл проекта — выбор исследуемых регионов по определенным критериям — привел к следующему выводу: в рамках приказа № 00447 произошел широкий перенос полномочий и компетенции от московского партийного и чекистского центра к подчиненным органам НКВД республиканского, краевого, областного и районного уровня. Это важнейшее отличие «кулацкой операции» в сравнении с остальными операциями, включая преследования элит в «нормальном» судебном порядке. Как симптоматический можно оценить уже зафиксированный в приказе № 00447 принцип действия, в соответствии с которым приговоры тройки не нуждались в предварительном одобрении Москвы. Напротив, протоколы троек, следственные дела и регистрационные карты посылались в НКВД, в Москву, лишь тогда, когда приговоры уже были вынесены и зачастую приведены в исполнение. Только начиная с 15 сентября 1938 г. такое же перенесение компетенции стало практиковаться в ходе «национальных операций», а соответствующий контингент стал осуждаться так называемыми национальными или особыми тройками. До этого момента «двойки» должны были получить подтверждение своего решения в Москве.
Именно в предоставлении регионам этого собственного «пространства действия» заключается одна из важных причин, обусловивших серьезные различия в конкретном проведении приказа инстанциями и местными сотрудниками НКВД. С одобрения свыше специфику проведения операции и основные ее моменты определяли как локальные проблемы, нужды и предпосылки (географическое положение, социальная и этническая структура, соотношение городского и сельского населения, уровень индустриализации и коллективизации, исторические предпосылки), так и предпочтения и стиль соответствующего управления НКВД.
Это в особенности касается пяти сфер: 1) количество осужденных, включая соотношение вынесенных приговоров к смертной казни и к лагерному заключению; 2) длительность проведения операции в отдельных регионах; 3) выбор и «обработка» целевых групп в рамках задач, поставленных московским центром; 4) технология осуждения через тройку; 5) различия в составлении и ведении следственных дел, которые очевидны, но, вероятно, имеют второстепенное значение. По меньшей мере, никаких прямых последствий этих различий установить не удалось.
44
